Дампир - Хенди Барб - Страница 46

— Этот тип бросился на Бетру, ударил ее, разорвал ей ногтями горло, сломал шею, — ровным голосом перечислил полуэльф. — Затем он удрал через дверь черного хода.

Констебль задал еще несколько уточняющих вопросов, в высшей степени незначительных. Вид у него был небрежный, почти скучающий, и он все время медлил перед тем, как задать очередной вопрос. Слушая его, Лисил мысленно отметил, что Эллинвуд даже не спросил о том, с какой целью, по их мнению, ночной пришелец забрался в дом. Ни разу не прозвучали слова «грабеж» или «кража». С одной стороны, конечно, это явно не был обычный грабеж со взломом, с другой — Эллинвуд даже и не пытался рассмотреть такую возможность. Когда Лисил описывал «взломщика», он заметил, что констебль едва заметно поежился, но тут же снова впал в равнодушно-сонное состояние.

Именно тогда Лисил решил, что не станет заводить речь про кинжал. Эллинвуд явно не рвался расследовать происшедшее. Он играл роль, исполняя на словах свои обязанности, и при этом что-то скрывал. Что именно — Лисил покуда не знал, но кинжал Крысеныша явно принесет больше пользы, если останется у него, а не будет унесен и предан забвению Эллинвудом.

Констебль повернулся к Магьер.

— И пока все это происходило, на тебя напали наверху? — спросил он.

— Да, — с усилием ответила Магьер. Повернулась и, прямо глядя на Эллинвуда, продолжала: — Он был очень высокий, с незаурядной внешностью: черные, коротко остриженные волосы и светло-голубые, почти прозрачные глаза. Одет он был как аристократ — темно-синий камзол, плащ, ботфорты. И при нем был меч. Он сражался как опытный, хорошо обученный солдат.

Магьер говорила, стараясь как можно подробнее припомнить внешность и манеру держаться своего противника: его лицо, высокомерный вид, то, как он двигался, как говорил. Скучающее выражение исчезло с лица констебля. Он побледнел — скорее даже побелел, точно брюхо дохлой рыбины. Бренден, напротив, все сильнее хмурился, напряженно сузив глаза, точно в мыслях рисовал по описанию Магьер портрет и этот портрет, похоже, был ему знаком.

Лисил только сейчас обнаружил, что Магьер тоже заметила перемену в поведении констебля. Эллинвуд откровенно нервничал, и она насторожилась, от рассказа перешла к вопросам.

— Сколько человек в городе отвечают этому описанию? — спросила она. — И как только мне раньше не пришло в голову — ты ведь тут всех знаешь, верно? Этот человек был одет слишком изысканно для обычного любителя легкой поживы.

— Ему принадлежит самый большой в Миишке пакгауз, — негромко отозвался Бренден. — Я не знаю, как его зовут, но я видел…

— Заткнись! — крикнул вдруг Эллинвуд, и крик его сорвался на визг. — Держи при себе свои дурацкие выводы! В этом городе сотни черноволосых мужчин, а сколько их каждый день прибывает на кораблях?

— Так уж и сотни? — насмешливо уточнил Лисил.

Эллинвуд словно и не слышал его, сверля гневным взглядом кузнеца.

— Я не стану выдвигать обвинения против уважаемого торговца, только для того чтобы доставить вам удовольствие!

— Да ты трус, — сказал Бренден, и в голосе его было больше горечи, чем гнева. — Я даже поверить не могу, что ты такой трус!

— А ну заткнитесь оба! — рявкнула Магьер, становясь между ними. Лисил никогда прежде не видел ее такой взбешенной. Эллинвуд отступил на шаг, насупился, старательно изображая праведный гнев, но Магьер не обратила на это ровным счетом никакого внимания.

— Я обратилась к тебе вовсе не потому, что жду от тебя помощи, — сказала она констеблю. — Я просто-напросто исполнила долг законопослушного гражданина. Если не желаешь быть замешанным в это дело, можешь возвращаться в кордегардию, или отправиться завтракать, или что ты там еще делаешь по утрам. — Она развернулась к Брендену. — А твоего мнения, кузнец, и вовсе никто не спрашивал.

