Синдром синей бороды - Витич Райдо - Страница 18

В который раз здравая мысль о разводе наталкивается на веские аргументы против? Так Вероника и барахтается из года в год в семейном болоте, повязанная по рукам и ногам. Сначала надеясь на лучшее и веря, потом, заставляя себя верить, а сейчас верь — не верь — выхода все равно нет — 22 года вместе. Дети опять же… Вот он главный аргумент! Камень на шее!

— Слышала сотню раз — ради детей мы должны сохранять отношения.

— Разве я был не прав? У нас чудесные дети: самостоятельные, умные, здоровые. Ради их благополучия стоит терпеть.

— Мне!

— Тебе? — Егор приподнялся на локте, уставился на женщину. Его возмутил ее недовольный тон, вызывающее поведение, не уместное учитывая гостя в квартире. Именно присутствие Вадима в доме остановило Егора от едких замечаний, дабы не спровоцировать скандал Вера явно была раздражена и обижена, а значит, не способна контролировать свои эмоции. — Позже поговорим.

— Как обычно. Ты стремишься оставить неприятную тему.

— Не уместную. Прибереги свои претензии на отдаленное будущее. Не забывай о госте и о детях.

Вера чуть не заплакала с досады. Села, достала из тумбочки успокаивающее, и проглотила не две таблетки, как обычно, а три.

Егор отвернулся. Он ненавидел ее привычку пить на ночь снотворное, успокоительное. Она и так по жизни была меланхоличной, зачем еще усугублять заторможенность? Чтоб не чувствовать его прикосновений? Но они давно спят скорей как брат с сестрой, чем как супруги.

— Ты уже как наркоманка…

— С тобой иначе никак!

В голосе жены слышалась злость. Егор пересилил себя и пошел на примирение. Нужно — ради детей, ради спокойной обстановки в доме.

Склонился над женщиной, обнял почти ласково:

— Верочка, ты же понимаешь, что я не просто так пригласил Вадима пожить у нас.

— Объясни — зачем? Ты представляешь, сколько хлопот с гостем? И все ляжет на мои плечи!

— Но ты же умница, справишься.

— Ради чего, Егор?!

— Ради детей. Ради их благополучия. Мои дела идут все хуже и хуже, а Вадим — богат. У него нет никого кроме нас…

— Жениться…

— Не факт. Если мы правильно будем себя вести, и сможем склонить его к мысли что лучшей семьи, чем наша ему не найти, то все сложиться более, чем хорошо. Его нужно привязать к детям…

— Вадима?! Ты сам веришь в то, что говоришь?

— Да. Ты не горячись и послушай меня. Вадим вряд ли настроен, жениться восьмой раз. Если только не естественная нужда в близком человеке. Так пусть дети заменят ему то, в чем он нуждается. Мы. Тепло, забота, понимание. Он растает, привяжется. Он уже не молод. Придет время — кому он оставит свои капиталы?

— Рано ты его хоронишь. Он нас всех переживет!

— Я не желаю ему смерти, наоборот — дай Бог ему долгих лет. Но давай реально оценим расстановку сил: конечно бизнес он не отпишет, однако квартиру на Невском — легко. Она все равно стоит закрытая в его отсутствие. А Маше будет двадцать один год, жених вон за ней ходит. Можно склонить Вадима, чтоб он отписал квартиру ей. Реально. Если, конечно ты поможешь. Нужно-то всего лишь показать разницу меж тем как жить одному, и как хорошо жить семьей. Доказать, что здесь ему будет лучше и сейчас и потом, что нет надобности селиться в гостинице или пустоте квартиры на Невском. Дать ему понять, что здесь его любят, ценят, уважают. Ждут, всегда рады.

Вероника задумалась: в словах мужа было рациональное зерно, и можно было бы принять план и попытаться его осуществить, но что-то мешало поверить в то, что у них получиться.

— Вадима не проведешь.

— Никто не собирается его проводить. Он мой брат. Это было, есть и будет. В любом случае. Конечно, нужно было бы сближаться много раньше, но кто знал, что он столько лет будет болеть твоей сестрой.

— Хочешь сказать, что он настолько был влюблен в нее, что не мог забыть? И при этом женился.

