Греховные тайны - Хейз Мэри-Роуз - Страница 5

— Нет, — произнесла Кристиан.

Лудо пожал плечами:

— Ну что ж… Тогда мне больше нечего сказать.

— Да, наверное…

Кристиан было невыносимо больно. Они легли в постель, стараясь не касаться друг друга. Сейчас Лудо спал, лежа рядом с ней, очень тихо, как всегда.

Кристиан лежала на спине, глядя через открытый люк на звездное небо. Внезапно звезды показались ей слишком яркими, слишком крупными, беспокойными, словно смеялись над ней. Слезы катились по ее лицу и высыхали на щеках.

— Когда ты собираешься вернуться? — спросил Лудо перед тем, как заснуть.

— Думаю, через неделю. Может, через две.

Воцарилось молчание.

— Лучше забронируй себе номер в отеле. Я не знаю, где буду в это время.

Кристиан сразу поняла, что это означает. Он собирается нарушить свое обещание. Неизвестно, что послужило тому причиной — смерть ее отца, известие о ребенке, а может, что-то другое.

На следующее утро она улетела в Англию с ужасным предчувствием, что никогда больше не увидит Лудо.

Глава 3

Известная писательница Арран Уинтер провела первую половину дня за беседой с начальником Управления пожарной охраны Сан-Франциско Руфусом Махоуни в гриль-баре на площади Вашингтона.

Сорокапятилетний Руфус Махоуни весил больше двухсот фунтов при росте шесть футов и пять дюймов.

Сейчас он поглощал пищу с нескрываемым наслаждением и точно так же, по-видимому, наслаждался беседой.

Арран пристально смотрела на него своими большими серьезными глазами.

— Если жильцы находятся на верхнем этаже в задней части здания, а тремя этажами ниже бушует пожар и нет доступа ни к пожарной лестнице, ни к обычной, как вы сможете их спасти?., Они уже обсудили почти все аспекты борьбы с пожаром на примере конкретного случая — старого деревянного четырехэтажного здания многоквартирного дома.

Арран успела записать несколько профессиональных выражений типа «вентилировать крышу», «перегретые газы». Сейчас Махоуни объяснял механизм использования специальной пожарной лестницы. Он даже нарисовал ее в записной книжке Арран.

— Это такое длинное устройство в форме рыбьей кости. Оно закрепляется за край крыши. Вот так.

Махоуни пообещал ей организовать посещение пожарной станции, где Арран сама сможет осмотреть оборудование и почувствовать атмосферу.

— Мне это доставит удовольствие. Помогу вам, чем смогу.

Он отечески похлопал ее по плечу.

Арран вздохнула. Он уже восхищался тем, какая она умная, что написала столько книг. А ведь, наверное, не намного старше его дочери Морин, которая сейчас еще учится в школе. Услышав эти слова, Арран в который раз испытала чувство, близкое к отчаянию. Она ненавидела свою внешность. Этот ясный гладкий лоб без единой морщинки, чистый, типично английский цвет лица, большие выразительные глаза цвета дождя, мягкие, как у ребенка, волосы, с которыми невозможно ничего сделать. Ей уже исполнилось тридцать, но можно дать и шестнадцать. Такая задумчивая, немного застенчивая девочка-студентка… Для того чтобы выглядеть хоть немного старше, она купила очки с простыми стеклами в тяжелой черепаховой оправе. Но это ничего не изменило. Теперь она выглядела застенчивой девочкой-студенткой в очках. Циничные бармены не раз просили ее предъявить документы. Однако в очках она чувствовала себя увереннее, разговаривая с людьми старшего возраста, такими, как, например, этот огромный пожарник-ветеран, сидящий напротив и широко улыбающийся ей.

Арран до сих пор все еще поражалась тому, что серьезные люди, специалисты своего дела, охотно уделяют ей время и внимание, отвечают на ее дурацкие вопросы только для того, чтобы она во всем разобралась. Но еще больше ее изумляло то, что они сами, кажется, получают от этого удовольствие.

Руфус Махоуни отвез ее домой в своем начальственном красном пожарном автомобиле. Арран чисто по-детски радовалась этому. Хорошо бы он еще включил сирену и красные мигалки.

Он исчез, крепко пожав ей руку и дружески помахав вслед. Арран поднялась по грязным ступеням к себе на четвертый этаж. Остальную часть дня она проведет за машинкой, печатая сегодняшние заметки.

