Противостояние - Витич Райдо - Страница 80

Лена отдернула руку, отпрянула к стене. Взгляд стал непримиримым, лицо замкнутым.

— Что-то случилось? Твой брат погиб? — нахмурился мужчина.

— Разведка очень грязное дело, да? — спросила минут через пять молчания.

Николай насторожился, что сказать не знал.

Да, что внешняя, что внутренняя, что разведка, что политика, не могут быть «чистыми». Но понятие это относительное и зависит от цели и средств достижения. То что Лену тогда, в сорок первом ее же родные использовали вслепую было грязно, но оправдано или нет, вряд ли он или она узнают об этом.

— Игорь убил людей, — сказала тихо. Пальцем стол начала карябать, только чтобы в глаза Николая не смотреть и свои чувства не показывать, но они в голосе проступали и говорили больше, чем слова. — Я сама видела. Где-то далеко, на краю сознания я понимаю, что он не был эсэсовцем, что он выполнял задание, но его поступок перечеркнул все святое. Перечеркнул даже память о нем.

"Бедная девочка", — закурил Николай, волнуясь. Он понимал, что она, та наивная идеалистка пережила, если видела, как ее брат, кто был для нее кумиром, стреляет в гражданских.

— Я не могу его оправдать, потому что не могу понять. И не могу понять цель этой разведки. Его задания. Любой разведчик действует на благо своей Родины. Это четко, это ясно. Но кто он, если убивает народ своей Родины, действуя во благо Родины убитых? Какое здесь благо? В чем логика? Как можно это принять и понять? Как это стыкуется?

— Леночка, задания бывают разные.

— Даже такие, что приходится убивать своих же?

— Даже.

— Не знаю, — покачала головой. — Мне этого не понять.

— Почему ты не кушаешь? — решил отвлечь ее от плохих мыслей. Невыносима ему была ее печаль.

Подвинул ей картошку.

— Хозяйка? — кивнула на нее.

— Да, хорошая бабулька. Правда не всегда нам так везет. Как правило, приходишь — а в доме никого. Или вовсе: ни дома, ни человека. Немцы угоняют людей, дома жгут. Идешь по деревне, а там…печи и головешки.

Лену повело, душно стало. Как наяву услышала крики тех, кого сжигали в амбаре и, до судорог сердце сжало.

— Лена? Лена! — встряхнул ее, видя, как девушка резко побелела и начала падать с открытыми глазами. — Да ты что? Леночка! — прижал к себе, заставил чая глотнуть.

Санина головой замотала, стряхивая оцепенение и дурман.

— Лена? Тебя контузило?

Сколько тревоги было в его голосе!

Девушка нашла в себе силы улыбнуться мужчине, успокаивая, правда улыбка горькой вышла:

— Как сказал один умный доктор, мы все контуженные.

Бойцы на траве лежали, на солнышке весеннем млели.

Васнецов в небо смотрел и травинку жевал. Рядом на локти опираясь, Палий. Осматривал местность, думу гадал и спросил:

— Гриш, вот интересно, чего она так долго? Наступление, наверное, будет?

— Наступление по-любому будет, но не сейчас.

— Это почему?

— Потому. В тыл фрицев не ходили, разведку боем не проводили. А «язык» так, разведка ситуации на сегодня, в плане планов противника.

— Да? А чего тогда майор лейтенанта четвертый час держит.

— Может он ее в объятьях держит, — хохотнул Суслов.

— Мимо, — равнодушно парировал Васнецов.

— Это ты с чего решил? Может, они там по-другому подумали.

— Майор не знаю, она точно мимо. Проверено. Гаргадзе уже огреб. При нас, да Слава?

— Было, — согласился Палий.

— Ну и что? Может он не в ее вкусе. Может в ее вкусе только высший комсостав.

— А в зубы, — покосился на него Гриша.

— Чего в зубы-то сразу? — возмутился парень.

— Не трекай чего не знаешь.

— А ты все знаешь, да Гриша? Баб завались было и о каждой ты со знанием, — хмыкнул Хворостин, сел. — Бабы, Гриша, как кошки, только к тому, кто гладит не пойдут, они еще молочка хотят, рыбки. Можешь, их накормить, сытую жизнь устроить — твоя, нет — гуляй Вася.

— Это ты своим опытом делишься? — приподнялся на локте мужчина, глянул на Пал Палыча.

