Зелёный патруль - Витич Райдо - Страница 18

Стася поморщилась и выдала:

— Никому ничего не говори обо мне. И помни, в любую минуту приду, погляжу как живете.

— За кого хоть молить? — выдохнула женщина, ни чуть уже не пугаясь грозной госпожи — благоговела только, принимая ее за истинное явление чуда, отзыв небес на свою последнюю молитву, не раньше как по утру в небо отправленную. Просила деточкам своим или жизни, или смерти легкой, как Господь распорядится. Вот и распорядился — в едину минуту все дав.

— Господу молись и Пресвятой Богородице, она вас и землю эту защищает и все видит, и не оставляет.

— Так, госпожа — матушка.

— Ну, будь здрава Пелагея и ты Любашенька. Мамку слушай и почитай да во всем ей помогай. За братиком приглядывай. А я, путь будет, навещу, — и улыбнулась светло: пусть троим, но помогла, пусть мелочью, но пригодилась, значит, не зря день прошел. Не зря.

Год пройдет, десять — а что мать, что девочка крепко будут помнить помощь незнакомки и верить, что не оставили землю и людей Боги, что помогают им, слышат их, видят, творят правду…

Жаль, что реже, чем хочется.

Любаша из дверей за женщиной вылетела, ноги обвила и уставилась снизу вверх.

— Ну, чего ты? — улыбнулась ей Стася, погладила по голове. — Живи, девочка, умницей будь, правду чти и добро, да ни гнись не под кого. Помни, ты дочь Божья.

— Ты придешь еще? — прошептала.

— Как Бог даст. Только не зови в тягости — учись сама с бедой справляться. Зови в радости — я приду. Горе на двоих — двойное горе, радость на двоих — ни конца, ни края не имеет.

Поцеловала в лоб, вздохнула, чувствуя как доверчиво прижалась к ней девочка — оттаивает маленькое сердечко, впускает тепло да свет в душу. Значит, жива будет, значит, полетит еще, полетает.

— Беги к мамке, дел у вас ноне много — дом свой прибрать, братика поднять.

И улыбнувшись ей вышла за ворота. Пошла к лесу не оглядываясь — пятнадцать минут до точки выхода. Успеет.

Динозавры здесь не бегали — трилобиты под ногами валялись.

Чиж сидел прямо на красном густом песке и смотрел в небо темное с бордовым отсветом. И не верилось ему, что он на родной планете и не принималась окружающее за реальность. А ведь знал, понимал, готов вроде к чему угодно был. И в бокс шагнул лишь чуть робея, и в пропасть воронки с зелеными всполохами ушел глаза не закрывая, а тут накрыло.

Равнина слева, океан справа, куда не смотри — горизонт, где вода и суша с небом сливаются. Никого, ничего, тишина, как будто оглох. Ветерок вялый чуть лица касается, запах в воздухе дурной, сернистый, влажный, острый.

Сван присел перед ним на корточки, ладонью перед лицом помахал:

— Жив?

Чиж неуверенно кивнул.

— Пошли прогуляемся. До точки еще тридцать минут. Наслаждайся.

То ли всерьез, то ли пошути.

Николай встал, не соображая, пошел, и все то оглядывался, то нагибался, чтобы песок потрогать, влажность и прохладу под ладонью ощутить, шершавость панциря трилобита, хрупкость ее. И уверится — не мерещится.

Признался себе нехотя, что до этой минуты хоть и верил ребятам, но все же не доверял, не принимал всерьез возможность по времени перемещаться. А тут убедился — не шутка, не насмешка, и принял, тяжело, скрипя закостеневшими догмами, начал свыкаться с мыслью о реальности представшей перед ним в виде виртуальности.

Только привык, только свыкся, как обратно в водоворот уходить пришлось. Стоял в круглом боксе, смотрел на пол и соображал — что это было? Где песок?

— Все. Ступор на день, — помахал опять перед его лицом ладонью Сван.

— Ничего подобного, — буркнул Чиж, чувствуя легкое отупение.

Только к вечеру переварил увиденное. Когда все вместе в гостиной собрались, посмеяться над собой смог, слушая обсуждение стариков, поведения новичков.

Стася его смутила — смеялась задорно, счастливо, выглядела такой довольной, словно он подвиг совершил. Хорошо стало на душе, легко. И будто окончательно прижился он в группе, словно всегда всех их знал, вместе с ними вырос и не на одно задание, ни в один век ходил.