Арран снимала верхний этаж старого викторианского дома в конце улицы Телеграф-Хилл. На первом этаже размещался темный, но уютный бар, где по пятницам и субботам вечерами играл джаз. На высоких табуретах со стаканами в руках сидели постаревшие битники пятидесятых годов, которые до глубокой ночи предавались воспоминаниям о прошедших днях.

Второй этаж занимали миссис Джанкаччио — старуха с бакенбардами — и восьмидесятилетний Роури Галэйн по кличке «кролик», в прошлом букмекер. На третьем этаже в одной квартире жили пять серьезно настроенных студентов из Азии, другую занимал человек, работавший зазывалой в одном из клубов Норт-Бич, в котором показывали стриптиз. В дневное время он посещал местный колледж, где изучал программирование на компьютере.

Вначале Арран жила на верхнем этаже не одна, но со временем, когда пришел успех, а с ним и благосостояние, после выезда прежних жильцов она заняла и вторую квартиру и уговорила хозяина пробить между ними дверь.

Здание явно пришло в упадок. Срочно требовался ремонт, замена сантехники и электропроводки. Окна выходили на шумную улицу, и вид из них открывался соответствующий. Арран могла бы позволить себе снять квартиру получше. На самом деле она могла бы даже купить особняк на «Тихоокеанских высотах». Но ей и в голову не приходило, что можно переехать. Этот дом был ее приютом и убежищем и в хорошие времена, и в плохие. По ночам в баре она с удовольствием выслушивала истории о Ленни Брюсе, Морте Зале и Джеке Керуаке. Ей нравилось пить виски из пластмассовых стаканов в компании с «кроликом» Галэйном, слушая, как тот разливается соловьем, вспоминая скачки из давнего прошлого. Она даже не возражала против того, чтобы приносить для миссис Джанкаччио лекарства из аптеки, хотя вместо благодарности чаще всего слышала в ответ маразматическую ругань.

Все эти люди стали для Арран почти семьей, а старое здание было ее домом.

Сейчас она жила именно так, как ей хотелось, — среди разрозненных предметов мебели и беспорядочных гор книг, наваленных повсюду. Много работала. Лишь раз в неделю в квартире устанавливалась видимость какого-то порядка. Происходило это благодаря уборщице Рите, менявшей постельное белье, стиравшей, отчищавшей кухню и ванную, покупавшей необходимые вещи, о которых Арран без нее и не вспомнила бы. Рита появилась в квартире против желания Арран, лишь по настоянию Изабель, не раз ужасавшейся по поводу беспорядочного образа жизни сестры.

Здесь Арран чувствовала себя в безопасности. Ей было хорошо и спокойно. Наконец-то ее жизнь потекла гладко, и все благодаря неустанному труду. И еще благодаря неслыханной удаче: она встретила Дэлвина, который принес умиротворение в ее душу, избавил ее от этих ужасных приступов унизительной потребности, что налетали на нее, словно фурии, в периоды стресса и требовали немедленного удовлетворения.

В пять часов вечера Арран закончила печатать заметки о борьбе с пожаром. Внезапно, по-видимому, от непривычно плотного ленча с вином она почувствовала сонливость и решила прилечь. Дважды звонил телефон, но она не брала трубку.

В начале восьмого Арран встала, выпила кофе и включила автоответчик. Услышав голос Изабель, почувствовала, что мир вокруг нее рушится. Когда перестали дрожать руки, позвонила Дэлвину.

Дэлвин был стержнем ее существования. «Звони мне в любое время», — повторял он, улыбаясь своей особенной улыбкой, говорившей, что он видит людей насквозь, видит и хорошее и плохое в них. Еще эта улыбка говорила, что больше его уже ничем не удивить и что, если поискать хорошенько, можно найти радость в самых неожиданных местах, в самых неожиданных ситуациях. Для Арран Дэлвин был единственной надеждой. «Я не шучу, — говорил он, — звони в любое время дня и ночи».

Он дал ей номер своего личного телефона.

Арран знала, что разыскать его в это время практически невозможно. Она попыталась вызвать в памяти его образ. Как он выглядел в тот первый вечер, который они провели вместе. Пили пиво в мексиканском ресторанчике, где рождественские украшения не снимались со стен, наверное, круглый год. Дэв поглядывал на нее с озорной, чуть насмешливой улыбкой, и лицо его выглядело таким мальчишеским, таким гладким под шапкой густых, почти белых волос. А темные, мудрые, какие-то древние глаза смотрели так по-доброму.