Аметист - Хейз Мэри-Роуз - Страница 5

Виктория пожала плечами.

— Думаю, что да. Если осмелится войти. — Она протянула пачку Гвиннет:

— Хочешь попробовать?

Другой вечер.

Гвиннет, привалившись к спинке кровати, безуспешно пытается научиться пускать ровные колечки дыма, как это замечательно получается у Виктории.

— А у тебя есть фото брата? — с надеждой в голосе спросила она.

Всем троим ужасно хотелось узнать как можно больше о Танкреди.

— Как думаешь, он красивый? — еще раньше спрашивала Гвиннет у Джесс. — Если он хоть чуточку похож на Викторию, то наверняка красивый.

Джесс же страшно заинтриговал замок Данлевен, представлявшийся ей суровой крепостью, построенной на черной неприступной скале, с запутанными коридорами, ржавыми крючьями, торчащими из стен, и омываемой ледяным северным горным дождем, потоками грязных струй стекающим по каменным стенам полуметровой толщины. Неприступный, мрачный, холодный замок…

— После смерти Скарсдейла у нас остались кое-какие деньжата, и мы первым делом установили центральное отопление.

Виктория никогда не называла графа отцом. Когда же девушки спросили ее, почему отец для нее только «Скарсдейл», она ответила:

— А что тут удивительного? Не могу я думать о нем как об отце. Я вообще его едва знала. Он оставил нас в Данлевене и больше там не появлялся.

Викторию и Танкреди привезли в Данлевен после смерти их матери, четырнадцать лет назад. Вдовствующая старшая сестра лорда Скарсдейла, которую Виктория называла не иначе как «тетушка Камерон», вырастила их по той же методе, по которой выращивала щенков шотландской борзой.

— Она была уверена, что нам нужны только корм и сухая подстилка. Тетушка совершенно не знала, как вести себя с детьми, но она очень старалась, — добавила Виктория потеплевшим голосом. — Она научила нас играть в шахматы и бридж.

Джесс представила себе тетушку Камерон удалой и суровой старухой в поношенной шотландской юбке и резиновых сапогах, вышагивающей по болотистой местности, поросшей вереском, в сопровождении своры огромных псов.

— Впрочем, она любила нас. И хотела помочь нам устроить свое будущее. Поэтому, когда Скарсдейл собрался отправиться на тот свет (это означало, что у нас, соответственно, появятся деньги), тетушка Камерон начала думать, как бы отправить нас на юг.

— Что за ерунда? — удивилась Джесс. — Я думала, что лорд скончался скоропостижно. Без каких-либо предварительных признаков. Упал и умер.

— Тетушка Камерон знала, что он умрет. Она — ясновидящая.

Катриона вытаращила глаза.

— Она видит будущее?

— Иногда. Хотя, возможно, это было и не будущее. А наоборот, прошлое. Трудно сказать. Никто точно этого не знает.

— Никто… — Прошептала Катриона, во все глаза глядя на Викторию. — Ты хочешь сказать…

— О да. Кажется, это передается по женской линии Рейвнов — Виктория небрежно пожала плечами.

Откровения Виктории Рейвн едва укладывались в голове, или, по едкому замечанию Джесс, в них «верилось с трудом». По общему согласию троица решила проверить достоверность слов своей новой подруги, когда выпадет подходящий случай. Гораздо спокойнее было строить предположения о загадочном Танкреди.

Танкреди подарил Виктории аметистовое кольцо.

Девушек это кольцо занимало все больше, тем более что, если верить словам Виктории, она никогда не снимала его с пальца.

Это было совершенно необычное кольцо. Сам аметист, судя по огранке, был современным, но оправа явно появилась на свет очень и очень давно, может, даже и в средние века. Она имела форму витиеватого геральдического животного — наполовину орел, наполовину дракон. Существо мертвой хваткой зажало огромный аметист в страшных когтях мохнатых лап, а его чешуйчатый хвост образовывал крученое кольцо для пальца.

— Скарсдейлу кольцо досталось по материнской линии, — пояснила Виктория. — Раньше оно было печаткой, но Танкреди переделал его к моему одиннадцатилетию. Он убрал печать и заменил ее аметистом. Знаете, аметист — мой камень по гороскопу.

