Любимый ястреб дома Аббаса - Чэнь Мастер - Страница 4

Брат откинул большим пальцем какую-то металлическую полоску, без усилия как бы разделил пальцами деревяшку на две половинки и начал выворачивать все сооружение наизнанку.

Между двумя половинками, оказывается, скрывалось лезвие, тонкое и длинное. Деревяшки же, каждая из которых описала под его пальцами полукруг, снова соединились вместе, став рукояткой, и та же полоска металла – обычной меди – ловко замкнула эту конструкцию. Отдаленно напоминавшую по замыслу, пожалуй, веер из Поднебесной империи.

– Раньше я только слышал об этом оружии, но доставалось оно страже то одного города, то другого, – негромко говорил Аспанак. – Ничего особенного, но удобно – можно пронести куда угодно. На вид – деревяшка. Требуется какое-то время, чтобы это развернуть, – но в нашем случае ножи уже были готовы к делу, лежали себе на подносах под салфетками. Так просто… Эти двое работали у нас уже несколько месяцев. Ты представляешь, конечно, что наш дом охраняется лучше, чем дворец Насра ибн Сейяра, и просто так ко мне не подобраться. Тем более в последнее время, когда об этих убийцах только и говорят от Ферганы до самого Дамаска. И заметь: понятно, что им был нужен я. Но мгновенно сообразить, что ты в нашем доме главный и раз уж ты появился – то надо нанести два удара вместо одного… Я-то думал, что ты в полной безопасности. Вот такая история. Можно утешиться тем, что мы – первые, которым удалось остаться после такого покушения живыми. А вот дальше все и у нас произошло как всегда. Ты этого не видел, тебя уже увели. Я к тому, что оба убийцы мертвы. И никто еще не сумел взять ни одного из них живьем. Хотя они не очень-то убегают. Обычно их рубят на месте стражники, поскольку все убийства происходят в толпе, где-то в центре города, – а сами убийцы с радостью подставляют им шеи. Но наша охрана, как ты понимаешь, это совсем не стражники.

– Это были невидимки, – не без удовольствия сказал я. – Ты все-таки исполнил свой замысел.

– Плохо исполнил, – признал брат. – Да, отряд невидимок уже есть. Между нами говоря, пока всего восемь человек. Их и на самом деле никто особенно не замечает – маленькие, подтянутые такие мастера. Но, как видишь, мастера эти пока что недостаточно быстро прыгают. Меня-то они охранять научились, а вот тебя, видимо, просто не успели запомнить как главного здесь человека. То есть умом – да, но невидимки – они вообще-то должны все запоминать руками и ногами, а не умом. Хорошо, что хоть один сообразил и – прыгнул. А вот догадаться, что будет дальше, никакой невидимка, между нами говоря, не смог бы. Они продолжали охранять нас. Убийц же держала за руки моя обычная охрана. И когда эти двое одновременно выкрутились из рук охраны и прыгнули почему-то не на нас, а друг на друга, как… мужчины-любовники, что ли… то тут никакой невидимка не понял бы вовремя, что происходит. Ты представь себе – у каждого было еще по ножу, просто с кухни. Аккуратно ткнули друг друга в шею, произнесли в один голос какое-то слово, улыбнулись и сдохли.

И Аспанак, как всегда, медленно развел руками, в одной из которых все еще был зажат этот странный нож.

– Какое-то слово? – повторил я.

– Начиналось, вроде бы, на «па». Или «фа», – пожал он плечами. – Длинное слово. Четыре слога, вроде бы. Какой-то длинный звук в конце – вроде бы «е», или ближе к «э». Неважно. В общем, вот так они работают. Кто? На вид, похоже, хорасанцы. Или из Балха. Зачем? А вот этого уже никто не скажет. За деньги? Но для чего самоубийце деньги?

– Все, что я пока понимаю, – это что в баню мне не придется идти еще неделю, – укорил его я.

– Две недели, – махнул он рукой с ножом. – Хотя послезавтра лекарь снимет повязку, и будет яснее. Но с такой раной ты сможешь ходить, ездить, охотиться… Пустяк, пустяк. Но что дальше, вот вопрос. Дай я тебе кое-что расскажу. Должен же ты знать, что происходит с твоим торговым домом, в конце концов.

– С которым все было не так уж плохо месяца четыре назад, судя по твоим письмам, – напомнил я.

