Мое бурное прошлое - Хендерсон Лорен - Страница 9

– Старушка Джульет сделает из меня звезду! – Он обнял меня и прижал к себе. А затем вдруг вскинул на руки, что сделать совсем непросто.

– Ты уже звезда, Лайам, – рассмеялась я. – Ты же, черт возьми, на каждом шагу строишь из себя суперстар. Правда, сейчас ты ведешь себя как озабоченный орангутанг.

Лайаму нравилось, когда я его журила, о чем я узнала совершенно случайно. Во время нашей первой встречи я невольно выбрала суровый тон и сначала даже испугалась, но Лайам пришел в полный восторг. Мы напоминали старшую сестру и младшего брата, только в извращенной форме. Разумеется, он хотел меня трахнуть, хотя гордиться здесь нечем: Лайам хотел трахнуть всех, кто оказывался под рукой. Вряд ли его остановил бы даже инцест. Вряд ли его вообще что-нибудь бы остановило.

– Спорю, это было больно как черт знает что, – сказала я, когда Лайам опустил меня.

– Поднять тебя? Да брось! Я мог бы трахнуть мою крошку прямо сейчас, даже не поставив на землю. Вот так: туда-сюда. – И Лайам подмигнул мне. – Хочешь?

Я шутливо стукнула его по плечу, постаравшись не представлять себе эту сцену во всех кровавых подробностях. Проблема в том, что треп Лайама о сексе… был очень сексуален. Невозможно не заводиться. И, в отличие от большинства хвастунов, Лайам запросто мог осуществить все свои угрозы. Именно поэтому мне и приходилось ставить его на место. Профессионализм и никаких поблажек.

– Не пытайся казаться глупее, чем ты есть, – строго сказала я. – Я имела в виду тату. На таком месте… Там же почти нет мяса.

– Да никакой боли не заметил.

– Ну конечно! – не поверила я.

Ох, ну и хвастун! Наверняка во время процедуры извивался как уж на сковородке.

За спиной Лайама нарисовалась барменша, чтобы отвести нас к столику. Несмотря на то что наша болтовня ее раздражала, она бесстыдно улыбалась, глядя на Лайама. Он и ее успел поиметь? Все-таки обаяние – ужасно несправедливая вещь. Оно не только развращает тех редких счастливчиков, которым достается, но и скрывает уйму недостатков. И вместе с тем это такая сила!

Я одарила Лайама сияющей улыбкой. Что ж, будь здоров, красавчик! И помоги мне заработать гору денег.

Устрицы со сметаной, под остро-сладким соусом, оказались полной фигней. Соус был слишком острый, а вместо устриц чувствовалась одна сметана.

– Такая жгучая штука, что просто высекает искру, – заметил Лайам тоном светского льва. – А ты, Джульет, хочешь, чтобы тебя кто-нибудь высек?

– Черт, Лайам, отвяжись. Еще слишком рано, чтобы делать такие намеки.

– Но ведь ты тащишься от хорошей порки. Нет? Как насчет изврата сегодня ночью?

Лайам имел в виду трехлетнюю годовщину одного садомазохистского клуба, который мы с Мэл регулярно посещаем. Намечалась грандиозная вечеринка, ждали гостей со всей Европы. Я перенесла все дела с сегодняшнего вечера, чтобы у меня было время зайти домой и переодеться. Честно говоря, я изнывала от предвкушения – уже тысячу лет не отрывалась на танцполе.

Конечно, зря я посвятила Лайама в подробности моей личной жизни. Но я хотела подкупить его откровенностью. Он с большим удовольствием отдался бы в руки современной и раскрепощенной особы, чем старой рекламной перечницы. Наши конкуренты, которые тоже хотели обольстить Лайама, подослали своего агента, быстрого как гончая и ловкого как шакал. Большая ошибка. Я сразу сказала, что Лайам предпочтет женщину. Во всяком случае, для него это привычнее.

Так вот, за стаканчиком и далеко за полночь, когда я пыталась захомутать его, мы впали в неудержимое детское хвастовство по поводу своего сексуального опыта. Тогда я и упомянула, что бываю в клубе садомазохистов. Как я и предполагала, Лайам заинтересовался, что и помогло мне добиться своей цели. Впрочем, и мой очевидный профессионализм сыграл тут не последнюю роль. Лайам по-детски радовался всему, что, по его мнению, было «круто».

