Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации - Хемминг Джон - Страница 124

Смертный приговор немедленно произвел фурор в Куско. Все были рады победе над Вилькабамбой, но и потрясены угрозой Толедо казнить побежденного Инку после поспешного, поверхностного судебного разбирательства. В цивилизованной атмосфере семидесятых годов XVI века казалось невозможным еще раз сделать то, что сделал Писарро с Атауальпой почти сорок лет назад в совершенно других обстоятельствах. «Находившиеся в городе испанцы, служители церкви и миряне, „…“ не могли себе представить, что приговор будет приведен в исполнение». И тем не менее группа служителей церкви поспешила организовать петицию с целью отложить казнь или добиться полного прощения. По словам иезуита Антонио де Вера, «пастор Луис Лопес и отец Алонсо де Барсана были уверены и убеждены в невиновности Инки Тупака Амару. Они сделали все возможное, чтобы предотвратить его казнь. Они сообщили вице-королю правду, представили ему свидетельства абсолютной невиновности Инки и много раз со слезами умоляли его на коленях. Видя, что ничего не могут добиться, они уговорили прелатов различных церковных орденов и других выдающихся служителей церкви сделать то же самое». Бальтасар де Окампо и Рехинальдо де Лисаррага составили список этих религиозных деятелей: «Отец Гонсало де Мендоса, архиепископ ордена Милосердной Девы Марии; отец Франсиско Коррол, настоятель августинского монастыря этого города; отец Габриэль де Овьедо, настоятель храма Санто-Доминго; отец Франсиско Велес, настоятель францисканского монастыря; отец Херонимо де Вилья Каррильо, францисканский архиепископ; отец Гонсало Бальястеро, заместитель архиепископа ордена Милосердия, и приходской священник отец Луис Лопес — все пошли к вице-королю. Они пали на колени и молили проявить милосердие и пощадить жизнь Инки».

Было очень важно, что ходатайство о помиловании пришло от отца Агустина де ла Корунья, епископа Попаянского из Южной Колумбии, одного из самых уважаемых служителей церкви того времени. Корунья был одним из 12 монахов-августинцев, которые первыми прибыли в Мексику; он вел последовательную борьбу за то, чтобы с коренными жителями Америки хорошо обращались. Он совершил путешествие на юг и стал духовным советником Толедо во время его поездки по стране. Антонио де Вера отзывался о нем как о «безупречном человеке, которого все считают праведником». Епископ Корунья и другие служители церкви «умоляли вице-короля на коленях с большим чувством, пылом и слезами» пощадить Инку, «ибо он был невиновен и не должен умереть той смертью, которая ему уготована. Его следует отправить в Испанию к его величеству. Но вице-король решительно отказался и положил конец ходатайствам и просьбам по этому делу».

Тупака Амару вывели из его тюрьмы, которой был дворец в Колькампате, и повезли вниз по склону горы к главной площади Куско, где был сооружен эшафот. Его руки были связаны, а к шее привязана веревка. Он ехал верхом «на муле, покрытом черной бархатной попоной, а сам он был одет в траурные одежды. Присутствовать при смерти своего Короля и Владыки собралось так много индейцев, что, по словам очевидцев, через улицы и площади можно было протолкаться лишь с величайшим трудом. Так как на земле места уже больше не осталось, индейцы залезали на стены и крыши домов; даже на больших холмах, которые видны из города, было полно народа. Его сопровождали многие знатные господа и большая толпа служителей церкви». Габриэль де Овьедо и Бальтасар де Окампо также вспоминали огромную толпу: «Все открытые места, крыши и окна Карменки и Сан-Кристобаля были настолько заполнены зрителями, что брошенный апельсин не смог бы достичь поверхности земли — так плотно стояли люди». По дороге к эшафоту осужденного охраняли 400 индейцев-каньяри с копьями в руках, и он был «окружен стражей и алебардщиками вице-короля». «Хуан де Сото, главный судебный пристав, отправился верхом с шестом в руках, чтобы расчистить себе дорогу; в бешеной скачке он сбивал с ног и давил людей».

Во время этого крестного пути был один трогательный эпизод. Когда пленника вели по главной улице из Колькампаты, в окне внезапно появилась его сестра Мария Куси Уаркай. Эта бесстрашная женщина «возвысила свой голос и, рыдая, крикнула ему: „Куда же ты идешь, мой брат, мой принц и единственный владыка всех четырех суйю?“ Она попыталась устремиться вперед, но священники помешали ей. Он же оставался печальным и смиренным». Большинство испанцев разделяли ее горе. «Балконы были заполнены мужчинами, женщинами и знатными дамами, которые плакали от жалости к нему, видя, как несчастного молодого человека ведут на смерть. Воистину, не было ни одного человека, знатного или простолюдина, который не скорбел бы о его смерти».

