Котт в сапогах. Конкистадор. - Ковалев Сергей Алексеевич - Страница 4

То, что в нынешние времена ДОД проводился внутри дворца, здорово облегчало работу мне и людям схожих профессий. Я с комфортом расположился за ширмой, вполне успешно имитирующей часть дворцовой стены,— если не знать заранее, и не догадаешься. Немедленно появился паж с блюдом, наполненным мелкими жареными рыбками.

Из-за перегородки потянуло чесноком.

— Доброго дня, ваше преосвященство! — вежливо поздоровался я с кардиналом Пузорини.— Вы, я чую, все так же упорно не верите, что сухарики с чесноком вредят вашей фигуре?

— Ах, заблудший сын мой! — раздался из-за перегородки жизнерадостный голос, совершенно не вяжущийся со скорбными словами.— Что есть тело человеческое? Не более чем прах перед лицом бессмертия души. Так какая разница, был ли этот прах строен, как кипарис, или тучен, как стада фараона египетского до его недальновидной размолвки с Моисеем? К тому же, если мой нос меня не обманывает, ты и сам не изменил своей привычке баловать грешную плоть жареными красноперками?

— Ну... я же известный грешник! — усмехнулся я, устраиваясь на диванчике.

— В смирении истинная праведность! — нравоучительно сообщил из-за перегородки кардинал, смачно похрустывая сухарями.— Не пристало и мне претендовать на безгрешность. Не так ли, друг Герхард?

— Вы все шутите, ваше преосвященство,— неодобрительно отозвался из-за следующей ширмы Ле Мортэ.— А между тем в вашем ближайшем окружении готовится покушение на вас. Я еще две недели назад отправил вам доклад, но, судя по тому, что никаких мер принято не было, ваш секретарь также входит в число заговорщиков.

— Это вы про Марка Душана и Джузеппе Тупоэзи? Читал, читал я ваш доклад. Но, право слово, вы слишком уж серьезно относитесь к вполне естественным карьерным устремлениям молодежи. Я давно знаю про этот их «заговор».

— И ничего не предпринимаете? — Возмущению начальника Тайной Канцелярии не было предела.

— И ничего не предпринимаю,— невозмутимо подтвердил Пузорини. — Джузеппе слишком наивен, наказывать его — тогда уж наказывать и Марка, втянувшего глупого мальчишку в эту историю. А Марка я сейчас наказывать не хочу. Он молод, но умен и амбициозен. Ах! Он так напоминает меня самого много лет назад! Если его энергию аккуратно направить в нужное русло, через несколько лет он вполне сможет стать мне достойной сменой.

— Никак вы собрались на покой? — удивился Герхард.

— Ну что вью! Безделье — гибель для души. Просто к тому времени, я уверен, появится вакантное место в Риме. А мне не хотелось бы оставлять Анну и Андрэ без духовного наставления... Впрочем, это дела будущего, кои не следует обсуждать в присутствии шпиона Пусия Первого, что так беззастенчиво сыплет крошки от... мм... сдобного печенья на мою мантию.

— Я не шпион Пусия, я начальник Полицейского Управления! — раздался возмущенный голос откуда-то сверху.— Шпион Пусия Первого прячется справа от шпиона Бабрака Афиногейского, который в свою очередь прячется справа от господина Ле Мортэ...

— Господа, господа, ведите себя пристойно! — призвал к порядку начальник Тайной Канцелярии.— Церемония вот-вот начнется.

Я выглянул в специально прорезанное в ширме отверстие.

И действительно, на середину зала вышел церемониймейстер, остро напомнивший мне своим вычурным нарядом и огромным париком не к ночи помянутого Пусия Первого, Великолепного. Трижды ударив в пол увитым лентами жезлом, он важно произнес:

— Его величество король Андрэ Первый Могучий и ее величество королева Анна Четвертая Премудрая!

Стремительное изменение социального положения от бывшего батрака и разбойника до короля ничуть не изменило Андрэ. Он лишь немного раздобрел, благо теперь вечно голодному обжоре не приходилось заботиться о пропитании, а все повадки и даже наивное выражение лица остались прежними. Что же до Анны, то она изменилась, хотя, казалось бы, перемена ее положения была не столь сильна, как у супруга. Но острое кошачье зрение позволило мне разглядеть и устало опущенные уголки рта, и залегшие вокруг глаз морщинки. Я почувствовал укол совести — не так-то просто, похоже, дается королеве правление, поддержка верных... гм... людей совсем не помешает.