— Он побольше твоего будет, всяко. И вот хоть злись, хоть грози, слово мое помни — ляжет твой лейтенант в постельку с кем-нибудь. Ни сегодня — завтра, ни завтра — через месяц, а все равно кого-то согреет. Натура у них такая — кого пожалеть, а от кого и поиметь. Ты не зыркай на меня, я тебе такую историю расскажу. Брательник мой, мне не чета, видный мужик был. Погиб, царствие ему небесное. Но до войны окрутила его одна бабенка, прямо вилася, спасу не было. Брат-то мой все сторонился, а потом прикипел, жениться задумал, а она ему чемоданы выставила за порог. Он ей, мол, сдурела баба? А та ему: мне от тебя, Боря, ребеночек только и нужен был. Ты красивый, здоровый, значит и ребенок такой будет, а больше и нет у тебя ничего — на черта ты мне. Для остального у меня другой есть. Вот тебе.

— Ну и к чему ты это? — прищурил глаз мужчина, травинку выплюнул.

— Закрутила тебя лейтенант, на жалость взяла, а ты дурачок и повелся. Удобно — против тебя ни один не пойдет, за тобой, как за каменной стеной. Тишь да покой. Осмотрится и хвостом вильнет. И суть не в том, что плохая она или еще чего — баба просто, вот и все.

Васнецов закурил, подумал и решил: «посмотрим».

Полежал еще и встал, к штабу пошел, сказав ребятам, что кухню посмотрит, готов обед-то или нет.

— Мне в отделение пора, Коля, ребята, наверное, потеряли.

— Я провожу, — не стал перечить и выдавать свое желание никуда ее не пускать. Не время — спугнет, обидит еще ненароком.

Лена поднялась, и вспомнила:

— Да, мы когда за языком ходили, пушки в лесу видели.

— Это ничего не значит, они могут быть деревянными, — взял фуражку мужчина, дверь пред девушкой открыл, пропуская вперед.

— Как деревянные?

— Просто, Леночка, — огляделся на крыльце, придержал ее за локоток, помогая спуститься. — Встречалось уже такое. У немцев силы уже не те, брешей в обороне много, вот они их и затыкают бутафорией. Картон, фанера, доски, краска. А бывает, отвлекают, гады. Стоит такая фальшивая батарея, а за ней настоящая. Встречали и такое.

— Спасибо, что сказал. У меня опыта в военной разведке совсем нет, — улыбнулась смущенно. — В тылу у немцев бутафории нет, там все по-настоящему, поэтому просто: считай танки, считай солдат, машины. Не ошибешься.

— Здесь немного другие премудрости, — развернулся к ней, останавливаясь. За руку взял. — Леночка, нам нужно будет серьезно поговорить.

— Хорошо. Сейчас?

— Можно через пару часов. Ты отдохнешь, ребят своих проконтролируешь, и я подойду. Прогуляемся, поговорим.

— Хорошо, — улыбнулась и Николай в ответ.

Одного боялся, поранить ее невзначай, но и цель свою четко знал — она. Потому спешить не хотел, но и медлить не собирался. Дальше пошли, но руки ее из своей ладони он не выпустил — спокойней так. И надежда есть — не вырывает ведь.

Так и пошли по улице к лесу мимо солдат, кухни, рука в руке.

— Так как там, Саня, Леночка?

— Нормально. Герой, — сообщила с гордостью. Не нравилась она ему. Выходило, если Лена к Дрозду прикипела и это взаимно, ему только роль «брата» достанется. И готов был обратно по той дороге что прошел, только бы вернуться в тридцатое июня и вместо Сани с ней остаться. Он бы присмотрел. Он бы защитил — муха бы мимо не пролетела.

— Воюет, значит? — спросил, желая, как можно больше не только о друге выведать, но и о его с Леной отношениях.

— Да. Лейтенант. Сейчас, наверное, капитан уже, если выбрались. А выбрались, иначе быть не может. Нам ведь тоже звания присваивали. Я рядовой начинала, потом сержантом стала, теперь лейтенант. Но командовать мне не нравится, не годна я для этого.

— Согласен, Леночка, — закивал. — Парни у нас хорошие, но каждый со своим характером. А ты добрая, мягкая…

Лена рассмеялась, с насмешкой глянув на него:

— Знал бы ты, какая я мягкая. Им бы сказал, они бы удивились.

Теперь Николай заулыбался — невозможно было на ее звонкий смех не улыбнуться, на задор и свет в глазах, что сердце до донышка от хмари потерь и грязи войны очищали.