Противостояние - Витич Райдо - Страница 35

Помни Саньку, Валюша, нужно это и ему, и нам, и тем, кто будет после нас.

А еще помни, что были такие — Надя, моя любимая, Леночка Скрябина. Был Валька,

лейтенант погранвойск, который собирался жениться, как раз перед войной, но уже

не женится, и детей у него не будет, и остался он неизвестно где, то ли живой,

то ли мертвый. Был сержант Калуга, рядовые Вербицкий, Лапин, Стрельников. Жила,

и дай Бог живет в глухой деревне женщина, которая не погнала нас, накормила,

обстирала, помогла раненным. Были и есть люди, которые оставались и остаются

просто людьми…

В январе мы опять были в тех местах, откуда отходили, рядом с той высоткой, на

которой погиб мой взвод и, освободили наконец Тропец. Он очень изменился.

Сколько сил нужно будет положить, чтобы его восстановить? А сколько таких

поселков, городов, изрытых траншеями, разбомбленных, превращенных в прах и руины,

нам придется освобождать и восстанавливать?

Но это лирика, малышка. Главное сейчас выбить врага с нашей земли, а там, уж как-нибудь

разберемся…

Письмо домой было огромным… но изложено лишь в голове мужчины, на бумаге же за

все это время было выведено:

"Здравствуйте моя горячо любимая мам и сестренка — Валюша.

Получил твое письмо, Валя. Спасибо. Был очень рад. У меня все хорошо. Жив,

здоров, бью врага и буду бить."

Санин перечитал, вздохнул, и перестал мучиться. Подписал: "Берегите себя. Обними

за меня маму. Ваш Николай" и свернул лист треугольником. Потом как-нибудь опишет

все подробно. Не сейчас.

Глава 19

Группа Эринбекова приняла груз, встретила радистов.

Это было почти чудом — ребята с Большой Земли. Парня и девушку стиснули в

объятьях, словно они прибыли с Луны. Уже доставив в лагерь, их забросали

вопросами. У костров, где они грелись, толпа собралась и слушала, внемля каждому

слову: о параде Красной армии, проведенном не смотря на то, что враг стоял у

столицы, о блокаде в Ленинграде и о том, как мужественно прорываются грузовики

по "дороге жизни" в голодный город, чтобы доставить продукты, и как возвращаются

колонны назад, вывозя изможденных людей, детей-скелеты.

Про парад на восьмое ноября, про Ленинград было известно из сводок, но

подробности у радио не спросишь, а тут можно задать вопросы. Ими и мучили

уставшую пару, пока та не взмолилась:

— Устали, братцы, отдохнуть дайте.

Лена помогла распаковать груз и порадовалась. В отряд прибыли: тушенка,

взрывчатка, бикфордов шнур, оружие, боеприпасы, рация, сапоги, варежки, свитеры.

И даже письма детей отважным партизанам.

— Ну, вот, теперь мы официальная военная часть, — прогудел довольный командир.

— Теперь у нас есть свой штаб — партизанского движения. Мы сможем

координировать свои действия с другими частями.

Это было событие номер один. Группа из разрозненных частей, не вышедшая из

окружения и продолжавшая воевать на месте, признавалась воинским соединением.

Стихийно назначенные командиры получили официальные звания, речь шла даже о

наградах.

— Ну, Пчела, ты теперь у нас сержант, — балагурил Иван Иванович. — К звезде

героя тебя представлять будем.

— Меня? — девушка отчего-то испугалась: за что? Какой она герой?

— А ты как думала, сержант? За это чудо что благодаря тебе и твоему человеку в

отряд пришло, за самую настоящую героическую работу в тылу врага.

— Щедрый вы, Иван Иваныч, — улыбнулась девушка, приняв слова за шутку. Ничего

такого она не сделала, а связного даже для представления награды выдавать не

собиралась. Слова его помнила — рисковать только собой можно.

Погудели разговоры и утихли. Весной развернулась настоящая война в тылу врага.

Отряды организовывали целые края, получили возможность координировать свои

действия, как Центальным Штабом Партизанского Движения, так и меж собой.

Развернулись крупные и повсеместные акции диверсий.

Лена успевала и с ребятами на боевые операции ходить, и связь с подпольем

поддерживать.

В отряд прибывали люди. Немец мобилизировал силы, для ударов на фронте и

фрахтовал в свои ряды хиви, забирал последнее у народа, устроил принудительную

вербовку на работу. Фашистам нужна была рабочая сила и питание, и они выжимали

все возможное из оккупационных территорий. Выгоняли деревни на сев и посадку. В

городах сгоняли людей на работу. За саботаж расстреливали.

Режим ужесточался день ото дня.

На борьбу с партизанами прибыли новые войска, появились провокаторы, прошли

операции по разгрому небольших партизанских отрядов. Расстрелы стали нормой

жизни. Людей хватали на дорогах и улицах. Усиленно трудилось гестапо. По

железнодорожному полотну курсировали дрезины с патрулями, натасканными собаками.

Положение становилось сложным, очень опасным. Добровольцев прибывающих в отряд

проверяли по мере сил и возможностей, но гарантии что среди них нет предателей,

не было.

В это время и с фронта приходили неутешительные новости: был сдан Керченский

полуостров, пал Севастополь. Всем стало ясно, что война затягивается.

Пчела теперь ходила на задания только с оружием. Оставляла его в схронах

максимально близко у поселков и городов и шла дальше, притворяясь убогой,

полоумной девчонкой. Возвращалась через тайник, доставала автомат. Пистолет же

старалась носить с собой.

В конце мая, уже выбравшись из города, она попала в облаву у деревни. Полевая

жандармерия и полиция местной охраны порядка, сгоняли жителей к управе, ходили

по домам. Тот тут то там слышались выстрелы. Пчела рванула огородами, надеясь

вырваться и, вылетела на полицая. Рухнула вместе с ним в траву, покатилась в

овраг.

— Ну, гад, — размахнулась автоматом желая въехать ему прикладом по роже и

замерла — на нее смотрел Перемыст.

— Антон?

Это было неожиданно. Если б не знала его — убила бы. Но память хранила образ

фартового парня, с которым выбирались в прошлом году по болотам и лесам, брали

аэродром, переправлялись в лодке — и это останавливало ее, не давало нажать на

гашетку и убить.

— Ты, — протянул, сел. — Какого хрена, дура?!

— А ты? — ткнула в сторону униформы. — Ах, ты сволочь! — размахнулась

оружием, чтобы ударить, но Перемыст перехватил, к земле прижал, рот ей ладонью

зажав:

— Тихо, дура! — прошипел. — Какого хрена ты здесь? Партизанишь? А где дружки

твои? Ты хоть знаешь, что происходит, идиотка?

Лена мотнула головой и взглядом попросила: отпусти, орать не буду, не выгодно

мне.