Пепел Марнейи - Орлов Антон - Страница 3

– Подумаю. До завтрашнего утра, ладно? Он же все-таки колдун какой-никакой… Не угостишь куском хлеба? Я так или иначе отработаю – пол подмету, помои вынесу.

– Не угощу, – голос Груве стал жестким. – Вот надумаешь что-нибудь завтра утром, тогда посмотрим насчет куска.

Гаяну ничего не оставалось, кроме как кивнуть и выйти вон. Так и не научился попрошайничать. Может, если бы сумел взять верный тон, подъехать так или эдак, подпольный воротила расщедрился бы на миску позавчерашней баланды?

Демоны, тигровый и белый с хищно шевелящимися лазоревыми ресницами, проводили его до дверей зала задумчивыми взглядами. От этого стало совсем тошно.

Длинная пыльная улица с вымирающими лавчонками на первых этажах шла под уклон. Местами из разбитого тротуара выпирали, словно ребра, марши ступенек, до того истертых, что лучше бы их тут вовсе не было. Гаян подумал: будь он по-настоящему, до полуобморока, голоден, легко бы на этих лесенках навернулся. Спасибо утренней охоте.

Предвечернее солнце золотило окна и тусклые витрины, булыжники изношенной мостовой, дверные ручки, дешевую бижутерию на прохожих (только сумасшедший или демон будет разгуливать по этим улочкам, нацепив дорогие украшения).

Из-за поворота пахнуло сыростью. Проулок, залитый ошеломляющим медовым сиянием – словно врата в блаженную страну, где все живут долго и безбедно – вывел к скопищу ветхих глинобитных сараев с черными дырами вместо окон и дверей. Среди них затесалось несколько добротных построек, увешанных амбарными замками, как новогоднее Древо Изобилия монетами на ленточках.

За развалюхами простирался топкий пустырь, заросший осокой. Обычная картина. Если природные условия позволяют, без трех-четырех заболоченных участков по окраинам города никак не обойдется, но чего и ждать, если за Стража в этом мире – камышовый кот? Наверное, Он считает, что болото – самое безопасное на свете место.

Пройдя по расхлябанным дощатым мосткам, проложенным через царство лягушек, тритонов и стрекоз, Гаян выбрался на дорогу, ведущую к пакгаузам.

Берег моря скрывали олеандровые заросли. С другой стороны, за тихим камышовым раем, виднелся город – блеклый, неряшливый, неприветливый. Давно пора уносить отсюда ноги. Это следовало сделать еще в позапрошлом году, но сначала Гаяна держал здесь мучительный и бестолковый роман с Фианой Элжено, субреткой Ивархийского театра Драмы и Пристойной Комедии (она давно уже смылась, кто-то из поклонников ее увез), потом он страдал по поводу разлуки, отринув презренные житейские проблемы, потом, пока еще водились деньги, всячески оттягивал тот момент, когда надо будет взойти на борт корабля… Вот и дооттягивал. Теперь ему с Ивархо не выбраться. Он мог бы уплыть на материк пассажиром: всю дорогу лежать пластом, и чтобы кто-нибудь из обслуги уносил-приносил тазик, но этакая роскошь стоит недешево. Из-за патологической подверженности морской болезни ему не светит наняться на судно матросом. Даже если возьмут вдругорядь, после скормят акулам или продадут работорговцам, и поделом.

Надо раздобыть денег. Игры демонов. Участие в войне Груве против Хамфута Дождевика. Посещение смертельно опасного сонного дома. Варианты один краше другого.

Стеклянная хоромина царственно торчала над крышами, ловя отблески сползающего за пакгаузы светила. Все идет к тому, что очень скоро Гаян там побывает. Он для этого почти созрел. Во всяком случае, против двух альтернативных вариантов бунтовали остатки его гордости, никчемной, истерзанной, но все еще живой.

Выторговать у заказчика приличествующую заданию экипировку и полный набор защитных амулетов. В конце-то концов, это в его интересах, чтобы домопроходец вернулся живым! Что будет внутри, в общих чертах известно: лифты, железная нежить, цветные призраки, зубастые лестницы-каталки, воздушные ловушки… Как утверждают бывалые домопроходцы, главное – не забывать о том, что все это, по крупному счету, ненастоящее. Обман реальности. То, чего здесь и сейчас быть не должно. На самом деле все это просто-напросто снится в нескончаемых кошмарах камышовому коту, который когда-то был человеком по имени Хальнор, а еще раньше, говорят, богом-хранителем мира Сонхи.