Тупак Амару достиг площади и взошел на обитый черной материей эшафот вместе с епископом Агустином де ла Корунья. «Когда все то множество индейцев, которые совершенно заполнили площадь, увидели это горестное зрелище [и поняли], что их владыка Инка должен там умереть, они огласили небеса воплями и стенаниями. Его родственники, находившиеся рядом с ним, сопровождали эту скорбную трагедию слезами и рыданиями».

Перед казнью Тупак Амару выступил с эшафота с замечательной речью. Бесстрастный свидетель Антонио Саласар, казначей Толедо, писал, что «Инка Тупак Амару поднял обе руки, делая знак, похожий на тот, которым индейцы обычно приветствовали своих владык». Гарсиласо так описал этот жест: «Инка поднял правую руку с раскрытой ладонью и накрыл ею правое ухо. Затем он стал постепенно опускать руку, пока она не остановилась на правом бедре». «Повернувшись лицом туда, где было больше всего вождей, он громко сказал на своем языке: „Ойари гуайчик!“ И это был человек, стоящий на краю гибели. Едва ли его могли слышать те, кто находился в непосредственной близости от него. Но плач, стенания и крики мгновенно прекратились. Я думаю, что все сдерживали даже само дыхание, и наступила такая тишина, как будто на площади не было ни единой живой души: таковы были авторитет и власть Инки над своими подданными».

«По утверждению переводчиков, находившихся на эшафоте, и других людей, стоявших поблизости, у которых были взяты свидетельские показания, то, что он сказал на своем языке, в кратком изложении звучало так: „Вожди, вы пришли сюда из всех четырех суйю. Да будет вам известно, что я стал христианином. Они крестили меня, и я желаю умереть, осененный законом Божьим. И я должен умереть. Все, что я и мои предки Инки говорили вам до этого — что вы должны поклоняться Солнцу Пунчао, уака, идолам, камням, рекам, горам и вилька, — это абсолютно ошибочно. Когда мы говорили вам, что мы идем беседовать с Солнцем, что оно разговаривает и советует вам делать то, что мы вам приказываем, это было неправдой. Солнце не говорило, говорили только мы: ведь оно сделано из золота и не может разговаривать. Мой брат Титу Куси сказал мне, что всякий раз, когда я пожелаю приказать индейцам сделать что-либо, мне следует одному зайти к идолу Пунчао, „…“ потом мне следует выйти и сказать индейцам, что идол говорил со мной и сказал то, что я хотел сказать им“.

Это поразительное открытое осуждение религии инков казалось слишком уж хорошим, чтобы быть настоящим, с точки зрения испанцев. Спустя месяц после этого события сам вице-король Толедо написал кардиналу Сигуэнсы, выражая свое удивление и удовлетворение: «На эшафоте Инка Тупак Амару сделал признание, которое принесло наибольшую пользу в деле обращения этих народов в христиан».

«Затем Инка получил утешение от святых отцов, которые находились подле него, и, попрощавшись со всеми, положил голову на плаху, как ягненок. После этого вперед вышел палач [индеец из племени каньяри]». «Он завязал ему глаза, положил его голову на плаху и, взяв голову за волосы левой рукой, отсек ее саблей с одного удара. Затем он поднял ее высоко, чтобы всем было видно. Как только голова была отрублена, в соборе начали звонить в колокола, а затем начался колокольный звон во всех монастырях и приходских церквах города. Казнь вызвала у всех величайшую скорбь и слезы».

Тело Тупака Амару было отвезено в дом его сестры Доньи Марии Куси Уаркай, вдовы Сайри-Тупака. На следующий день после мессы «тело Инки было погребено в часовне собора членами монашеских орденов. Епископскую мессу отслужил Агустин де ла Корунья, отрывок из апостольского послания прочел каноник Хуан де Вера, а проповедь — каноник Эстебан де Вильялом. Все священнослужители города присутствовали на похоронах, каждый из которых сказал свое слово, и все они слили свои голоса в пении заупокойной мессы над телом Инки… Все были охвачены скорбью; месса шла в сопровождении органа, так как Инка был владыкой. На девятый день все похоронные почести повторились, все служители церкви снова собрались и, согласно правилам, отслужили мессы, из чего можно сделать вывод, что Инка пребывает с нашим Господом Богом».