Врата смерти - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 26

– Думай быстрее, чужак! – поторопила его пигалица. – Коли кто из братьев задохнется, мстить стану, не будет уговора!

– Дай прядь своих волос! – вытянул руку Олег. – Если ты обманешь, по ним я наведу порчу и сживу тебя со свету.

– Этого нельзя! – вскинула руку к голове девочка. – Я не хочу оказаться в твоей власти, чужак.

– Я не верю тебе, ты не веришь мне. Дай прядь, и мы окажемся в равном положении.

– Нет! Ты можешь навести по волосам порчу в любой момент, даже когда вы уедете.

– А ты можешь обмануть нас и никуда не отпустить. Я не пойду на уговор, пока не получу волос. Думай быстрее, десятки твоих братьев задыхаются в петле. Если они умрут из-за твоего упрямства, виновата в этом будешь ты.

– Я не верю тебе!

– Ну и что? Твоя судьба – в обмен на жизнь волков. Я не дам освободить их из петель, пока не получу волос. А этого не сможет сделать никто, кроме тебя. Без человеческих рук ничего не сделать.

– Ты лжешь! Ты хочешь получить надо мной власть.

– Они задыхаются! – Олег приподнял за загривок ближнего зверя, окончательно обмякшего за проведенные в ловушке часы.

– Ты хочешь моей смерти! Я не могу доверить тебе часть своей плоти.

– Да, я хочу твоей смерти, – согласился ведун. – Ты несешь гибель каждому, ступившему на этот тракт и должна быть уничтожена. Но сперва я провожу этих людей до их дома, и только потом вернусь за тобой. Если ты не обманешь, я не стану использовать твою плоть для причинения вреда. Нас ждет долгий путь. Ты вполне успеешь скрыться, и я не стану тебя искать или преследовать.

– Я не собираюсь бросать родного леса! – гордо вскинулась пигалица.

– Твой выбор, – пожал плечами Середин. – Но все равно дай мне прядь своих волос. Или я не дам тебе спасти твою стаю. Мне даже не понадобится их резать. К вечеру все они сдохнут сами. А многие испустят дух куда раньше. Этот, например, почти готов. Ребра не двигаются, пульса нет. Он не дышит. Если немедленно не срезать петлю с горла...

– Будь ты проклят, чужак! – Прямо через лагерь девочка прошла к нему, перепрыгнув сани, под которыми сидел холоп и обогнув костер. Пятерней чесанула по волосам, отделила прядь. – Срежь петлю, и ты получишь волосы!

– Быть посему. – Одержав победу в споре, ведун не стал цепляться к мелочам. Он сам кончиком косаря нажал на толстую прядь мочала, а когда она лопнула, ухватил волосы пигалицы и быстрым движением ножа отсек себе довольно толстый пучок.

– Доволен? Убирайся! – Девочка отвернулась и принялась торопливо отпускать и стаскивать петли с шеи волков. Работы у нее было изрядно, и ведун напомнил:

– Не забудь снять свое заклинание.

– Его уже нет, убирайтесь! – зло прошипела юная ведьма. – Видеть вас не хочу!

– Это хорошо, – тихонько буркнул Середин и побежал к стоянке, на ходу пряча добычу за пазуху: – Запрягайте! Скорее, мы уезжаем!

Он сильно опасался, что, освободив зверей, ведьма попытается как-то отомстить путникам. Чем дальше они окажутся к тому моменту, когда последняя петля будет снята с шеи последнего волка – тем лучше. Однако то ли девчонка оказалась честной, то ли хлопоты с силками заняли у нее слишком много времени, но путники больше не натыкались на пень с проросшей березой ни через два часа, ни через три, ни к полудню, ни даже к позднему вечеру. Разумеется, опасения оставались, а потому ночевали они, составив сани полукругом возле непролазного завала из десятка обмерзших деревьев, одетые в доспехи, развесив вокруг мочальные петли и сменяясь на дежурстве у постоянно горящего костра.

Утром выяснилось, что петли были повешены не зря: в одну попалась крупная мохнатая росомаха, в другую – тощий заяц, видимо ею и вспугнутый. По понятным причина путники не стали задерживаться – нежданная добыча была брошена на сани, и маленький обоз покатился дальше, чтобы в темноте остановиться на берегу реки, наст которой был изрыт копытами и исчерчен полозьями саней.

– Тверца, – с видимым облегчением заявил Годислав. – Кажется, добрались.