Подобное обращение с фамильной печаткой показалось Джесс святотатством, но Гвиннет с Катрионой придерживались прямо противоположного мнения. Более того, действия Танкреди представлялись девушкам верхом романтичности.

— Хотела бы я иметь брата, который сделал бы для меня подобное. — Катриона печально вздохнула.

Начался летний семестр — время теннисных матчей по выходным. Девушки приступили к репетициям спектакля «Сон в летнюю ночь», который они собирались представить родителям и гостям на «уик-энде старшеклассников» в середине июня. В этот день родители Джесс, генерал сэр Уильям и леди Хантер, будут сидеть в первом ряду в потешно конфузящей их близости с книжно-светской матерью Катрионы, Эдной Скорсби, и ее мужем Эрнестом, йоркширским водопроводчиком и новоиспеченным миллионером, разбогатевшим благодаря своему революционному изобретению нового сливного крана для унитаза. Исполненный сознания долга, из Лондона прибудет строгий брат Гвиннет Безил.

А приедет ли Танкреди Рейвн?

— А почему его зовут Танкреди? — поинтересовалась Катриона у Виктории. — Это ведь иностранное имя, а?

— Так звали завоевателя Сицилии. Мать Скарсдейла была сицилианкой. Мы с Танкреди родились в Палермо.

— А чем он занимается?

— Занимается? Танкреди? — Тут прозвучал самый обескураживающий ответ:

— В шахматы играет. И в бридж, и в триктрак.

— Нет, я имею в виду, где он работает?

— Так это и есть его работа.

— Не понимаю, — замотала головой Гвиннет.

— Танкреди играет на деньги. И довольно успешно.

— Ты хочешь сказать, что твой брат — профессиональный игрок?

— Не совсем так. Он не профи в точном смысле этого слова. Танкреди всегда знает, что выиграет. Он держит в голове все шахматные ходы, так же как помнит полный расклад карт. — Виктория слегка улыбнулась. — Танкреди говорит, что в Америке его называли бы мастером обратного счета…

Катриона, Джесс и Гвиннет в строгих закрытых нейлоновых купальных костюмах и резиновых шапочках сидели на бетонном краю бассейна и наблюдали, как Виктория Рейвн, в облегающем белом лайкровом купальнике без особых усилий проплывает круг за кругом по периметру бассейна.

— О чем мы говорили перед ее приходом? — поинтересовалась Гвиннет.

— О том, что жили-поживали без особых забот. — Джесс раздраженно поправила прядь мокрых волос, выбившихся из-под шапочки. — Не могу понять, как это ей удалось подцепить нас на свой крючок. Мнит себя командиршей.

— Но ведь так оно и есть, — попыталась быть объективной Гвиннет.

— Она нас жалеет, — усмехнулась Катриона. — Ну не глупость?

— Жалеет нас? — Джесс грозно сдвинула черные брови.

И как только Виктория осмеливается ее жалеть? Джесс нравилась собственная жизнь. Отличная жизнь, и такой она будет и впредь. Джесс всегда двумя ногами стояла на земле, точно зная, что ее взгляды и амбиции — единственно верные, абсолютно правильные.

— Итак, ты намереваешься выйти в свет, потом стать женой и матерью… Очень удобно, — сказала как-то Виктория и, задумчиво покачивая головой, вдруг добавила без какой-либо видимой связи:

— Как же тебе повезло, что ты такая хорошая художница. Можешь придумывать собственные рождественские картинки и рисовать детские портреты.

Джесс почувствовала обиду и скрытую угрозу, словно — смешная мысль — принципы, на которых Джесс строила свою жизнь, в конце концов, не такие уж прочные.

Джесс не понимала, как может Гвиннет оставаться такой спокойной, несмотря на подколки, с которыми Виктория приставала и к ней.

— Воспитательница в детском саду? Ну конечно! Замечательная подготовка к работе в модном бизнесе. Можешь начать с маленьких прелестных нарядов для малышей…

— Но я не собираюсь заниматься модным бизнесом.

— Займешься.

Гвиннет, с побледневшим и сконфуженным лицом, уставилась на Викторию. А потом вдруг покраснела и поспешила сменить тему.

— Может быть, Виктория просто завидует нам, — мягко предположила Катриона. — Думаю, следует пожалеть ее. Как считаете, что с ней самой-то будет?