Язва - Хеннеберг Натали - Страница 21

Звездолеты пролетали мимо, обмениваясь новостями с маяком; Айрт довольно быстро научился управлять им. Мальчик подрастал, он любил безграничный океан — огромное поле гигантских бриллиантов и дрожащих спиральных туманностей. Он был хорошо развит физически — красивый боец, гибкий и стройный, как стрела. Рыжие кудри, казалось, жили своей особой жизнью. Из-за того, что он слишком долго любовался пространством и звездами, его серые глаза были какими-то отрешенными, словно подернутыми голубой дымкой.

Товарищи его отца сложились, подарили ему новый скафандр, и он время от времени начал покидать прозрачный купол и бродить по небольшому королевству, по планетоиду, который, будто заведенный, кружился по своей причудливой орбите. Год его равнялся тысяче девятистам дням и шести часам или десяти месяцам зимы с коротким летом…

Он много мечтал, то ли из-за земных микрофильмов, то ли от предрасположенности беспокойного ума. Он еще точно не знал, чего хочет: летать — ведь мир был таким огромным — или остаться со своей любимой семьей? Побывать на других планетах, таких прекрасных и разных, посмотреть вблизи на звезды, которые так похожи на глаза матери, послужить Земле, бороться, может быть, пострадать за самое великое дело… в общем, он был вполне обычным мальчишкой. Его сестра ни разу не покидала купол, ни разу не видела снов. Мать сделала ей пластиковую куклу, которую назвали «Маленькая Сирена». Каждый вечер — время считалось по-земному — отец показывал и комментировал какой-нибудь земной микрофильм. Он начал с Библии, но очень быстро отказался от этого: ну что могли значить все эти истории о королях, о судьях и придворных, о выигранных битвах и уничтоженных народах для белокурой немой женщины и для детей, родившихся на астероиде? Потом он заметил, что Изольде и Диане в чтении больше всего нравятся напевные интонации, и начал читать им стихи.

Между вахтами на маяке все они собирались в салоне. Используя мебель с кораблей, потерпевших крушение, они создали в доме почти земной комфорт. В огромном торцовом окне, где мерцали яркие, беспощадные звезды, висели даже тяжелые бело-розовые шторы в мелкую клетку. Детям они очень нравились.

Словом, семья устроилась, как устраиваются потерпевшие кораблекрушение на скале, куда их выбросил бурный океан…

А потом наступил тот день…

Вспоминая об этом, Айрт снова видел призрачный свет какой-то блуждающей звезды, что пролетела за сотни парсеков от них, озарив горизонт мимолетными вспышками золота и перламутра. Это было феерическое зрелище, которое сопутствовало короткому лету… На другом конце горизонта астероида занималась заря, и Айрт решил добраться до другого «конца света», принести мягких лишайников и спелых ягод с кустарников, вывезенных с Земли, наловить на озере рачков. Да, их называли «рачками», хотя они, скорее, походили на студень… Мама и Диана очень любили их.

Итак, он вышел в своем скафандре и довольно быстро добрался до озера. В искусственных джунглях атмосфера была вполне пригодной для дыхания, и он осмелился снять шлем и начал первый раз в своей жизни жадно вдыхать этот воздух — настоящий земной воздух, пахнущий холодной водой, рябиной, диким гиацинтом — настоящий аромат земных перелесков, неведомый до сих пор. Он рождал в душе Айрта глубокие сокровенные ассоциации… В самом деле, это было так красиво — верхушки огромных папоротников казались посеребренными перламутровой росой, и на концах широких лепестков водяных лилий тоже дрожала роса, сверкая гигантскими бриллиантами. Когда Айрт оказался рядом с водной гладью, на отлогом спуске, покрытом мхом, он почувствовал, как сердце его сжалось, словно от какого-то предчувствия. И только. И уж совсем никакого предчувствия не было у него, когда перед уходом он поцеловал свою мать в висок, рядом с седой прядью, которую отец заметил только вчера: «Что, Иза, твое золото стало серебряным? А разве не вчера я привез тебя на этот астероид, где мы столько выстрадали — и где мы были так счастливы?» К ним тогда подбежала Диана, волоча за длинные волосы Маленькую Сирену.

— Айрт, ты принесешь мне клюквы?

— Ну, конечно.

— И колючих каштанов. И морской капусты.

