Греховные тайны - Хейз Мэри-Роуз - Страница 26

Он взглянул ей прямо в глаза.

— Совершенно верно, Изабель. Хотя мы называем это иначе. Продукт. Ты теперь наш продукт. Изабель Уинн, продукт. И чем скорее ты это осознаешь, тем лучше для тебя. Тем меньше будет боли. Ты — сочетание таланта и привлекательной внешности. Там, на студии, ты никого не будешь интересовать как личность. Только как продукт. Они тебя купят, если решат, что ты способна делать для них деньги. Если им покажется, что ты именно тот продукт, который нужен. И тогда ты станешь богатой и знаменитой. Ты ведь именно об этом мечтаешь. Разве не так?

— От тебя я такого не ожидала.

Дэвис пожал плечами.

— Придется привыкать и к этому, если хочешь выжить. Для твоей же пользы. Нужно научиться отделять личное от профессионального. И даже уметь посмеяться над этим.

Потом он кинул на нее внимательный взгляд и смягчился:

— Ты должна мне доверять, Изабель. Ты мне небезразлична.

«Брехня, — подумала Изабель. — Я тебе абсолютно безразлична. Я для тебя не человек. Продукт. А для Рамиреса — изображение на фотобумаге…»

И «Поло-Лонж» теперь представлялся ей всего лишь мясным рынком, где ее, Изабель Уинн — продукт! — выставили напоказ перед такими, как Сол Бернстайн. Теперь она ощущала лишь невероятное унижение. Ей это все было ненавистно.

Внезапно она с тоской вспомнила о сигаретке, которую дал ей Рамирес. Это от нее она тогда почувствовала такой подъем. Но Дэвис бы этого не одобрил Он отрицательно относился к наркотикам. Так же как и к спиртному. Немного вина время от времени… Но не более.

— Ну же, Изабель, — говорил он сейчас отеческим тоном. — Я знаю, ты устала, но надо поесть. Тебе же нравится сычуаньская кухня.

Он протянул ей тарелку, на которой лежал кусок цыпленка, начиненного орехами, и тонкие ломтики говядины по-монгольски. Изабель не могла проглотить ни кусочка. Налила себе бокал шабли из графина. Дэвис тут же убрал его.

— Хватит вина, Изабель. Поешь хоть чего-нибудь.

— Не хочу!

Изабель по-детски надула губы. Ну как он не может понять! Ей не нужна еда. Ей нужно, чтобы ее любили, чтобы говорили, как она хороша. Внезапно ее охватила тоска по дому, по сестрам. Она ненавидела Дэвиса за то, что оказалась в его власти. Так же как Аватар оказался во власти Порции Глейз.

Ей захотелось бросить все и уехать домой…

Однако в следующий миг Изабель вспомнила о сестрах и о том, почему она здесь. Они на нее надеются. Она не может их подвести.

Позже, оказавшись наконец в объятиях Дэвиса, она плача повторяла и повторяла его имя, целовала его глаза, губы, шею, растворялась в его теле. У них была одна общая плоть. В постели, обнаженные, они говорили на одном языке. Изабель не думала о том, что это все изменится в тот момент, когда их тела оторвутся друг от друга.

Сейчас она обвилась вокруг него, приняла его в себя, мурлыча от наслаждения. Дэвис внезапно укусил ее в губы. Она сжала руками свою твердую напрягшуюся грудь, ощущая, как растет напряжение во всем теле, как близится тот момент, чувствовала губы Дэвиса, его чудесную монументальную твердость внутри себя… Теперь они двигались в такт, с нарастающей интенсивностью.

В глазах у нее все плыло и кружилось. Она задохнулась и провалилась в ревущую черноту чисто физических ощущений небывалой силы.

— Да! — выдохнул Дэвис ей в ухо. — О да, моя драгоценная… да, да!

А потом одновременно произошли три вещи.

Дэвис едва не расплющил ее в последнем спазме. Она громко вскрикнула от наслаждения. Кто-то заколотил в дверь.

— Вы когда-нибудь угомонитесь или нет? Три часа ночи! Люди спать хотят, черт вас побери!

В этот момент зазвонил телефон.

— Что за ерунда! — воскликнул Дэвис.

Звонил Рамирес.

— Быстро гребите сюда, ребята. Прямо сейчас. Вы не поверите…

Мексиканец встретил их у входа в студию, весь в поту от возбуждения.

— Взгляните на это! И на это. И вот сюда. Я тебе скажу, парень: с этой девочкой плохих снимков не получится. Даже самые вшивые смотрятся потрясно. А вот этот… ты только взгляни! Я отпечатал всего один — посмотреть, что вышло. Осторожно, он еще не просох.

