Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Засечная черта - Алексеев Иван - Страница 12


12
Изменить размер шрифта:

– Вот это – семга, по-вашему salmon, это – хариус, или grayling, а вот этой рыбы в Англии и в Шотландии, пожалуй, и нет. Называется она пелядь.

– Пи-лядь, – старательно повторила Джоана. Разик хмыкнул, Катька хихикнула, бойцы переглянулись.

– Знаешь что, сестренка, – Катька изо всех сил пыталась придать лицу серьезное выражение. – Ты, пожалуй, название этой рыбы не запоминай. Все равно она редкая, и ее мало кто знает. Пойдем лучше со стола уберем, а то оставили еду да посуду. И вообще, пора нам собираться в путешествие, ибо завтра с восходом солнца поскачем мы в сопровождении добрых молодцев через леса и поля навстречу твоему жениху.

Лежанка была жесткой и узкой, спина от нее болела, эта боль отдавала где-то в груди, и никак не получалось сделать глубокий вдох. Михась попытался приподняться на локтях, вздохнуть полной грудью, повернуться на бок. Это ему удалось, хотя и не без труда. Он снова погрузился было в приятную дрему, но уже через минуту частично пробудившееся сознание яркой холодной вспышкой захлестнул вопрос: «Где я? Что со мной?»

Михась рывком вскочил с лавки, служившей ему ложем, и тут же, охнув, сел, вернее, почти упал на нее. Правый голеностоп был прихвачен лубком из толстой бересты, грудь перебинтована крест-накрест, на гудящей, невероятно тяжелой голове также находилась повязка. Что-то еще с головой было не так, как обычно, но Михась пока не мог понять, что же именно. Из молочно-белой и одновременно почему-то сумрачной пелены, клубившейся перед глазами, вышел человек, приблизился к нему. Михась плохо различал его силуэт, отчетливо разглядел лишь глаза. Взгляд этих глаз был проникновенный, умиротворяющий, и раненый дружинник почему-то сразу успокоился, расслабился, откинулся спиной к стене, возле которой стояла лавка.

– Выпей-ка вот взвару лечебного, витязь! – Человек протянул ему кружку. – Сам удержишь, или тебе помочь?

– Сам, – едва разлепив сухие запекшиеся губы, шепотом выдохнул Михась.

Теплый взвар приятно освежил гортань, мягкой волной проник в желудок. Михась протянул пустую кружку в окружавшую его пелену, почувствовал, как ее забрали из подрагивающих от слабости пальцев.

– Еще?

– Да.

Он вновь поднес к губам наполненную кружку, движения его стали более уверенными. Сознание постепенно прояснялось, голова болела уже не так мучительно и безысходно.

– Где я?

– Ты в безопасности, сыне.

Пелена постепенно исчезала. Михась разглядел бревенчатые стены небольшой комнатенки, крохотное оконце, затянутое бычьим пузырем, печь, дощатый стол, на нем – толстую книгу в кожаном переплете, какой-то странный длинный предмет на полу у противоположной стены. Подняв голову, он увидел огонек лампадки под образами в красном углу. Образов было много, гораздо больше, чем могло бы быть в обычной крестьянской избе. Михась перевел взгляд влево, на стоящего возле него человека. Тот был одет в темную рясу, на его груди тускло поблескивал массивный медный крест, частично прикрытый длинной седой бородой. По-видимому, человек был довольно высок, поскольку стоял пригнувшись и при этом почти упирался головой в потолок. В руках он держал кувшин с целебным взваром.

– Я в монастыре? – хрипло, но уже не шепотом, а почти нормальным голосом спросил Михась.

– Ты в лесном ските, сыне.

– А где расположен этот лес? Монах-отшельник ласково усмехнулся:

– Слава Богу, оживаешь постепенно, раз такие вопросы задаешь. В полусотне верст от Москвы расположена чащоба сия.

– Сколько часов я был без сознания? Меня должны вот-вот разыскать свои.

– Мы подобрали тебя в лесу месяц назад.

Михась минуту-другую пытался осознать сказанное собеседником. Наконец до него стал медленно доходить смысл его слов.

– Месяц?!

Он уронил голову, закрыл ладонями лицо и тут наконец понял, что еще было с ним не так. У него выросла борода, причем довольно большая. Ну, конечно, прошел целый месяц. На Руси бороду брили только дружинники Лесного Стана. Разумеется, люди, оказавшие ему помощь, ухаживавшие за ним, не собирались, в дополнение к прочим заботам о раненом, еще и орудовать бритвой, которой у них к тому же и в помине не было.