Если сумеешь поверить в то, что в этих осколках инородной реальности нет ничего ужасного, напасти сонного дома тебя не тронут. Только верить надо по-настоящему, ни на полушку не сомневаясь. Гаян не знал, правда это или нет, но по-любому не принадлежал к числу тех полоумных счастливчиков, которым что сонный дом, что портовый кабак – никакой принципиальной разницы.

Не сразу обратил внимание на мокрые следы. Точнее, заметить-то заметил, но вначале не уловил, что с ними что-то не так.

Справа, за гущей олеандровых зарослей, склон обрывался, ниже тянулись узкие каменистые пляжи, заваленные обломками размокших досок, плетями пахучих водорослей, раковинами в известковых фестонах, рыбьими скелетами и прочими дарами прилива. Кое-где за кручу цеплялись старые каменные лесенки без перил – грезы самоубийцы. Ими редко кто пользовался. Невелики шансы найти внизу что-нибудь стоящее, а свернуть себе шею – запросто. По слухам, эти лестницы сохранились еще с тех времен, когда Унбарх с Тейзургом воевали, будь оба неладны.

Неширокий просвет в ядовитой зелени – проход к ступенькам. Следы вели оттуда, их сопровождали мокрые кляксы: словно кто-то искупался прямо в обуви и одежде, а после поднялся наверх и пошел по дороге к пакгаузам, причем с него в три ручья бежала вода. Или с нее. Судя по размеру ноги, это скорее женщина или ребенок, чем взрослый мужчина.

Теперь Гаян припомнил, что видел издали одинокую фигурку, бредущую в ту сторону. Она уже скрылась за первой из длинных построек с налепленными под застрехой птичьими гнездами, похожими на комья бурой глины.

Сам не зная почему, он ускорил шаги. Слишком медленно высыхают эти следы, вот что странно. И воды столько, словно их обладательницу несколько раз окатили из ведра. В лужицах копошилось что-то мелкое, едва различимое.

Склонившись над мокрым пятном, Гаян сощурился: крохотные стеклянистые рачки, но их становится все меньше – исчезают, как будто превращаются в капли влаги. Защита от пересыхания. Одно из двух: или какое-то морское чудище пошло гулять по берегу, или… Он выпрямился и бросился бегом, огибая пакгауз. Если первое «или» – ничего страшного, он успеет сбежать, обитатели моря, исключая амфибий, на суше медлительны и неловки, а если второе – ему несказанно повезло. Лишь бы никто не опередил.

Заброшенная часть пришедшего в упадок ивархийского порта. Двери складов заколочены крест-накрест гнилыми досками. Ни одного прохожего, только птицы на загаженных крышах да плетется вдоль стены старая худая собака, похожая на гиену – она шарахнулась от выскочившего из-за угла человека и зарычала, показав пожелтелые клыки.

Вялый шум порта доносился издалека, с той стороны, где небо постепенно окрашивалось в миндально-розовый.

Обогнув строение из серого кирпича, которое в придачу к ласточкиным гнездам могло похвастаться пучками колосящейся травы на крыше, Гаян спугнул еще двух собак, чуть не запнулся о гниющую посреди мостовой овечью голову, миновал шаткий штабель грязных пустых ящиков, снова повернул – и наконец-то увидел ее. Свой счастливый билет на материк.

Она была невысокая, полная и широкобедрая, в насквозь мокром платье, облепившем бесформенную расплывшуюся фигуру. Влажные длинные волосы цвета слоновой кости. Округлое лицо, светлые брови и ресницы, прямой носик, маленький рот. Молочно-белая кожа. Слезящиеся от непривычной сухости голубые глаза смотрят по-детски бесхитростно и в то же время непримиримо. Ясно, что она хочет крови. И ясно, чьей. И наверняка не постоит за ценой.

Пониже уха воспаленный розовый рубец длиной в полпальца, такой же должен быть с другой стороны: это зарастают жаберные щели. Позже на их месте останутся неприметные белесые шрамы.

Увидев Гаяна, она несколько раз моргнула, взмахнула руками, отчего с широких рукавов, расшитых по краям жемчугом и кораллами, закапала вода, и неуклюже попятилась.