Они молча смотрели на Изабель, стоящую на берегу, молодую, сияющую, невинную и неотразимую. Одна рука придерживает накидку, другая откидывает с лица волосы. А вокруг ясно очерченным фоном — головы, плечи, руки людей. Протянутые руки, пальцы, указывающие на нее… Такой снимок может получиться один раз в жизни.

— С этой фотографией я войду в историю, — торжественно и благоговейно произнес Рамирес.

Глава 4

Кристиан пила сухой шерри и наблюдала, как весело трещат поленья в камине. Они сидели в баре клуба Тэннера, по соседству с Бонд-стрит. Очень пожилой человек в отлично скроенном, но сильно поношенном твидовом костюме стоял, повернувшись спиной к огню, и, подняв полы пиджака, не скрываясь, грел спину. Эрнест Уэкслер уже сообщил Кристиан, что это лорд Петершэм, прибывший из Йоркшира на собрание директоров.

Всего час назад она сидела, съежившись, в вагоне третьего класса, полная дурных предчувствий. Эрнест Уэкслер встретил ее на вокзале в безукоризненном черном кашемировом пальто с бархатным воротником, в высоком котелке. В «ягуаре» бутылочного цвета с шофером они поехали к Тэннеру, в один из самых престижных элитных частных клубов в Лондоне. Автомобиль двигался так легко и бесшумно, как будто они летели на ковре-самолете.

— Ваш столик готов, милорд.

Кристиан подняла глаза. Исполненный достоинства джентльмен, одетый в ливрею, приблизился к лорду Петершэму. Тот несколько раз моргнул, закивал головой:

— Да-да, я уже сам подумал… Ужасно… Как вы сказали?

Метрдотель проревел ему в самое ухо:

— Ваш столик готов, лорд Петершэм.

— Совсем необязательно кричать, — проговорил его светлость и, спотыкаясь, пошел за метрдотелем в столовую.

— Ему девяносто девять, но он сохранил все свои прежние способности, кроме одной, — заметил Уэкслер, вернувшись после телефонного разговора.

— Я никогда в жизни не видела живого лорда. Хотя… я бы, наверное, все равно не отличила его от остальных людей. Знаете… здесь так красиво.

— Да, приятное местечко. Я часто здесь бываю, когда останавливаюсь в Лондоне. У них тут первоклассный шеф-повар и много других приятных вещей. Например, наверху сейчас играют в триктрак. Довольно дорогая игра. А, я вижу, наш столик тоже готов. Только после вас, моя дорогая.

Кристиан это показалось повторением ленча в Лос-Анджелесе, только в обстановке зимней Англии. Великолепный интерьер, безукоризненное обслуживание, и посетители — все, как на подбор, откормленные, элегантные, удачливые и знаменитые или просто богатые. Кристиан, сидя в роскошном кресле в своей школьной синей плиссированной юбке и кардигане того же цвета, надетом поверх белой школьной блузы, разглядывала женщин в шикарных платьях, с изысканными прическами и ухоженными изящными руками. Она вспомнила о своих замерзших, покрасневших руках с мозолями и ссадинами, но в присутствии мистера Уэкслера это казалось не важным.

Он выше этого, благоговейно подумала Кристиан и, усевшись поудобнее, стала наслаждаться первым после Калифорнии по-настоящему хорошим ленчем.

Сначала подали копченую лососину, потом необыкновенно нежные бараньи ребрышки, сдобренные розмарином и чесноком. К ним мистер Уэкслер заказал каберне «Совиньон».

— Мы оба, наверное, немного грустим по Лос-Анджелесу, поэтому закажем калифорнийского вина. Это одно из немногих мест в Лондоне, где оно есть.

Кристиан твердо решила не думать о том, что будет после ленча. Шоферу Мартину приказано подать машину к трем часам. И что потом? Если они ни о чем не договорятся, надо будет вовремя вернуться на вокзал, чтобы успеть на поезд до Бирмингема.

— Кристиан, дорогая! — сказал ей мистер Уэкслер по телефону. — Конечно, приезжайте в Лондон. Приглашаю вас на ленч. Нам о многом нужно поговорить.

Однако пока что они говорили только о поездке мистера Уэкслера в Юго-Восточную Азию в прошлом месяце. Он украсил свой рассказ забавными анекдотами, над которыми Кристиан весело смеялась. Потом вспоминали Лос-Анджелес и ту ночь, когда она возникла перед его домом, как лесная нимфа. Он вспомнил, как она испугалась Хэнзела.