– Тебя уже искали. Через несколько дней после того, как мы тебя принесли сюда, в скит. По всем деревням окрестным несколько отрядов прошлись.

– Кто искал?

– Они все твоими друзьями сказывались. Только, – монах усмехнулся, – не поверил я им. Были среди этих друзей кое-какие личности, мне по прежней жизни знакомые. Меня-то они не признали в новом облике, а уж я-то их не забуду вовек.

– Кто они?

– Ну, скажем, Афонька Вяземский.

– Князь Афанасий Вяземский? – воскликнул Михась.

Он вспомнил берег той болотистой речушки, где их десяток встал в заслон, прикрывая отход отряда, и красавца князя, одного из главных царевых опричников, бывшего не только палачом-любителем, но и профессиональным опытным военачальником. Князь, укрывшись за спинами стрелецких шеренг, пригнувшись к шее белого аргамака, чтобы не попасть под мушкетные выстрелы леших, острием сабли гнал эти шеренги в атаку на позиции их десятка.

– Его русским князем и назвать-то срамно, несмотря на все его заслуги ратные! Имя ему – царев кромешник! И место ему в аду кромешном, из которого он на Русь многострадальную извергся вместе с прочей опричниной! – сурово, как приговор, произнес монах.

– А другие, на опричников не похожие, были?

– Были всякие. Но у них же на лбу не писано, кто друг, кто враг. И решил я, что если мне тебя выходить удастся, то ты уж сам и определишь впоследствии, к какому брегу пристать.

– А почему ты решил, отче, что меня выхаживать следует? Вдруг я тоже из опричников?

– Ты умирал беспомощный, вот я заботу о тебе на себя и принял по заповедям христианским. А кто ты есть в сущности – так в том Бог тебе судья.

– Спасибо, отче, что от смерти спас и от опричников укрыл. Это с ними я последний бой вел. Потому они меня и разыскивали.

– Надеюсь я все же, что бой тот был для тебя не последний. Уверен, что выздоровеешь ты с Божьей помощью.

Михась некоторое время сидел молча, приходя в себя, обдумывая ситуацию, в которой он оказался. Монах, понимая его состояние, отошел, чтобы не мешать, взял со стола фолиант, присел на лавку к оконцу, принялся читать. Долго размышлять дру-жинику было, собственно, не над чем. Дислокация ему была более-менее ясна, а вот диспозиция... Вариантов было всего два. Во-первых, рано или поздно его товарищи возобновят поиски. Дружинники тайного Лесного Стана никогда своих не бросали, ни живых, ни мертвых. Естественно, Михась не знал, что опричники сымитировали его гибель, повесив чье-то обезображенное тело в обмундировании поморских дружинников у кремлевской стены. Во-вторых, если его поиски почему-либо затянутся, он, выздоровев и окрепнув, сам доберется до Лесного Стана, вернется в строй. Вот и все.

Михась глубоко вздохнул, допил остатки целебного настоя:

– Отче, ты, когда рассказывал о том, как меня из беды вызволял, говорил о спасителях «мы», во множественном числе. Много еще людей обо мне осведомлены?

– Нет, витязь, немного. Еще только один человек. Скоро с ним познакомишься.

– И еще один вопрос, если позволишь.

– Позволю, и не один. Долго нам тут с тобой еще предстоит беседовать.

– Это точно, – Михась с грустью оглядел повязки на ранах. – Скажи, отче, а как ты меня укрыть-то смог от тех опытных ищеек? Где-нибудь в лесу прятал?

– Да нет, под ложем моим отшельническим.

Монах указал рукой на тот самый странный предмет, находящийся возле противоположной от Михася стены, и леший наконец понял, что это гроб, стоящий на собственной крышке.

– Вот в гроб сей я каждую ночь и укладываюсь, о бренности земного бытия думая. Заслышав, что чужие люди с треском и шумом в скит по тропинке запутанной пробираются, я сам-то в гроб возлег, а тебя под крышкой, на коей он воздвигнут, укрыл. Зайдя в келью сию, оглядев ее пристально, не решились они ко гробу приблизиться. Так и ушли восвояси... А теперь имя твое мне узнать не мешало бы, если, конечно, в тайне его сохранить не захочешь. Надо ведь в беседах как-то называть тебя.