Задание - Родионов Станислав Васильевич - Страница 5

Леденцов натужно придумывал тему для разговора. Надо заинтересовать, не спугнуть, продолжить хрупкое знакомство… Для этого нужно знать человека. Об Ирке ему лишь известно, что в этом году кончила восемь классов, успевала плохо, теперь учится на парикмахершу, живет с матерью и поставлена на учет за обирание пьяных. И теперь он знал, что она комплексует из-за своей внешности. Тогда с ней нужно говорить о красоте и любви; впрочем, об этом нужно говорить с любой женщиной.

— Ира, ты это брось.

— Чего?

— Клепать на свою внешность.

— Тебе-то что?

— Все зависит от ракурса.

— Какого ракурса?

— Глядит на тебя какой-нибудь Эдик-Вадик и видит, допустим, чучело. А смотрю я — и вижу красотку.

— Только не надо песен, — повторила она негромко, уже для порядка.

Теперь они шли по одному из тех старинных переулков, которые вроде каналов соединяют большие улицы-реки, — где прохожих мало, как в деревне, и каждый второй дом стоит на капитальном ремонте. Ирка брела совсем обессиленно. Леденцов поглядывал на нее сбоку и видел лишь вал груди, волосы, шуршащие по вороту куртки, да выпяченные губы.

— В любви, Ира, все относительно. Это еще Эйнштейн подметил. Одна девица тоже комплексовала вроде тебя. Якобы никто ее не замечал. Как-то в автобусе сидела рядом с парнем в кедах и в потертом тренировочном костюме. Вдруг контроль. У парня билета нет. Говорит, что деньги оставил в костюме. «Или штраф плати, или следуй в милицию». Жалко ей стало парня, уплатила за него штраф. А парень ее адрес берет, чтобы деньги вернуть… На второй день входит в квартиру этой девицы майор с букетом роз и тортом размером с велосипедное колесо. Да-да, тот, оштрафованный. Финал: брак под Мендельсона.

— Тебе бы кино крутить, — усмехнулась Ирка.

Знакомство не шло. Леденцов ворошил память, отыскивая там мысли о женщине, красоте и любви. Почему-то ничего, кроме Ромео и Джульетты, не вспоминалось, а эту классическую пару он не любил: мало ли что могут выкинуть детишки. Почему с работниками уголовного розыска не проводят семинары на тему «Как знакомиться с женским полом?». Или «Как вести светскую беседу с дамой, обирающей пьяных?». Да не светскую беседу, а трепаться надо, трепаться.

— Ир, где пашешь? В школе, в ПТУ или вольные хлеба жуешь?

Противное кошачье мяуканье скребануло из-за фанеры, закрывавшей окно первого этажа, — дом ремонтировался.

— Ой, кошечка! — Ирка остановилась.

— А может, котик, — буркнул Леденцов.

— Жильцы выезжают, а животных не берут.

— Да, собаки.

— Кошки, а не собаки!

— Я говорю — жильцы собаки.

Кошка опять мяукнула, теперь тонко и зовуще.

— Борька, поймай ее.

— Мигом, — обрадовался Леденцов, что она запомнила его имя.

Парадная дверь оказалась незапертой. Они вошли в сумрак дома, где никто не работал, никого не было, ничто не стучало… Лишь внизу, наверное в подвалах, долго и бессмысленно лилась вода. Дверные коробки были сняты. Леденцов обошел бак с раствором, штабель досок, какие-то бочки, какие-то рулоны и оказался в той комнате, где мяукала кошка. Паркет содран, штукатурка обвалена, темно…

— Кис-кис! — позвал он.

Хлесткий удар из-за спины по скуле качнул Леденцова вбок, по направлению этой хлесткой силы, но он устоял и даже обернулся. Второй удар попал в переносицу, и темная комната вспыхнула зеленым светом и погасла — теперь он упал на колени. Может быть, в этом свете вместо Ирки-губы ему почудилась другая фигура, высокая и сухопарая. В неотключенном сознании жила торопливая мысль, начинавшаяся со слова «сейчас». Сейчас-сейчас… Крепкая рука шарила по его карманам. Сейчас-сейчас… Удостоверение в брюках, в тайничке, не найдут. Сейчас-сейчас он встанет и прищемит эту крепкую руку. Сейчас… Но тело не подчинялось живучему «сейчас», припадая к доскам пола. Шаги, почти топот многих ног. И тишина…

Минут через пять Леденцов поднялся, осмотрел карманы и жалобно вздохнул. Удостоверение на месте. Пропала пачка трехрублевых купюр, около шестидесяти рублей. И пирожок с мясом, не доеденный за завтраком с Иркой-губой.