Королевская чета расположилась на тропе, Андрэ озабоченно огляделся, понял, где находится, и немедленно задремал. Анна благосклонно кивнула церемониймейстеру, и тот вновь трижды стукнул жезлом в пол

— Граф Ландульф Забугорный и граф Непомук Добугорный.

С разных концов зала к трону поспешно засеменили два почти одинаковых человечка -— невысоких толстеньких старичка лет семидесяти, выглядевших тем не менее вполне бодро и даже воинственно. Перед троном они одновременно остановились, обменялись сердитыми взглядами, словно два бойцовых петуха перед схваткой, так же синхронно повернулись к трону и поклонились.

— Ловко у них получается,— заметил я шепотом.

— Неудивительно, — немедленно отозвался его преосвященство.— Ритуал отработан, можно сказать, веками.

— Это как?

— А, ты же новичок при дворе... Эта тяжба длится чуть ли не с короля Урукхая. Когда-то давно он пожаловал двоим своим верным соратникам два соседних графства, разделенных лесом. Соратники были в дружеских отношениях, потому лес толком и не делили — каждый вырубал его в меру необходимости со своего края, а охотились оба где пожелают. В свой час каждый из них преставился, передан наследникам титулы и угодья, но — увы — не дружбу. Потомки начали делить лес и в общем поделили все, кроме холма, как назло оказавшегося прямо на границе угодий. Несколько поколений резались из-за этого никчемного бугра земли насмерть, пока с обеих сторон не осталось ровно по одному наследнику. То ли это были самые умные, то ли самые осторожные, но они решили продолжить вендетту мирными средствами и обратились к тогдашнему королю.

— И он посоветовал им разделить холм пополам,— догадался я.

— Ну вообще-то нет. Тогдашний король был не шибко грамотный,— хмыкнул кардинал.— Хотя, думаю, решение в духе царя Соломона вряд ли сработало бы в случае с неодушевленным предметом. Нет, король выслушал обоих просителей, и те так утомили его перечнем всех обид, реальных и вымышленных, что он просто прогнал их, велев больше не появляться при дворе. Жалобщики удалились, но потом сообразили — в День Открытых Дверей традиционно разрешено являться во дворец и просить справедливости кому угодно. Нельзя отказать даже преступнику, находящемуся вне закона,— если таковой, конечно, сумеет проникнуть во дворец невредимым. В первые годы они просто-таки изводили короля, регулярно являясь во дворец в начале каждого месяца. К счастью, графства обоих расположены далеко и со временем частота их появления стала снижаться, пока в конце концов не свелась к поездке в столицу раз в год. Король выслушивал их жалобу и снова прогонял. Когда умерли оба жалобщика — а, надо заметить, умерли они чуть ли не в один день, словно любящие супруги,— король вздохнул облегчением. Каково же было его изумление, когда в следующий же День Открытых Дверей ко двору явились их наследники с теми же претензиями. С тех пор так и повелось — меняются короли, меняются наследники, а тяжба продолжается. Правда, теперь, похоже, недолго осталось.

— Почему?

— У нынешних владельцев обоих графств нет наследников. Близких или дальних родственников тоже нет, — как мне показалось, с грустью произнес кардинал.— После их смерти земли вернутся к Короне и, я думаю, наша мудрая королева сама поделит пресловутый бугор, прежде чем пожаловать титулы кому-то. Вот так умирают старые добрые традиции.

Пока его преосвященство излагал мне эту удивительную историю, старички в зале успели закончить свои выступления, и Анна уже отослала обоих. Удалились непримиримые враги под ручку, о чем-то вполне мирно беседуя.

— Граф Балдуин фон Салбург и маркграф Йорик Окраинный.

На этот раз просители стоили в толпе рядом и подошли к трону вместе, правда стараясь друг на друга не глядеть. Граф фон Салбург производил приятное впечатление человека, крайне далекого от интриг, тяжб и бумажного крючкотворства. Лет ему было под пятьдесят, и когда-то наращенные регулярными воинскими упражнениями мышцы обросли изрядным жирком, от чего и без того немаленькая фигура графа выглядела еще солиднее. Вросшая в плечи голова облысела тем характерным образом, что выдает опытному глазу человека, большую часть жизни проведшего в шлеме. Бесхитростное лицо пересекал старый шрам.