— Человек не может жить один, тем более Вадим. Ему никак без женщины. Бизнес очень жесткая игра. Что о нем будут думать, если у него не будет жены или любовницы? Что он кончился, как мужчина? Красивая девка всего лишь вывеска, необходимая для поддержания имиджа.

Лицо Веры закаменело. Она отвернулась, чтоб Егор не увидел его. Греков же и не смотрел на жену — он смотрел перед собой и разговаривал тоже с собой. В голосе слышалась тоска и донельзя нервировала женщину, знающую ее причину.

— В сердце может жить одна женщина, притом, что может быть семья, масса других привязанностей, но у любого мужчины должна быть тихая пристань. Для Вадима это мы. Должны стать. Ты понятия не имеешь, как тяжело человеку любить одну, жить с другой… Но существует слово — надо. Вадим не смог забыть Ирину. А ты ему напоминаешь ее. Вот он и старался не появляться здесь, не видеть тебя, чтоб не бередить рану. Я понимаю его.

Мужчина вздохнул и откинулся на подушку, продолжая говорить:

— Наконец-то он немного оттаял, согласился пожить у нас. Значит, рана затянулась… Благоприятный момент. Для нас. И для него. Успокоился… Сколько лет он боролся с собой?…

— Я вызову Лику, а сама пойду на работу, — заявила Вера, зная как заставить Егора замолчать. И закрыла глаза — теперь можно и поспать. Отдохнуть, упокоиться и с новыми силами в новый день. А сил ей понадобиться не мало. Но если с утра до вечера пропадать в салоне, то можно легко справиться с ситуацией. Пусть братья здесь лобзаются, строят планы, пьют, ностальгируют по былым дням — ее это не коснется. И она сможет держать себя в руках, пережить неприятности. Обойти острый угол имени Вадима Грекова. А потом он уедет. И все пойдет, как шло.

Глава 7

`Я ненормальная…

Как страшно думать о том.

Как больно осознавать.

Как тяжело поверить и смириться.

Я — ненормальная?

Говорят — да.

Но психиатры — люди и могут ошибиться. В конце концов, кто придумал ту самую норму, по которой определяется степень нормальности? Ведь врачи не скрывают того факта, что большая часть населения имеет психические отклонения: депрессии там всяки, мании, фобии. И хоть один психиатрический диагноз можно легко поставить любому человеку. Тогда, что доктора принимают за норму, как измеряют степень отклонений? По какой шкале, линейке мерят адекватность личности? Может быть по краниометру, тому самому, что наци измеряли череп и после выносили вердикт: чистый ариец или явный еврей? Правда, если брать за точку отсчета определенную величину на их линейке, то, пожалуй, и негр, неподозревающий о грехах своих прародительниц, мог оказаться чистокровным арийцем, а кореец — евреем.

Так, где же логика?

И почему ее ищу я, ненормальная, а не те, что считаются адекватными личностями?

Может, поэтому и ищу, что больная, а они не ищут, потому что здоровые'?

Лика перестала мучиться вопросом, открыла глаза и уставилась на будильник перед своим носом: дурная привычка заводить каждый день, ставить его рядом с диваном на табурет, словно иначе она его не услышит, проспит, опоздает на работу. Но, при этом всякий раз просыпается за пять-десять минут до его трели. И, следовательно, проспать не может, как в принципе не может опоздать. Потому что её рабочий день не нормирован, и вообще работает она, от случая к случаю, да и работой обыденные дела назвать трудно. Обязанности? Тем более. Обязанность — груз, тяжесть, а девушке сей труд даже не в тягость, а скорей в радость…

`Нет, я точно — ненормальная', - подумала, вставая с постели. Накрыла ладонью кнопку будильника за пару секунд до звонка и прошлепала в ванную. День начался, как всегда.

Впрочем, нет, что-то было не так. Не вне, внутри неё. Какое-то странное ощущение не то беспокойства, не то предчувствия — холодило под ложечкой.

Лика внимательно оглядела свою физиономию в зеркале: может она что скажет?

За ночь лицо не изменилось: прыщиками не обзавелось, но и от родительского наследства — широких скул и черных глаз — не избавилось. Прическа опять же, как у кошки после общения с пылесосом — обычное дело по утрам.