В этот вечер они с Яном заключили негласное перемирие и приняли друг друга как братья.

С губ Стаси не сходила милая, добродушная улыбка, в глазах тепло материнское было и понимание и, такой она красивой Чижу казалась, что взгляда отвести не мог. Одного не понимал, отчего капитан со всеми не веселится, а на сестренку испытывающе смотрит, будто подозревается в чем-то.

А женщина на него внимания не обращала. Спокойно на душе у Стаси было, она долг свой выполнила, не впустую этот день провела. И пусть не вернула погибших братьев, но трем попавшим в беду умереть не дала. Может, устав нарушила, себя и Ивана подставила, но мелочь это по сравнению с верой в глазах ребенка.

Глава 5

Лейтенант Русанова получила допуск через семь дней, Иштван через восемь, а на девятый пятую команду зеленого патруля подняли по тревоге. Жизнь входила в обычное русло.

Русанова и Федорович стояли перед полковником Казаковым и получали инструктаж. Задание типичное, если бы не одно «но» — в группе три новичка. Пусть обкатанных, десять раз по «зеленке» прошедших, но по учебной программе, а тут серьезное дело.

— Товарищ полковник, они зеленые, — пытался втолковать ему капитан, но тот неумолим был:

— Вы и есть «зеленые» капитан Федорович. Задание ясно?

— Так точно, — выпалив недовольно, вытянулся.

— Двадцать минут на сборы. Кругом ма-арш!

Стася и Иван вывалились из кабинета и застыли перед ребятами. Пару секунд рассматривали их и Федорович рыкнул:

— В арсенальную, бегом! Загрузка по полной программе! Вперед!

Семь пар ног дробно застучала по мрамору.

— Сван, пластид! — крутанул мужчине коробку капитан.

— Детонаторы?

— У меня, — бросила Стася, вдевая их в чехлы на куртке.

— Резвей, братья, резвей! — подгонял капитан собиравшихся. — Ян, рацию проверь на месте. Все включили переговорники! Чиж! Куда ты шашки суешь, олух! Выкинул! Выкинул, сказал!

Иштван сунул ему запасной автомат-пистолет и пару обойм:

— Поверь, это лучше.

— Что хоть затевается?

— Задание на месте получим. Но, судя по сборам, будет горячо, так что не стесняйся, греби все что получиться.

— Аким! — окликнула мужчину Стася — кинула ему дополнительный нож в ножнах. Тот поймал, прикрепил к лодыжке. Сван под завязку набил в карман глушителей. Стася упаковалась по уши, с алчностью Кощея сгребая пластид и обоймы.

— Все?! Попрыгали! — приказал Иван. Бойцы дружно изобразили зайцев, но четверо сыграли кенгуру. — Мамонты, вашу!… У кого брякает?!

— У меня, — вздохнула Русанова, переложила одну обойму в карман брюк сзади.

— Попрыгали! Опять локомотивы колесами стучат?! Шалович, чем брякаем?! Выкинуть к чертям! Пацавичус, почему рация плохо прикреплена?! Бегом исправились!!… Еще раз попрыгали!… Кругом! Бегом!

В бокс влетели за две минуты до исходной точки.

Дежурный диспетчер, заклинивая двери, показал через стекло сначала два пальца, потом десять — двадцать часов на все про все. Стася переглянулась с Иваном: коридор сделали по максимуму, но успеем ли?

Должны!

Бойцы замерли в привычной позе спинами друг к другу. Отсчет пошел.

— Куда провалимся? — без надежды на ответ, спросил Аким.

— Сейчас узнаешь, — залихватски улыбнулся Сван.

Предрассветные сумерки — прекрасное время для военных действий, только неясно с кем воевать.

Патруль вышел на склоне и замер, обозревая пространство с межгорного плато: овальную долину с озерами, лесом и белым городом, стоящем больше на воде, чем на земле. Плавучие сады, мост, соединяющий две половины города с ровными, прямыми улочками и каналами с канаэ, причалами. Площади с храмами-пирамидами в центре и плоские крыши двухэтажных домов, переходящих к периферии в мазанки с тростниковыми кровлями. Все это было покрыто туманом вьющихся из домов дымков и окружено грязевыми банками, зарослями тростника, скальными породами. Не узнать город было сложно.