Противостояние - Витич Райдо - Страница 82

— Понятно, Николай Иванович, что непонятного, — протянул. — Хорошо, что только начальство накатить может, а не жена, — усмехнулся. — Так я прикрою.

— Лена и есть моя жена.

Парень рот открыл и закрыл.

— Ты думал, я тут решил с любовницей покувыркаться, чтобы до наступления сладко пожить?

"Да!"

— Нет, но… — плечами пожал. А если и так — ему что? Был майор не как многие, единичен в своей устойчивости против женского пола, а теперь значит, сдался. Обидно, досадно, но ладно. Только вот Санина эта…Лучше б тогда Осипова, симпатичнее, выше, грудь опять же пышнее…

И дошло — Санина! "Два года не виделись"! «Жена»! Эта та, что Николай погибшей считал и все сох по ней?!

Мишка полбу себе стукнул, засиял как тульский самовар:

— Еееелки! Живая, значит! Нашлась!

Коля хмыкнул, подошел к парню:

— С прозрением вас, Михаил Валерьевич. Комнатку приготовь и присмотри, чтобы нас по пустякам не беспокоили.

— Все понял, — заверил уже совсем другим тоном.

Зубатая у майора жена, не пара однозначно и по внешнему виду и по бравости, но жена, а это другой коленкор и против не попрешь.

— Надо бы вам, Николай Иванович, жену-то как-то в орденоносцы, что ли? — начал советы давать, свое из комнаты выгребая. Вещей немного, но достать «умом» своим Николая парень успел. — Не годно это. Вы вон герой, а она отстает, тянуть, значит, вас вниз в глазах подчиненных будет.

— Не поверишь, Миша, плевать мне на глаза подчиненных. Вали давай из комнаты!

Парня выдуло, а майор на постель присел — мягко, все лучше Лене здесь будет, чем с мужиками в блиндаже.

И ладони о колени оттер — вспотели от мысли, что Лена спать здесь будет. Согласилась бы только. А там он потихоньку, полегоньку. Терепеливо… Какой там! Сердце чуть из груди не выскочило от желания. Вот ведь организм! За два года желания море было, да только глухое какое-то, а тут до головокружения острое. Сдержаться бы, не напугать девушку. А с другой стороны — она Санина, он — Санин — все, поженились…

Интересно, почему она — Санина?

Мужчины обедали, как — то по особенному поглядывая на нее, и хоть бы кто спросил — вы-то будите, товарищ лейтенант? Хоть бы кто предложил.

Впрочем, Лене на то все равно было — Колю ждала, даже сердце расшалилось, унять не могла. Для себя самой все решено было, сначала по-детски, наверное, но сейчас обдумано, взвешенно. Сколько б не отмеряно им с Колей было, вместе будут. Не встанет она ему поперек, слушаться будет…

— Как с майором поговорили? — лениво ковыряя ложкой кулеш, спросил Васнецов, видя, как та в мечтах летает.

— Нормально, — и неожиданно для себя заулыбалась так, что и того смутила. — О пушках говорили. Оказывается, фальшивыми бывают.

— О, новость! — хохотнул Кузнецов.

В блиндаж Санин заглянул. Бойцы подниматься стали, но он рукой махнул не глядя:

— Отдыхайте. Приятного аппетита. Товарищ лейтенант, можно вас?

Лена хотела чинно выйти, но тут же забыла о том, вылетела.

Васнецов котелок на пол грохнул и чуть не пнул. Чаров щеку почесал, кривясь:

— Быстро она теплое место себе нашла.

Суслов ложку облизал:

— Бабы все шалавы.

И получил от Гриши затрещенну:

— Молкни, щеня.

Сержант Замятин закурил, вздохнув:

— Дураки вы. Мальчишки, — заметил тихо, задумчиво.

— Чего вдруг? — озадачился Абрек. — Ясно же — с майором закрутила. Пара дней в расположении, а уже пристроилась.

— Вот и говорю, мальчишки вы. Поверху судите. А вы обратили внимание, как наш майор на нашего лейтенанта смотрит?

— Как мужик, который хочет. И знает, что получит, — проворчал Кузнецов.

— Неет, паря, тут не только мужское естество играет, тут выше бери, больше. Глубокое, до печени, до пяток. Даа, — вздохнул опять, взгляд пространный, почти мечтательный. — Любаша так моя на меня смотрела, жинка моя, женщина необыкновенная. И уж чего только от меня дурака не стерпела. А я не понимал… Два года вот без нее мыкаюсь и только дошло до старого полудурка. Оно завсегда так — есть и вроде, чего еще надо? Обстиран, обглажен, накормлен да пригрет. А вот нет ее рядом и словно ничего нет. А вот ее бы… Эх, рядом бы просто посидеть.

