Испытание - Алексеев Николай Иванович - Страница 49

Весь огонь их зениток теперь направился на ее самолет. Острая боль пронзила бедро. Перед глазами зарябили разноцветные круги… Вера чувствовала, что раненые рука и нога деревенеют и уже не слушаются ее разума и воли. А подбитый самолет, как назло, туго поддавался управлению. Он шел боком над лесом, упорно поворачивая в стан врага.

Что было силы Вера нажала здоровой ногой на педаль, но педаль не пошла вниз. Упершись лопатками в спинку сиденья, превозмогая боль, от которой темнело в глазах, она надавила на педаль. Перебитый трос лопнул, нога сорвалась и с силой ударилась о перегородку. Самолет резко бросило влево.

Ужас охватил Веру. Ей грозило самое страшное – попасть в плен… Рука невольно легла на кобуру, но Вера тут же остановила себя: «Надо попытаться дотянуть до своих!.. Попытаться!.. Может быть, еще удастся… Может быть…»

Но самолет терял высоту и несся прямо на лес.

Вот промелькнула роща, прогалина, потом другая… Задевая хвостом верхушки деревьев, машина вдруг резко нырнула вниз. Едва Вера выключила газ, как самолет ударился о землю, подскочил, потом ткнулся носом в землю и повалился набок.

Когда Вера очнулась, первое, что она услышала, было громкое тарахтение самолета.

«Наш или фашист?..» – подумала Вера. Она выхватила пистолет и хотела выбраться из самолета, но окаменевшее тело ей не подчинялось. Закусив до боли губы, она схватилась за борт и, вцепившись в него, снова попробовала подняться, опираясь на здоровую ногу. Однако невыносимая боль охватила ее, и она, обессилев, снова упала на сиденье.

Вскоре она услышала, как хрустит под чьими-то ногами валежник. К ней бежали.

– Стой! – крикнула Вера и вытянула вперед дрожащую руку с пистолетом. – Стой! – и выстрелила в ту сторону, откуда доносились приближающиеся шаги…

Напрягая последние силы, она выпрямилась во весь рост, со стоном перевалилась через борт и упала на мокрую землю.

– Стой!.. – прохрипела Вера, уже теряя сознание и судорожно шаря рукой по земле, пытаясь нащупать выпавший из рук пистолет.

– Железнова! – крикнул Урванцев, светя перед собой фонарем. – Это я!..

Но Вера уже ничего не слышала.

Урванцев опустился около нее на колени. Он осторожно стал ощупывать ее окровавленную руку.

– Сердце мое!.. – шептал он при этом. – Ну как же так? Куда же тебя, сестренка, ранило?

Вдруг Вера пришла в себя. Она приподнялась, опираясь на локоть, и застонала.

– Вера Яковлевна, это я… Я… Костя Урванцев… Узнаешь?

– Костя!.. – Вера вздохнула с облегчением, и голова ее медленно опустилась на землю.

Урванцев торопливо разрезал рукав ее комбинезона и теплой фуфайки, приподнял Верину руку и положил на сумку. Кровь темной струйкой змеилась по руке. Костя вытащил из кармана индивидуальный пакет, зубами рванул серую оболочку, наложил на рану подушечки и забинтовал.

– У меня в кабине два пакета, – хрипло проговорила Вера.

Костя полез в самолет. Вера перебирала здоровой рукой пуговицы комбинезона, но никак не могла расстегнуть промокшую одежду.

– Зачем расстегиваешь? – Костя осветил фонарем бледное лицо Веры.

– Нога… – Вера показала на бедро. – Там больно…

– Нога? – переспросил Урванцев. Он дотронулся до нее, но Вера оттолкнула его руки.

– Расстегни только комбинезон, а потом я сама, – попросила Вера.

Но Костя не послушал ее. Ему удалось наконец распороть ножом штанину до самого пояса.

– Костя, я сама!.. Нехорошо… Дай мне пакет… – прерывающимся от боли голосом говорила Вера.

– Не надо стесняться!.. Я ведь должен тебе помочь… – Костя обнажил ногу. – Согни-ка ногу…

Он ловко подхватил ее ногу под колено, и нога сама послушно согнулась, но это причинило Вере такую боль, что она чуть снова не потеряла сознание. Рана от разрывной пули кровоточила на ее бедре.

Урванцев быстро забинтовал рану и, опустив штанину, перевязал ногу еще в нескольких местах.

