Банальная история - Витич Райдо - Страница 45

Привязанность — другое. Это уже не нить, связывающая двоих на время, это канат, сдерживающий, опутывающий, и крепкий настолько, что порой проще смириться с его наличием, чем рвать и рваться из его пут. И не стала рваться, оставив эту безумную мысль на отдаленное будущее.

Я покинула палату, когда Олег заснул. Долго стояла у окна, решая, что скажу Сереже, чем аргументирую свою отсрочку к началу совместной жизни. Какими словами объясню все это и какими глазами буду смотреть на него.

Но ничего не решила. Появился Алеша. Обнял и озабоченно заглянул в глаза:

— Все хорошо?

Мои губы изогнулись в дежурной улыбке. Не беда, что душа в этот момент оплакивала несбывшиеся мечты, грозящие разбиться надежды.

Эта улыбка была очень нужна Алеше, как Олегу нужны были мои уверенья в любви, безграничной и по-прежнему негасимой.

А в это время у машины мерз тот, кто так же сильно был нужен мне. И я почти физически ощущала, как он злится в ожидании, как мучается от неопределенности.

— Анечка, тебя что-то беспокоит?

— Да, понимаешь, мне очень нужно поговорить с Сережей. Но боюсь, что он не адекватно воспримет разговор.

Алеша внимательно смотрел на меня, потом взял мои руки в свои ладони и стал столь же пристально разглядывать их. Видимо в моем лице он уже прочел ответ, осталось его озвучить.

— Аня, прости, пожалуйста, я меньше всего хочу тебя обидеть, тем более оскорбить, но позволь спросить…

О, только не это. Он все понял. Не знаю, как, но точно — понял. И тайна уже была разделена на троих. Впрочем — нет. Нужно просто уйти от вопроса, тогда не нужен будет и ответ.

Я отодвинулась, направилась к выходу.

— Аня…

— Прости, Алеша, но ребята уже, наверное, замерзли, пока нас ждали.

— Они сидят в машине — с чего им мерзнуть?

Но я оказалась права. Как и он. Андрей сидел в машине, а Сергей, нахохлившись, стоял, прислонившись спиной к дверце, и ждал. Я хотела с ним поговорить, но лишь встретилась с ним взглядом и поняла — не стоит.

— Ну, все нормально? Жив? Теперь можно по домам или дежурство организуем, а, Анюта?

— Сережа…

— Ладно, ладно. Понял. Проникся. И, пожалуй, поеду.

Но не сел в машину, шагнул ко мне и со значением выдохнул в лицо:

— Ты уж подумай. До завтра. Я позвоню.

И многое еще хотел сказать в том же духе, по той же теме, но Алеша навис надо мной и исподлобья уставился на брата. Тот смолк, вздохнул и, вымучив улыбку, чмокнул меня в щеку и решительно залез в машину:

— Пока.

— Алеша, я нужен? — спросил Андрей.

— Нет. Я поеду с Аней. Останусь у нее.

— Хорошо. Я завтра позвоню. Мы продукты купили, на заднем сиденье пакеты лежат… Ты как, малыш? Нормально?

— Да, езжайте. Все хорошо. Спасибо.

Андрей окинул меня внимательным взглядом и, кивнув, сел. Машина плавно тронулась с места.

Мы выехали следом.

Я была благодарна Сергею за проявленное терпение и корректность. И все же была немного разочарована. Очень надеялась, что он все правильно понял, и это не конец, а лишь отсрочка. Я боялась, что Сергей не захочет ждать, не сможет, обидится или уже обиделся, не правильно понял и подумал. Пока я нянчусь с Олегом, он отойдет, забудет наши совместные дни и мечты, передумает, не захочет что-то менять. Первый порыв, первый пыл схлынет, и рутина погребет под собой любое воспоминание, сотрет стремление изменить и измениться, начать новую жизнь. Со мной, только со мной.

Глупые мысли, совершенно беспочвенные опасения. Но разве я это понимала? Ведь я, как и он, хотела решить все разом и понимала не хуже него, что иначе мы можем просто ничего не решить. Отсрочка на руку судьбе, а не нам. Она искусна, виртуозна в создании всевозможных препонов. Стоит чуть отступить, чуть успокоиться, и, как камнепад, обрушатся одни обстоятельства за другими, погребая под собой любую мысль, любое желание, не давая возможности не то, что решать, но и думать в том направлении. И так до бесконечности — то мы придумаем отсрочку, то нам ее создадут, то замешкаем, то побоимся, и, в конце концов, не сможем, не захотим, замрем на мертвой точке, уже не зная — а стоит ли двигаться? Жизнь…

Но на эту тему мне думать не хотелось — мрачно там, не радостно.

