Земляничная тату - Хендерсон Лорен - Страница 25

Я тосковала по прежней Ким – мое чувство утраты было куда сильнее, чем за все годы, что мы с ней не виделись. Тогда меня грела мысль, что Ким где-то есть; я даже повесила ее картину у себя на кухне. Не желая пораскинуть мозгами, я мечтала, что когда-нибудь мы встретимся, и все будет как прежде; ну разве что мы станем покупать те вещи, которые раньше воровали с прилавков. И, вероятно, закажем не пиво, а поболтаем за водкой с тоником, в туалете взбодримся кокаином в память о прежних временах, а потом отправимся приставать к мальчикам и завалимся в какой-нибудь клуб, где будем делать вид, что танцуем с собственными сумочками, и сводить с ума ди-джея требованиями поставить «Аббу». Такие вот были у меня мечты. Но нынешняя Ким сторонилась даже молока, уж не говоря о таблетках кислоты.

Я смотрела на нее, привыкая к этим выпирающим костям, которые некогда скрывались под пухлыми щечками и детскими округлостями.

– Ким, – внезапно сказала я, – а как ты сумела остаться в Америке? Разве вид на жительство так просто получить?

– Вышла замуж за одного парня, – беспечно ответила она. – Он был голубым и хотел переехать в Англию, так что все получилось отлично. Во всяком случае, для меня. Пару лет мы прожили вместе, но по иронии судьбы он получил заманчивое предложение из Лос-Анжелеса и в конечном счете переехал туда.

– Но поначалу ты поселилась у отца?

– Ненадолго. – Челюсть Ким окаменела. – Эта стерва Барбара ясно дала понять, что не желает иметь меня под боком. А ведь я здесь никого не знала, все было внове. Знаешь, что она мне сказала уже через неделю? С милой такой улыбочкой, будто не ведает, что творит. Знаешь?

Я покачала головой.

– «Ким, дорогая, в моей семье всегда любили старую поговорку», – проговорила Ким, подражая тихому, тонкому голоску Барбары. – «Гости как рыба – через три дня появляется запах».

– Боже.

– Вот именно. Мне семнадцать. Я никого не знаю. Город меня пугает. А она фактически предложила мне убираться из ее дома и самой зарабатывать себе на жизнь. Разумеется, папы рядом в ту минуту не было. Но даже если бы он стоял за спиной, все равно ничего бы не услышал. Пропустил бы слова Барбары мимо ушей. Он и по сей день не замечает, как она ревнует его ко мне. Каждый раз, когда мы с ним встречаемся, она увязывается следом. И в результате мы с ним растворяемся. Эта баба все подчиняет себе, стоит ей где-нибудь появиться. Да и вообще, вместе с ней он какой-то не такой. Ведет себя неестественно. Если бы Барбара могла стереть меня с лица земли, она бы давно уже это сделала.

Я вспомнила ненавидящий взгляд Барбары Билдер и страх Джона, что она застукает его со мной. Если б не утренняя встреча, я бы решила, что у Ким паранойя. В ее излияниях чувствовалась горечь, но слышалось и смирение. Рана еще не затянулась, но с нею свыклись.

– Я более-менее смирилась, – сказала она, словно откликаясь на мои мысли. – Хотя поначалу было очень тяжело. Чувствовала себя брошенной. Ты же знаешь, как близки мы были с отцом. Я считала, что он у меня в долгу за то, что бросил нас с мамой, а он попросту отказался признавать свой долг. Разумеется, сейчас уже все перегорело.

Ким отхлебнула зеленой жижи из стакана. Немного навоза осталось у нее на зубах, но сейчас не самый подходящий момент говорить об этом.

– Именно поэтому я тебе так и не ответила, – сказала она. – Прости.

– Послушай, я что-то не помню, чтобы я тоже пичкала тебе подробностями своей жизни, – сказала я, желая приободрить ее. – Я же себя знаю – открытка-другая и все.

– Зато смешные. Я так радовалась им, но радость быстро улетучивалась. Что я могла написать в ответ? Что я несчастна? Нет, я должна была стать сильной. Иначе пропала бы. Но мне повезло. Я откликнулась на объявление в журнале «Войс», какой-то парень искал жену-англичанку. Смешно, но мы действительно подходили друг другу. Я сразу переехала к нему, и он вроде как опекал меня. Они с дружком взяли меня под свое крыло. Мне чертовски повезло. – Ким улыбнулась. – У каждого своя история о том, как он стал нью-йоркцем, и моя – одна из самых бескровных.