– Письма – это про то, что происходит сейчас. А дальше… Два года, – коротко и неожиданно сказал Аспанак. – Вот сколько мы протянем, если бунт в Мерве перерастет в настоящую войну и торговые пути будут на это время закрыты. Я считал трижды. У остальных дела, правда, окажутся еще хуже. Были бы хуже и у нас – если бы не твои подвиги. Ни у кого здесь нет такого товара, какой закупаешь ты, и только мы с тобой знаем, сколько он стоит. А дальше представь сам. Товар есть, но если окажутся перекрыты пути к Куфе, Дамаску, Александрии… И еще ведь спрос упадет. Шелк – товар мирного времени, ты же знаешь. Это в мирное время за штуку шелка давали сто дирхемов. А когда война, то шелк будут разве что запасать как вторые деньги… Остается Бизант – он все купит, но только если везти шелк по северному маршруту, вокруг моря Джурджан. Если же война охватит еще и Балх на юге, то для нас будет закрыт и Кашмир, и все, что от него к югу…

– Если превратить в деньги все, что у нас есть только в Чанъани, то на долгую спокойную жизнь нам с тобой хватит, а есть еще наше подворье в Бизанте, – напомнил ему я, немало, впрочем, потрясенный тем, что услышал. Это все равно что добраться до самой вершины – и тут вдруг гора начинает тихо оползать у тебя под ногами.

Брат в знак согласия махнул рукой и продолжил:

– В общем, долго мы добивались, чтобы началось, – а когда действительно все получилось, вот тут-то…

– Что я слышу? – заинтересовался я. – Чего это и кто там добивался? Это уже не твой очередной мальчик рассказывает истории на базаре? Это уже не сказки о том, что торговый дом Маниаха стоит за каждым заговором во всем существующем мире, от Бизанта до Чанъани?

Тут Аспанак сощурился, круглые щечки его в очередной раз прикрыли снизу глаза. Он улыбался.

– Как видишь, все-таки не за каждым. Убийцы с ножами в футлярах – это не наш заговор. Это – против нас. Но в целом тот разгром, который сломал жизнь нашему отцу, уже в прошлом. Дом снова становится на ноги, и не только в шелкоторговле. С заговорами или без, но мы влиятельны, как и прежде. А тут как раз дал плоды один из саженцев, который оставил наш дед. И еще какие плоды. История долгая, а начиналась она в одной интересной деревне – Хумайме, под Дамаском. В эту деревню как-то раз зашла группа путешественников и пошла прямиком к дому одного садовода… деревня эта вообще славится садами, и она еще вдобавок на перекрестке трех важных дорог, удобно везти товар… Садовода звали Мухаммед, и это очень обычное имя. Но не всякий Мухаммед – прямой потомок дяди совсем, совсем другого Мухаммеда, мир ему. Звали того дядю Аббасом, и он вполне мог бы получить в наследство плащ, посох и перстень того самого, единственного Мухаммеда. Но, как известно, халифом он не стал, и на сегодняшний день владеют всем этим наследством другие родственники пророка – люди из дома Омейя… А вот теперь то, чего почти никто не знает: кто именно пришел к садоводу. Их звали Майсара, Абу Икрима и некто аптекарь Хайян. Так вот, этот якобы аптекарь, он же – бродячий торговец ароматами, и был заслан нашим дедом. Долгая история, я и сам не знаю, как дед отсюда, из Самарканда, направлял поиск любых людей, которые могли бы ввергнуть в хаос империю халифа и ослабить этим ее власть над Согдом. Знаю только, что по всем землям халифа ходили тогда торговцы духами, засланные дедом. Знаю потому, что дед как-то похвастался, что они еще и окупали расходы – люди народа арабийя готовы выливать на себя все эти ароматные жидкости мисками, денег не считают…Так вот, у аптекаря Хайяна все получилось блестяще. Он превратил садовода из Хумаймы в заговорщика высочайшего класса.

– Что, вот так пришел и сказал: а не поднять ли тебе бунт?

– Можно только представить, что сказали наши путешественники садоводу из Хумаймы. Допустим, так: любезный наш Мухаммед из дома Аббаса, а поднял бы ты голову от своей земли с червяками и посмотрел, что творится в мире правоверных. Пророк, мир ему, уже почти девяносто лет как в могиле. Наследникам его покорились Шам и Миср, с Дамаском и Александрией; в результате от гордой империи Бизанта осталось всего ничего. Покорились темнолицые всадники народа берберов и жители страны, дальше которой только страшные волны закатного моря, – страны Андалус. Побежден царь царей, великая империя Ирана рассыпалась в прах! А сейчас еще и вот эти противные человечки из Самарканда – не то чтобы совсем сдались, всё почему-то сопротивляются, но в общем дело их плохо. И что, друг наш садовод? Завоевано все, а где мир в земле правоверных? Ужас, а не мир. Хаос, дружище. Брат убивает брата, армии гоняются друг за другом, повелители же правоверных – совершенно не праведные халифы, а один другого хуже. В общем, ты подумай, дядюшка Мухаммед, – ты, в чьих жилах течет кровь пророка, ты так и будешь тут выращивать свой инжир, айву и яблоки? «Я с вами, раз уж такое дело», сказал им на это человек из дома Аббаса.