Тем не менее сейчас я – совладелец фирмы, и мне не пристало шляться по ночам неизвестно где. Женщины все еще менее свободны в этом смысле, чем мужчины. Это несправедливо. Мне известно, что тот самый ловкий шакал-агент переспал со всеми официантками в Лондоне, и никто не моргнул глазом (кроме женатых мужчин, которые чуть не сдохли от зависти). Если бы я у всех на глазах пустилась во все тяжкие с барменами и официантами, то очень скоро дурная слава прилипла бы ко мне как банный лист. Даже если бы я и не вылетела с работы за подрыв престижа агентства, то очень скоро собрала бы вокруг себя всех развратников города, которые, прослышав о моей «доступности», стали бы вешаться на меня гроздьями.

В общем, чем хуже я себя вела, тем хуже было для меня. Чем хуже вел себя Лайам, тем лучше было для него (то же относится и к ловкому агенту). Так что о пресловутом равенстве полов и заикаться нечего. Вот потому-то я и не хотела, чтобы кто-нибудь прослышал о моих шашнях с Томом.

– Можно и мне завалиться в клуб к извращенцам? – с надеждой спросил Лайам.

Не в пример своей славной кулинарной братии, с любым, даже самым мерзким, блюдом он расправлялся мгновенно. У него был такой повышенный метаболизм, что пища переваривалась быстрее, чем он ее поглощал, – словом, настоящий хищник.

– Нет, нельзя, – резко возразила я.

Я вовремя сообразила, что если попрошу Лайама никому не говорить, что бываю в «Резиновом шаре», то добьюсь прямо противоположного эффекта. Лайам еще та свинья, к тому же страдает словесным недержанием, поэтому немедленно выложит все первому встречному. Гораздо лучше притворяться, что все вокруг и так знают о моем увлечении и плевать хотели. Тогда болтовня Лайама выглядела бы совсем «не круто». А это для него самое страшное.

– Какой у тебя будет прикид?

– С какой стати я должна тебе рассказывать? – спросила я учительским тоном. – Ты и так сегодня перевозбужден.

– Ага – представил тебя в обтягивающем виниле.

– Лайам, заткнись, а? Нам нужно поговорить о твоей карьере.

Это предложение всегда превосходно затыкало ему рот и откупоривало уши. Он все еще не мог поверить в свою удачу.

У Лайама за спиной был большой опыт работы в дорогих ресторанах, но, не желая вкалывать на чужого дядю ни минуты больше, чем это необходимо, Лайам устроился в контору, которая организовывала приемы и банкеты. И очень скоро благодаря таланту и безумным выходкам Лайам стал знаменитостью. Готова спорить, он переспал не только с хозяйками, для которых готовил, но и с их мужьями. Когда я сто лет назад работала официанткой, двое моих коллег – один гей, другой натурал – умудрялись хамить посетителям в необыкновенно обаятельной манере. Причем чаевые они получали вдвое больше моего, хотя я лезла из кожи вон, показывая чудеса вежливости и исполнительности. Та история помогла мне извлечь пусть горький, но все же урок.

Лайам был колоссально одарен вышеупомянутым талантом. Он бесстыдно имел своих клиентов, а они были ему за это благодарны. Делу не вредил и быстрый «междусобойчик» на кухонном столе после ужина.

Когда слухи о Лайаме поползли по Лондону, его взяла на заметку некая Фелисити, находчивая продюсерша кулинарных телешоу. Она как никто умела углядеть жемчужное зерно под шелухой. Свет уже видел ее кулинарные программы с какими-то сомнительными типами, которые после выхода шоу на экраны просыпались знаменитыми. Фелисити запросто могла работать в Голливуде – хватка и интуиция позволяли ей отыскивать таланты в самых неожиданных местах. Лайам в те дни являлся лишь полуфабрикатом: он никогда не управлял рестораном, не имел сложившейся репутации, если не считать нескольких восторженных выкриков объевшихся его стряпней гостей. Ни один дурак не поставил бы на Лайама и фунта, но Фелисити сделала на Лайама стойку.

И теперь мой клиент стоял на пороге славы. Его программа должна была выйти на Би-би-си в следующем месяце. Одновременно с ней мы планировали выпустить в продажу его книгу «Лучшее от шеф-повара», на ее глянцевых страницах физиономия Лайама мелькала чаще, чем его рецепты. Мы готовились произвести настоящий бум. Когда я говорю «мы», то имею в виду наше агентство, издательство, телевизионщиков с Би-би-си и продюсерскую компанию Фелисити. Макушкой же этого айсберга была я. Мне приходилось водить за ручку каждого и следить, чтобы никто никому не подставил подножку (последнее было особенно сложно).