Я думала о хорошем, старалась, заставляла себя вернуться мыслями в позитивное русло — внутри меня жила надежда, полнокровно и жизнеутверждающе. Она еще питала меня, еще гнала кровь по жилам, а мысли в поисках лучшего, оптимального для всех выхода. Того, что не скрывает за собой минное поле, на котором неизбежны потери. Того, что схоже с ковровой дорожкой в небеса. Без потерь, без потрясений. И чтоб для всех — к лучшему.

Я открыла двери, приглашая внутрь Алешу, и подивилась стылому воздуху в квартире. А может быть по этому помещение казалось чужим, не жилым. У меня возникло чувство, что меня не было здесь не три дня — три года, и все вокруг — из другой, давно забытой жизни.

Я постояла, оглядываясь в недоумении — что на меня нашло? И двинулась в комнату, чтобы закрыть форточки.

Алеша шагнул в кухню, чтобы заняться продуктами.

— Анечка, ужин приготовить?

— Нет.

— А чай? Ребята твой любимый торт купили "Снежная королева".

Понятно, Алеша хочет поговорить. Просто лечь спать не входит в его планы. Я согласилась на ночное чаепитие, переоделась и, вздохнув, двинулась на кухню.

— Не грусти, и не расстраивайся, все наладится, — сказал он, по-своему расценив мой уставший вид.

Как ему объяснишь, что меня расстраивает совсем другое?

Сережа. Прошел уже час, как мы расстались. Час, как из головы не выходит его прищур, надменный, обиженный и одновременно испытывающий. И пустые, ничего не значащие фразы.

Олег? Да, он занимал меня, но все меньше и меньше. Я боялась из-за него потерять Сергея. И боялась из-за Сергея оказаться виновной в смерти Олега. Замкнутый круг. Еще один.

— Алеша, как ты думаешь, Олег может повторить суицид?

— Может. Если поймет, как это на тебя действует, — без раздумий ответил брат и отвел взгляд, пряча внимание к интересующей его теме в чашке с чаем.

— Ты хочешь сказать, что он специально? Назло мне?

Алеша пожал плечами:

— Не исключаю.

Я испугалась, сообразив, чем это мне грозит. Нет, нет, только не так. Я не хотела быть привязанной к Олегу насильно. Да — я благодарна ему и не оттолкну сейчас, помогу, буду помогать. Но могу остаться его женой лишь на время реабилитации. А дальше нельзя. Ни мне, ни ему. Его нужно избавить от нас, меня от него. Наш брак превращается в антиутопию. Нужно спасать не его, нужно спасать нас самих. Вернее, то, что еще от нас осталось. От Олега.

Мой приступ благородства, обуявший меня в больнице — закончился. Перспектива жизни с неудавшимся самоубийцей — пугала. Но еще сильней пугала мысль, что Сергей не проймет меня и не дождется. Он гордый, самолюбивый….а потом еще явется мама. И отец. Нет, нам нужно успеть уехать до того, как они вернутся.

Но как бросить Олега сейчас, в таком состоянии?

Невозможно.

— Алеша, сколько длиться период реабилитации самоубийц?

— Трудно сказать: когда месяц, когда год. У некоторых всю жизнь.

— Только не это!

— Да, перспектива не радостная. Но что здесь можно сделать?

— А если…если я уйду? Дождусь, когда он будет в хорошей форме, оставлю ему все, что нужно. Квартиру, например. Пусть хоть завтра приводит подругу и начинает новую жизнь. Это ведь правильное решение, Алеша? Так Олегу будет лучше, правда?

— Ты действительно решила уйти от него? — Алеша не верил, как ни хотел. Его взгляд сканировал. И подозревал, что за моими словами стоит лишь минутная слабость, а не зрелость и осознанность решения.

— Да, Алеша, хочу. Мне страшно. Я не смогу жить, постоянно контролируя себя. И терпеть. Это невозможно. Я теперь буду бояться лишний раз слово ему сказать и вздрагивать, заходя в квартиру, постоянно ждать худшего и думать — что он совершит в следующую минуту? Как интерпретирует простое действие.