Наука под гнетом российской истории - Романовский Сергей Иванович - Страница 77

18 декабря проект Ферсмана обсуждался Президиумом Академии. Мудрый А.П. Карпинский заметил не без иронии, что “Академия в каждой стране есть собрание избранных ученых людей, как-никак, иначе и быть не может. Правда, у нас особые условия…” [561].

На ученых резко давил Н.И. Бухарин. Он – за радикальную ломку всех академических традиций, он требовал ввести “известный политический критерий при выборе действительных членов, почетных членов и членов – корреспондентов Академии наук” [562].

Ряд членов назначенной ЦИК комиссии по академичес-кому Уставу так же с учетом «момента» предлагали отказаться от выборов, а ограничиться… назначением в академики подходящих людей. А.В. Луначарский заявил без обиняков, что Академия наук должна служить не абстрактным научным идеалам, а стране, точнее – пролетариату. И.М. Губкин требовал от комиссии учесть его предложения: Академия должна играть вспомогательную роль, обслуживая только нужды социалистического строительства, а академик – прежде всего “слуга советского государства”, а уж затем – ученый.

Понятно, что текстуально эти предложения в Устав не вошли, но сам его дух проникнут теми идеями, которые были навязаны комиссии Н.И. Бухариным, А.В. Луначарским, И.М. Губкиным, А.Е. Ферсманом, А.Д. Архангельским и другими.

23 мая 1930 г. Президиум ЦИК утвердил новый устав Академии наук. Правила выборов оставили без изменений, лишь уточнили, что членами Академии наук теперь могли стать только те деятели науки, чьи труды способствуют “социалистичес-кому cтроительству Союза ССР” (§ 11), а академиков, деятельность которых направлена во вред СССР Устав понуждал нещадно изгонять из Академии (§ 19). И в довершении новый устав одной из основных задач Академии определил “выработку единого научного метода на основе материалистического мировоззрения, планомерно направляя всю систему научного знания к удовлетворению нужд социалистической реконструкции страны и дальнейшего роста социалистического общественного строя” (§ 2) [563].

А когда в 1936 году с Академией наук слили Коммунистическую академию, это учреждение уже стояло в едином строю строителей светлого будущего, а русская научная интеллигенция, как независимая и даже оппозиционная группа, просто перестала существовать.

Дальнейшая судьба академических уставов мало инте-ресна. Они принимались в 1935, 1959, 1963 и в 1991 г. (вре-менный). По сути эти Уставы ничего не меняли. Когда уверенный в своем самоправстве и полном всеобщем послушании Н.С. Хрущев дозволил в 1959 г. Академии наук самой утверждать свой Устав, она уже настолько сроднилась с ранее действовав-шим, что практически ничего в нем менять не стала, ибо правила бытия вполне устраивали академическую номенклатуру. С другой стороны, никакую самодеятельность Академии бы, само собой, не позволили. Ибо утверждала она текст согласованного в ЦК КПСС Устава.

ЦК бдительно следил за Академией и определял даже время принятия нового устава. Так, 11 апреля 1963 г. вышло постановление ЦК КПСС и Совмина «О мерах по улучшению деятельности Академии наук СССР». Его главный вывод – подошло время нового Устава. 1 июля 1963 г. он был утвержден Общим собранием. Устав этот стал последним в советском периоде истории Академии наук.

В марте 1987 г. Общее собрание приняло множество поправок к этому Уставу и он продолжал действовать вплоть до конца 1991 года, когда был принят временный устав РАН. Он по свой сути ничего не изменил – ни в статусе Академии, ни в порядке избрания новых членов.

Так и живет Академия наук, опираясь на временный Устав. По-видимому, руководство штаба нашей науки понимает, что время косметических зачисток советского устава про-шло, а на радикальные преобразования решиться не может.

Итак, живя по советскому Уставу, Академия наук благополучно миновала все рифы горбачевской перестройки, не заметила ГКЧП и целехонькой въехала в посткоммунистическую Россию. В Академии все по-прежнему, все советское – только денег не хватает. Профессор С.И. Яковленко точно заметил: “Зная, как проходят ученые в Академию, как они туда выбираются и по каким критериям, Академия наук в ее нынешнем состоянии не может быть организацией, стимулирующей и раз-вивающей науку” [564].

Что имел в виду С.И. Яковленко? Разберемся в этой осно-вополагающей проблеме более обстоятельно. Тем более порядок пополнения Академии наук не изменился – в основных своих чертах – с 1927 года, со времени принятия ее первого советского Устава.

Вообще говоря, существуют два принципиально разных подхода к пополнению Академии: один – «сверху», когда кандидата на освободившуюся вакансию предлагают академики соответствующего отделения, другой – «снизу», когда кандидатов в Академию наук подбирает вся научная общественность страны, устраивая тем самым, как выразился академик Ю.А. Осипьян, “национальные выборы”. Первый подход был традиционен для нашей Академии до 1917 года. Он же практикуется практически во всех Академиях мира [565].

Надо сказать, что оба подхода не без издержек. При выборах «сверху» академическая система становится замкнутой, она открывается лишь для тех, кого сама же и избирает. При выборах «снизу» Академия наук оказывается под перекрестным огнем общественности и если эта самая общественность выражает мнения политических верхов, то Академия вынуждена избирать тех, кого ей рекомендуют. Наука при таком порядке выборов со временем неизбежно отодвигается на задний план.

Еще с конца XIX века, когда Академия наук не избрала своими членами И.М. Сеченова, Д.И. Менделеева, А.Г. Столетова, она узнала истинное мнение о себе так называемой демократической русской интеллигенции. Д.И. Менделеев прямо говорил о том, что Императорская Академия наук перестала быть русской, при выборах новых членов научные заслуги кандидатов не являются основным критерием. Устранить подобные издержки он предлагал контролем за выборами со стороны научной общественности университетов, институтов, научных обществ [566]. В полном объеме эти мечты Д.И. Менделеева воплотились при советской власти, уже в первом советском Уставе Академии наук 1927 года. Именно в нем были подробно прописаны новые «де-мократические» правила избрания новых членов Академии. Суть их в том, что список кандидатов в «бессмертные» формировавался теперь трудовыми коллективами вузов, институтов, промышленных организаций и т.д. А академики тайным голосованием в предметных комиссиях, отделениях и, наконец, на Общем собрании выбирали из этого списка тех, кто удовлетворял требованиям Устава.

Зачем был внедрен именно такой порядок выборов?

Его чисто внешняя демократичность была лишь ширмой, прикрывавшей истинные намерения большевистской власти. А состояли они в том, что таким способом достигалось предельно быстрое «осовечивание» Академии, ибо «снизу» предлагали тех, кто не вызывал сомнений у властной партийной элиты. Поэтому избрание в Академию наук нужных советской власти ученых, да еще избрание «демократическое», с тройным фильтром голосования решало эту задачу наиболее простым и надежным способом.

Но уже вскоре, а точнее с конца 1929 года, когда Академия наук была поставлена на колени и без сопротивления выполняла любые предписания властей, подобный порядок выборов стал необходим уже самой Академии. Почему? По очень простой причине: с помощью изобретенной коммунистами новой «демократической» технологии пополнения Академии наук ее президиум, оказавшийся в полной зависимости от партийного руководства страны, стал сам подбирать людей, могущих проводить нужную линию и к тому же способных организовать и контролировать научные коллективы. Фамилии этих людей «спускались» в низовые организации, а те выдвигали их как своих кандидатов. Дальнейшую работу академическое чиновничество проводило уже со своими академиками и те, как правило, голосовали за нужных людей.