– Вот и все!.. – сказал он, заглядывая в глаза Вере, которая теперь уже не сдерживала своих стонов. Не поднимаясь с колен, он выпрямился и огляделся кругом. – Теперь задача: как нам с тобой подняться?.. Ведь уже ничего не видно. – Костя на мгновение задумался, потом вскочил, взял Веру на руки и положил ее под деревом на свою куртку. – Полежи здесь. Я сбегаю к самолету, обмозгую. – И он скрылся за темной шапкой куста.

Веру то бросало в жар, то бил озноб, лицо покрывалось холодным потом.

Вдалеке грохотала канонада. Казалось, этот грохот с каждой минутой приближается. Наконец рядом захрустел валежник, и слабый свет фонарика пронизал вечернюю тьму.

– Ну что? – спросила Вера.

– Ни зги не видно. Придется ждать рассвета, – ответил Костя, подойдя к ней.

Вера застонала.

Урванцеву стало не по себе.

– Что, Вера Яковлевна? – нагнулся он к ней. – Плохо тебе?

– Да, – чуть слышно проговорила она.

Костя заволновался еще больше. В его голове рождалось много планов, как вылететь отсюда, но все они были неосуществимы, и он сам их отвергал. Вдруг ему послышалось, что где-то неподалеку простучал пулемет. «Неужели фашисты?» – Костя обернулся в ту сторону и напряг свой слух. Он услышал, как фыркнула лошадь. Затем явственно донеслось глухое постукивание колес. Костя бросился вперед и притаился в кустах около дороги, держа наготове пистолет. Мелькнула мысль повернуть подводу обратно и отправить на ней Веру.

Урванцев до боли в глазах всматривался в темноту, но на заросшей лесной дороге ничего нельзя было разобрать.

Лишь по скрипу колес да по посапыванию лошади можно было предположить, что кто-то едет на подводе. Когда подвода поравнялась с Костей, он крикнул:

– Стой!.. Куда едешь?

С подводы спрыгнули, и, как показалось Косте, там был не один человек.

– Домой… – спокойно ответил мужской голос.

– А откуда? – Костя подошел к подводе и, взяв лошадь под уздцы, остановил ее.

– Оттуда… – отозвался из темноты другой мужской голос. – Хотели через фронт пробраться, да не удалось. Вот обратно едем… Анисим, трогай!

– Погоди, Анисим! – Костя еще крепче вцепился в узду лошади.

Ему показалось, это этот невидимый ему человек соврал, что фронт вовсе не там, откуда шла подвода, потому что в той стороне было относительно тихо. Костя запустил руку под брезент, покрывавший подводу, и нащупал мешок – как будто с мукой, другой поменьше, сыроватый, – видимо, с солью. За ними были еще мешки и небольшой, сундук.

– Запасливый, – сказал Костя и осветил фонариком подошедшего к нему человека. – Корову фашистам, что ли, отдал?

– Почему отдал? Отняли, – ответил тот.

– А это кто? – Костя перевел луч фонарика на женщину, повязанную большим серым в клеточку платком. Она показалась ему совсем молодой.

– Жена…

– Жена-а? – повторил Костя и снова навел луч света на мужчину. – Оружие есть?

– Какое у нас оружие? – ответил мужчина. На его давно не бритом лице под черными мохнатыми бровями блестели беспокойные глаза.

– Руки вверх! – скомандовал Костя.

– А ты кто такой, дорогой товарищ? – спокойно спросил мужчина. – Если ты советский человек, то тебе нечего нас бояться. Мы тоже советские.

– Врешь! Если бы ты был советский человек, то не бежал в тыл врага. Выкладывай оружие!..

– Слушай, товарищ! – Мужчина отступил на несколько шагов назад. – Если бы мы были враги, то, наверно, трое-то как-нибудь с тобой справились. Лучше скажи: что тебе нужно?

Костя не поверил ему, но необходимость поскорее оказать Вере помощь заставила его рассказать правду.

– Раненая летчица?.. – переспросил мужчина. – Надо помочь! – И он крикнул в темноту: – Маруся, Анисим, пошли!..

– Анисим пусть подводу поворачивает, – сказал Костя, – мы и без него справимся.

– Назад мы, товарищ, ехать не можем, – возразил мужчина.

– Как же можете? – вскипел Костя. – Куда же вы везти хотите? К фашистам, что ли? Поворачивай, Анисим!

Анисим прикрикнул на лошадь, вожжи шлепнули по ее мокрым бокам. Телега скрипнула, и лошадь, хлюпая копытами, потащилась вперед. Костя не трогался с места, ожидая, когда подвода вернется обратно. Но она не вернулась. Проскрипев еще немного, она остановилась.