5

Леденцов сидел в углу дежурной комнаты, загородившись от снующих сотрудников желтыми волосами, надвинутой на глаза кепкой да пластырным колтуном на скуле…

Выйдя из нежилого дома с помутневшей головой, он позвонил капитану и доложил, что задание выполнено. Оставалось лишь задержать всю компанию и привлечь за очевидный грабеж. Но Петельников его радость загасил вопросами. А если Ирка не признается? А где свидетели? А если денег не найдут? А кто его бил? А зачем это сотрудник милиции знается с подобной девицей? А зачем он шел с ней в заброшенный дом?.. И другие, позаковыристей, которые задаст следователь и суд. Леденцов растерянно умолк, но капитан вдруг поздравил его с несравненным шансом, подвернувшимся именно в тот момент, когда жилистая длань звезданула в скулу…

Поэтому Леденцов и сидел в дежурной комнате — использовал шанс.

Дверь открылась. Ирка-губа вальяжно подбрела к столу дежурного.

— Долго мне тут преть?

— Сколько потребуется, — ласково отозвался майор.

— По нахалюге арестовали.

— Не арестовали, гражданка, а задержали.

— Я не гражданка, я несовершеннолетняя.

— Поздновато вспомнила, — посочувствовал майор.

— Почему это поздновато?

— За грабеж ответственны и с более раннего возраста, а вам почти семнадцать.

— Какой грабеж?.. — заныла было Ирка на высокой, отработанной ноте, но увидела в углу Леденцова.

Он зыркнул из-под кепки с неподдельной яростью. Потому что скула ныла какой-то разогретой болью, потому что не оправдал доверия капитана, потому что пропали деньги… И было обидно. Ирка не ожидала этой скорой встречи — ни слов не припасла, ни лица не состроила, а глядела на него туповато, как на трехгорбого верблюда.

— Отдай деньги! — сказал он зло.

— Гражданин, успокойтесь, — приказал дежурный.

Так и не отпущенная внезапностью, Ирка допятилась до двери и тихонько вышла туда, где ей велено было ждать. Леденцов надвинул кепку потуже, на самую вспухшую переносицу.

Его щемила и другая забота. Как он явится домой, забинтованный, в синяках, в этой дурацкой кепочке, похожей на торбу с козырьком? Что сделает мама: ахнет, заплачет или упадет в обморок? Потом будет разговор длиннющий, до глубокой ночи, с поминанием всех семейных химиков, с историческими примерами, с умными доводами и просто женскими слезами… И предрассветной ночью он размягчится, покладисто и сонно кивнет и что-нибудь пообещает, — скажем, доработать этот год и уж потом… Так будет, потому что так бывало…

Ирка опять вошла, все обдумав и на что-то решившись.

— А чем он докажет? — ноюще спросила она дежурного.

— Гражданин подал заявление о грабеже и описал вашу внешность. А поскольку вы у нас бывали, то осталось только задержать.

— Чего он подал? Как я, девушка, избила и ограбила парня? Начальник, только не надо песен!

— А вы, девушка, были не одни, — приветливо улыбнулся майор.

— С кем я была?

— С соучастниками.

— Только не надо залепух! Он их что, видел?

Ирка повернулась к Леденцову с такой свирепой готовностью, что ни один бы следователь не усомнился в ее нападении без соучастников. Леденцов сорвал кепку, блеснул тусклым золотом волос и подтвердил:

— И видел, и слышал.

— Чего ты слышал?

— Кошечку.

— Да он шизик, — хихикнула Ирка.

— Не надо препираться, — спокойно одернул дежурный. — Сейчас подъедет следователь, возбудим уголовное дело, соберем доказательства…

— Да откуда доказательства?! — взорвалась Ирка натуральным возмущением. — Всякое, хабло нарисует заяву, а вы сразу человека грести?

— Восемь классов, — поморщился майор, — а язык: «хабло», «нарисует», «заяву», «грести»…

— Тут заговоришь, — буркнула она, остывая.

— Гражданка Ирина Иванова, гляньте на его голову. — И майор весело кивнул на Леденцова: мол, гляньте. — Она цвета яркой луны. Такие волосы одни на миллион. Гражданин посетил с вами кафетерий… Уверяю, что буфетчица опознает вас обоих мгновенно. Доказательство? А отпечатки ваших кед в доме на растворе могли остаться? А отпечатки пальцев? А вы знаете, кого мы ждем?