Мимо столика прошли два человека, по пути дружески тронув Ким за плечо. Она в ответ помахала рукой.

– Видела эту девушку? Приехав в Нью-Йорк, она жила в подземке. Там ее и подобрал один человек. Он был много старше, отвел ее к себе домой, поселил в отдельной комнате. Она радовалась как сумасшедшая, у нее даже мыслей никаких на его счет не возникло. Но в первую же ночь она проснулась и увидела, что вокруг светят лампы, а этот тип ее фотографирует. Дальше хуже. На следующее утро она проснулась от щекотки – он протирал ей лицо туалетной водой. Она расплакалась, а тип удивился, чем это она так расстроена, мол, он ведь только хотел очистить ей лицо от жира. Потом она нашла блокнот, в который он записывал все ее достоинства и недостатки, отслеживал каждый ее шаг по квартире. В конце концов, он объявил ей, что в качестве замены его дочери она набрала лишь пять баллов из десяти.

– Господи!

– Она, конечно же, сбежала от него. Перебралась в женский приют, потом моталась по разным местам. И до сих пор мотается.

Ким состроила гримаску. Я постучала по переднему зубу и она, мгновенно сообразив, стерла зеленый навоз.

– Ничего не осталось? Здесь полным-полно чокнутых. Я могу тебе немало историй рассказать…

Она мимолетно улыбнулась, собираясь приступить к еще более странной истории. Но вскользь брошенное замечание о чокнутых напомнило мне о покойной Кейт. Ведь ее тоже задушил какой-то местный безумец. Выдавить ответную улыбку я не сумела.

Ким тут же уловила перемену в моем настроении.

– Сэм… Что такое?

Вряд ли Джон уже позвонил дочери. Пусть Ким и приходится Барбаре падчерицей, но ей ничего не сказали о происшествии в галерее. Меня не покидало странное чувство, будто я метеором проношусь сквозь жизни людей, подобно царапинам, мелькающим на киноэкране. Вдруг закружилась голова – и вовсе не от избытка витаминов в «синем яблоке». Я втянула воздух, пытаясь преодолеть усталость, накопившуюся после физических упражнений, долгого перелета и безумных событий сегодняшнего дня.

– Знаешь, Ким, я должна тебе кое-что сказать.

Я вкратце рассказала о том, что случились. Пока я перечисляла новости, глаза Ким становились все шире и шире. Закончила я свое повествование рассказом о том, как детектив Фрэнк принял граффити на картинах Барбары за оригинальную художественную задумку. Я знала, что эта история позабавит Ким. Она и позабавила, но ненадолго.

– Не верю, – пробормотала она. – Кейт… И задушили? Не верю.

– Ты ее знала?

– Она жила неподалеку, – небрежно сказала Кейт. – Да здесь все всех знают – хотя бы в лицо. Это же Виллидж – деревня то есть. В буквальном смысле. Но с тех пор, как Кейт порвала со своим парнем, я ее больше не видела. Наверное, ей требовалась перемена.

– Ты имеешь в виду Лео?

– Ты и его знаешь? Откуда? – Голос Ким напрягся.

– Слыхала от Лоренса и Сюзанны. Да и от Явы тоже. Ты их знаешь? Они все работают в галерее.

– Ява? Очень красивая, восточного типа?

Я кивнула.

– Встречала. Приметная внешность и запоминающееся имя. – Она вздохнула и посмотрела на часы. – Пора на работу.

– Я даже не знаю, где ты работаешь.

– В баре «Клюшки». Тебе понравится. Хочешь, вместе пойдем?

Я покачала головой, сославшись на усталость. А еще я умирала от голода. Да и с чувствами следовало разобраться – слишком много всего нахлынуло. Нам с Ким предстоит заполнить пробел в десять лет, и эти годы давили на плечи, словно я лежала на дне моря и никак не могла вынырнуть. Судя по всему, Ким испытывала сходные чувства. Должно быть, рассказ про отца и Барбару вскрыл раны, которые, как она думала, благополучно зарубцевались. Мы молча вышли на улицу и обнялись на прощание. Я дала Ким номер своего телефона, и она пообещала позвонить, после чего растворилась в толпе.

Прежде чем поймать такси, я зашла в первое попавшееся кафе и купила самый большой сандвич. После тяжелого дня чужая квартира казалась родным домом, и швейцара я приветствовала с таким восторгом, что бедняга опешил.