Тихо стало.

Кузнецов помолчав сказал словно себе только:

— А я свою сразу понял. И про себя и про нее. Заморыш была, страшненькая, ой! А прикипел вмиг. И серо без нее, что ли?… Она у меня шебутная, все спокойно не живется. Как на вулкане жили, так ведь и чувствовал — живу…Эй, мужики, махра есть у кого? Дайте, — поднялся. — Растравил ты мне душу, Васильевич.

— Домой бы быстрее, — потер лицо Хворостин. — Н-дааа.

Николай за руки ее взял:

— Леночка, вещи свои собери.

— Зачем?

— Не место тебе с мужиками в сырой землянке.

— А им место?

Мужчина голову опустил, ладошку ей поглаживая. Дрожит все внутри, мысли путает. Вздохнул:

— Не место, Леночка, всем нам здесь не место, а уж фрицам подавно. Я же о другом. У меня поживешь, комната свободная. Там удобнее тебе будет.

— Как это, Коля? Отделение мое здесь, я там? Да и что люди скажут?

— Это важно? — посмотрел на нее и было что-то в его глазах жаркое, такое от чего сердце обмирало и тепло внутри становилось, волнительно.

— Нееет, — протянула неуверенно. Ей точно нет. Но он командир батальона, может, ему суждения чужие важны.

Но выходило и ему все равно, а значило это одно — нужна и чувствует он к ней тоже, что и она к нему. И хорошо стало на душе, светло, радостно.

— Леночка, забери вещи, я тут подожду. Нет в том плохого. Приходить к ребятам будешь…

— Нет, Коля, что за командир, который только приходит к подчиненным.

— Но они же солдаты, взрослые люди, да и ты не нянечка им. Затишье пока, можно, — дрогнувшей рукой волосы ей огладил. Сжал бы сейчас в объятьях, смял, в губы впился… нельзя, вспугнет.

У Лены в голове мутилось, не думалось ни о чем, только тревога сладкая, непонятная в груди росла и, так от нее уходить не хотелось, что девушка попросила:

— Потом на эту тему поговорим, хорошо?

— Ну, хорошо, — согласился. Завтра, послезавтра — не суть. Что надо, он ей сам обеспечит. — Ты не обедала?

— Нет.

Какой обед?

— Пойдем, — повел ее к штабу.

На крыльце Семеновский курил. На пару глянул, как ни в чем не бывало, руку Санину подал.

— А вы кушать идите, Елена Владимировна. Михаил там чего-то наметал уже, — заметив неуверенность девушки, молвил. Та еще больше смутилась: что тон его ласковый, что величания — к чему, почему?

— Иди, Леночка, — улыбнулся ей Николай. — Мы тут перекурим, подойдем.

Она ушла, Санин на Семеновского глянул, закурил:

— В штабе что слышно, Николай Иванович?

— Передышка наметилась, Владимир Савельевич.

— Хорошо. Подустали бойцы. Я тебя тут сильно тревожить не буду, вижу, есть с кем пообщаться, — усмехнулся. — Ты не сердись, Николай Иванович, но на Елену Владимировну документики я затребовал. Чудеса, видишь ли, не моя компетенция, да и любопытно, как оно так в жизни бывает: вроде погибла, а нет — жива.

— Партизанила она, — отрезал Николай, а внутренне напрягся. Только неприятностей с особым отделом им с Леной и не хватало. Вот уж где прикрыть ее не сможет, так это здесь. Семеновский-то ладно, если что, договорится с ним — неплохой он мужик, если с правильным подходом к нему, то и он с пониманием. Но лишь бы чего не накопали вышестоящие. Понятно, что и накапывать на Лену нечего, но тут не в фактах, а в желании суть. Захотят так и корову вон засудят, в чем угодно обвинят.

— В курсе. Вот в ЦШПД и послал запрос. Обязан, Николай Иванович. Ты приказ-то на ваше новое положение оформлять думаешь? Чтобы официально, значит, все узаконено было?

— Сейчас? — нахмурился.

— Да нет, — улыбнулся. — Сейчас вам ясно не до того. Но так и я могу, мне не трудно.

— Был бы благодарен.