Эллинвуд даже не попытался продолжить расследование: осмотреть залу, тело Бетры, подняться на верхний этаж. Лисил начал уже всерьез подозревать, что констеблю не нужно ничего расследовать. Этот омерзительный тип явно знал о происшедшем гораздо больше, чем все они, вместе взятые. Очень соблазнительно было выбить из него правду, но такой ход только прибавил бы им неприятностей. По крайней мере сейчас.

Констебль напыжился, пытаясь овладеть ситуацией:

— Я отправлю своих людей прочесать город, задерживая всех, кто подходит под данное тобой описание. Если что-то выяснится, тебе об этом сообщат.

— Да-да, конечно, — Магьер выразительно кивнула в сторону двери.

Констебль ушел, и все трое долго молчали, глядя друг на друга.

— Я сильно сомневаюсь, что нам что-нибудь сообщат, — наконец сказал Лисил. — Или же по крайней мере мы не будем первыми, кто об этом узнает.

Бренден лишь что-то проворчал в знак согласия.

Вокруг них валялись сломанные столы, и Лисил, глянув на них, вспомнил, что еще предстоит сменить дверь и окно в спальне Магьер. Пожалуй, на время она переберется в его спальню, а он будет спать в общей зале.

— Ничего еще не кончилось. Мы должны сами выследить их и убить, — сказал Бренден, обращаясь к Магьер. — Ты ведь это знаешь, верно?

Силы небесные, он что, спятил?! Впервые за все время Лисила охватило нешуточное раздражение.

— Оставь ее в покое! — рявкнул он на Брендена. — Ей сегодня и так досталось!

— Да, я знаю, — прошептала Магьер, словно и не заметив вспышку Лисила. — Знаю.

Крысеныш верил в глубине души, что вампиры в дневное время впадают в спячку, словно диковинные растения или цветы. Само собой, он никогда не делился этой фантазией с Рашедом или Тишей.

Едва всходило солнце, он погружался в сон без сновидений. Так было всегда… но не сегодня.

Лежа в своем гробу, в земле со своей родины, глубоко в туннеле под пакгаузом, Крысеныш силился заснуть… и не мог. Боль жгла его плоть, изъязвленную чесночной водой, но еще мучительнее обжигали обидные слова Рашеда.

Да научится ли когда-нибудь этот высокомерный выкормыш пустыни нести ответственность за свои ошибки?! Вряд ли, думал Крысеныш, вряд ли. Что ни делал Рашед, какие бы решения ни принимал, двигало им только одно — чувство всепоглощающей любви к Тише. И что самое смешное — или самое грустное — Рашед не осознавал, какая сила им движет. В их маленькой семье он играл роль отца и защитника. И все же он никогда не признался бы, что подвержен такой слабости, как любовь. Не признался бы даже самому себе. Вернее, так — прежде всего самому себе.

Даже если бы речь шла о любви к собственному брату, Парко.

Крысеныш мысленно вернулся в то время, когда они покинули замок Кориша. Благодаря предусмотрительности Рашеда, путешествие проходило со всеми возможными удобствами. Рашед погрузил в большой фургон их гробы и тщательно прикрыл каждый просмоленным холстом. Он также взломал замок на двери личных апартаментов Кориша и вынес оттуда много денег. Сколько именно — Крысеныш не спрашивал, ибо составлять планы, продумывать каждую мелочь, беспокоиться о настоящем и будущем — все это он оставлял Рашеду. С одной стороны, Крысеныш ненавидел Рашеда, с другой — во всем от него зависел.

Как-то ночью на повороте лесной дороги они услыхали доносящийся из чащи рык. Миг спустя три изголодавшихся волка выскочили на дорогу и набросились на лошадей.

Еще два волка появились позади фургона, и Парко инстинктивно оттолкнул одного ногой. Все новые хищники появлялись из чащи, и Крысеныш лишь теперь осознал, как их много. Не то чтобы он боялся волков, однако голодный зверь становится страшным противником, а уж когда их много…

Лошади отчаянно ржали. Крысеныш ударил ногой еще одного волка и оглянулся в поисках подходящего оружия. И вдруг волки замерли.

Тиша натянула вожжи, изо всех своих слабых сил не давая обезумевшим лошадям обратиться в бегство. Рашед стоял на облучке, закрыв глаза. Губы его шевелились, но Крысеныш, хотя и сидел близко, не мог различить ни звука.

Рычание стихло, и волки попятились, отступили. Иные даже поскуливали, точно побитые псы. Один за другим хищники снова растворились в чаще.