Тем не менее всю ночь они, сменяя друг друга, несли дежурство возле костра, укладываясь спать в полном ратном доспехе.

До Твери путники добрались к середине следующего дня. Впрочем, это селение еще не обрело своего названия. Оно появится только через пару веков, когда для защиты здешних мест будет поставлена первая прочная крепость. Пока же на берегах реки раскинулось множество примыкающих друг к другу селений, каждое из которых имело выпирающие далеко в реку причалы, на высоких берегах стояли амбары, на низких – просто навесы с дранкой. Дома здесь отличались богатством: стояли сплошь на каменных подклетях и почти все «по-белому» дымили печными трубами. Жители тоже ходили отнюдь не в рванье – мужики красовались в тулупах, зипунах и даже в украшенных вошвами кафтанах. Женщины удивляли количеством юбок, а также платков, накинутых на голову и на плечи поверх душегреек.

Проехав с полверсты через эту роскошь, Олег повернулся к попутчику:

– А что, боярин, верно, в таком месте и постоялые дворы должны иметься?

– Есть, конечно, как не быть? – пожал плечами боярин. – Я вот тоже так мыслю: не попариться ли нам в баньке? Почитай, неделю одежи не снимали.

– Так давай завернем? Мне тоже броню скинуть ох как хочется, да на полке отогреться.

– Купец Митровин двор хороший недалече держит. Чисто у него завсегда, кормят хорошо и серебра много не просят.

– Ну так показывай!

Только после того, как путники скинули броню, от души пропарились в бане с можжевеловыми вениками, поели наваристых щей и вдосталь отоспались на мягких перинах, к ним пришло ощущение, что колдовская напасть с ведьмиными волками осталась позади. От Твери путники двинулись опять налегке: без доспехов, сложив щиты и луки на сани, оставив из оружия только по мечу на поясе. Ведун, разумеется, сохранил в поясной сумке кистень – но он настолько свыкся с этим оружием, что просто не замечал его тяжести.

За три дня по извилистой Тверце путники добрались до Торжка. Несмотря на громкое название, он мало чем отличался от Твери: те же амбары, причалы, богатые дома, вытянувшиеся вдоль реки. Насколько понимал Середин, все здешние места основную прибыль получали с купцов, переваливающих свой товар с волжского пути на волховский, в Балтийское море. Кто-то из них шел дальше, чтобы переправиться в Вышнем Волочке вместе с судном по волоку; кто-то, чтобы не тратиться на волок, вез груз посуху до совсем близкой Цны, где переваливал на суда поменьше, дабы подрядчикам было удобнее развозить персидские, индийские и китайские товары по разным городам и торгам; кто-то, уехав от родного порога в столь несусветную даль, сбывал все оптом прямо здесь, здесь же закупался пенькой, смолой, мехами и мечами, чтобы повернуть назад по простому и удобному пути.

В Торжке путники даже не выходили на берег: Годислав, лучше знавший здешние местные дороги, отвернул на какой-то узкий, но хорошо накатанный зимник, идущий по ручейку. У истока они заночевали, потом вместе с дорогой выбрались в густой сосновый лес, по которому через два дня доехали до другой реки.

– Где это мы? – поинтересовался Олег.

– Сие Крапивица, – с готовностью пояснил боярин, – вскорости в Угольник впадет, а там и Кличен будет.

– Понятно, – кивнул Середин и больше вопросов не задавал.

Спустя четыре дня они выехали к обширному озеру: тут сомневаться было нечего, поскольку в полуверсте впереди трое рыбаков как раз опускали под лед широкую сеть. Берега же, поросшие лесом, темнели и вовсе версты за три вдалеке. Годислав повернул вправо, и спустя полчаса на берегу показался низкий частокол.

– Останавливаться будем али как? – поинтересовался боярин. – Здесь тоже двор постоялый имеется.

– Будем, – отозвался Олег. – Не все же в сугробах ночевать. Это и есть тот самый Кличен, о котором ты сказывал?

– Он самый.

– Озеро так же прозывают?

– Нет, – мотнул головой боярин. – Озеро Селигер.

– Понятно.

На самом деле ему ничего не было понятно. Никаких городов, кроме Осташково, он на Селигере не помнил. Но какой смысл спрашивать у нынешних обитателей, почему в далеком будущем на здешних берегах будут стоять совершенно другие города?[2]