— Да, да…

— А если ты найдешь эти красивые штуки — ну, такую, с одной стороны белую, а с другой — розовую, — она сложила руки чашечкой, — скажи, ты мне сорвешь хотя бы одну?

Он отстранился, разжимая нежные, но цепкие пальчики.

— Диана, тебя зовет мама. Иди. В гидропонном саду есть цветы…

Но девочка скорчила гримаску:

— Да, но я хочу цветок, растущий на свободе!

— Я обещал тебе — значит принесу. Ну, иди же, Диана.

А наверху, на маяке, отец включил свет…

…да, он ничего не почувствовал, он был всего лишь тупым животным. Дикарем. Он даже не понял, что видит их всех в последний раз. Он был захвачен открывающимся перед ним загадочным миром, неописуемой прелестью дикого ландшафта под звездами наступающих сумерек, в которых поблескивали фосфоресцирующие лишайники, волнующейся воды в озере, окруженном обрывистыми стенами кратера — жалкой копии гигантских океанов Земли…

В мелкой воде вокруг маленького астронавта кишела масса космических медуз. Они прилипали к ногам, волочились за ним среди тонких стеблей болотных растений — он рвал их охапками, вперемешку с плавучими водорослями, глубоко вдыхал их запах, погружал в них лицо.

Все-таки лето на затерянном астероиде было чрезвычайно благодатным, все цвело, а над озером клубился перламутровый туман. Охваченный сладостной истомой, Айрт опустился на колени в высокой ранней траве, потом лег и, сорвав стебелек, начал жевать его: он был сочным и немного горьковатым. «Так вот она какая, Земля, — подумал он. — С тонким ароматом, покрытая зеленью, теплая, плодородная. И как хорошо лежать вот так: ни о чем не думая, глядя на звезду — самую далекую, самую чистую, самую холодную…» Он бездумно поискал глазами Полярную звезду.

И как раз в это мгновенье глухой толчок потряс астероид. Что это было, Айрт не смог понять. Он потерял чувство времени, скорее всего, он перемещался в нем по своей воле. Позднее, значительно позднее, Вселенная поймет, какая ужасная мощь проявилась в это мгновенье. Айрту, который успел в это время слетать к Полярной звезде, показалось, что он просто задремал на несколько секунд. Голубой бриллиант Веги спустился к горизонту. Охапка собранных трав, несколько увядшая, распространяла вокруг себя нежный и грустный запах увядающей зелени. Похолодало.

Мальчик поднялся с травы. Ему стало стыдно, что он так задержался, родители, наверное, уже беспокоятся. Он сбросил в воду несколько медуз, слишком сильно светящихся, сорвал три поникшие лилии и побежал. Он уже представлял скорую встречу со своим маленьким семейным очагом, улыбку матери — «привет, малыш!» — Ларса Рега и Диану, танцующую от радости при виде лилий. А он скажет им: «Привет, маман! Привет, Диана! Вот, папа, медузы, то есть, я хотел сказать, рачки!»

На плато было холодно, воздух был тяжелым, и с каким-то нехорошим предчувствием в глубине души мальчик натянул шлем и застегнул скафандр. «Мама будет довольна, я был осторожен…»

Это были его последние беззаботные мысли. Дальше начался сплошной кошмар. Тусклый свет звезд освещал пустынное плато, на котором ни одно здание не отбрасывало больше своей расплывчатой тени, а сами звезды не отражались больше в зеркальной поверхности синтетического купола — на плато просто ничего не было…

«…Понимаете, командир, вообще ничего! Ни станции, ни маяка. Ни отца, ни матери, ни сестренки. Ничего, кроме опаленной скалы, обломков металла и пепла. И, боже мой, этот ужасный запах! Я побежал, не разбирая дороги, мой скафандр лопнул, колени были разбиты в кровь, я был весь ободран… Я кричал, звал их… но вокруг была только тишина, а в небе виднелась розовая комета, она уже исчезала. На какое-то мгновение я подумал, что все это натворила комета, но нет, она проходила слишком далеко, в десяти парсеках, по крайней мере. А в самом центре плато, там, где раньше стоял маяк (я это высчитал потом), я наткнулся на огромный металлический знак земного происхождения с надписью „МРАК“… Что это значит, командир?!.. Что это значит, объясните мне?!»