Встречи с животными - Спангенберг Евгений Павлович - Страница 28

Во как меня кот напугал! В самых озерах он живет, по камышам ходит, лысок ловит, подранков всяких подбирает, — закончил рассказчик.

Спустя два дня после неудачной кабаньей охоты, когда кот на моих глазах уплыл в озеро, я опять столкнулся с котом и сделал новые интересные наблюдения.

Глубокая речка, на берегу которой я жил, глухой протокой соединялась с большим озером. Берега, протоки заросли непроходимыми кустарниками ежевики, и к воде можно было подойти только в немногих местах, где колючего ежевичника нет.

То ли из-за того, что на протоку редко приходили охотники, то ли благодаря обилию кормов, но ее охотно посещали утки. К любому плесу подойдешь, обязательно поднимешь уток — чирков или крякв. Я отправился на эту протоку в одно прекрасное воскресное утро. Еще с вечера наехало к нам много городских охотников, все на лодках выехали на плес озера и открыли стрельбу по лыскам. Видя, что при таком скоплении стрелков на озере делать будет нечего, я и отправился на протоку.

Только стал я подходить, как совсем близко вырвалось шесть великолепных крякв и после моего дуплета одна из них упала на чистую воду, а другая — зеленый селезень — застряла на колючем кусте ежевики на противоположном берегу.

Протока была неглубокая, и я знал несколько удобных бродов. Но мне как-то не хотелось с утра лезть в холодную воду. Думаю, осмотрю пока ближайшие части протоки, а когда вода немножко нагреется, достану уток — благо селезень, как хорошая метка, чернеет на высоком кусте и его видно издали. С полчаса, наверное, осматривал протоку, побрел на другой берег к висящему селезню.

Уже близко подошел, вдруг вижу: на тот самый куст камышовый кот лезет, добирается до селезня. Мне бы ружье с плеча сорвать да пальнуть бы по вору, а я совсем растерялся. «Куда, куда лезешь!» — кричу, хотел было закричать, что селезень мой, как будто на куст не кот, а мальчуган лезет. Правда, после ряда случаев я убедился, что камышовые кошки не боятся выстрелов. Напротив, в надежде подобрать потерянных уток они подходят к местам, откуда недавно доносилась стрельба охотников.

Услышав крик, кот поспешил лапой подтянуть селезня к морде, схватил его в зубы и спрыгнул в густую колючую чащу. Побегал я кругом зарослей, сверху и снизу осмотрел их и, убедившись, что кроме нескольких перьев кот мне ничего не оставил, стал пробиваться к воде, где лежала вторая убитая утка. Только и второй утки не оказалось.

И увидел я тут, что весь грязевой заплеск между урезом воды и колючим ежевичником сплошь истоптан бесчисленными мелкими следами круглой формы. «Эге, — думаю, — да тут, видимо, бойкое место для котов и шакалов. Пожалуй, стоит сюда вечерком прийти и до темноты посидеть в засаде». Приняв это решение, я отправился домой.

Ждать наступления вечера мне показалось скучным. После обеда я дополнил свой патронташ четырьмя патронами некрупной картечи и не спеша зашагал к знакомому месту. Протока была расположена недалеко от дома. Я пришел туда еще задолго до вечера и в ожидании зари решил с подхода пострелять уток.

В одном месте я подошел к самой воде, взглянул вдоль протока и метрах в ста впереди заметил стайку плавающих чирков. Если сделать небольшой обход зарослей и вновь подойти к протоке, можно приблизиться к чиркам на верный выстрел.

Пять минут спустя я осторожно обогнул кусты, нашел проход и вновь подошел к воде. И хотя на этот раз чирки оказались от меня довольно близко, но они вели себя так странно, что я не выстрелил и, желая выяснить, в чем дело, замер на месте.

Для меня было несомненным, что, когда я вышел из прибрежных кустарников, утки меня заметили, но почему-то не обращали внимания. Высоко подняв головы, они собрались в необычно тесную стайку и продолжали плыть, приближаясь ко мне, причем то быстро, то медленно, то вертясь на одном месте, как будто их кто-то временами подгонял сзади. Их внимание целиком сосредоточилось на противоположном берегу. Как только я взглянул в том направлении, сразу понял, в чем дело.

По заплеску, не сзади чирков, а на одной с ними линии, не торопясь, шагал крупный камышовый кот. Он вел себя так, как будто кроме него, кота, здесь не было никого живого. Он шагал у самого уреза воды, то останавливался и смотрел куда-то вверх и в сторону, то начинал сладко потягиваться. Чирков, вертевшихся в двадцати шагах от него, он не видел, ни разу не взглянул в том направлении; их вообще для него не существовало. Это, конечно, был прием, хитрость хищника, но интересно, что сам он вел себя невероятно глупо.

Стараясь не смотреть на уток, он и меня не замечал, хотя я и стоял на открытом месте. Одним словом, на этот раз кот перестарался, и это было мне на руку. Но вот досада. Я не надеялся на встречу с котом до вечера и зарядил свое ружье самой мелкой утиной дробью. Разве годна она на крупного сильного зверя! Я, конечно, не забыл, что перед выходом из дому сунул в патронташ патроны, заряженные картечью, но не мог шелохнуться. Ничтожным движением я тотчас же выдал бы свое присутствие, и осторожный кот шмыгнул бы в заросли. А кот тем временем шагал вперед; неподалеку от него, все ближе ко мне — охотнику — подплывали чирки. Я был удивлен их поведением.

Но вот ждать больше нечего — зверь не может подойти ближе. Я вскинул ружье и, предвидя, что не застрелю кота мелкой дробью, один за другим нажал оба спуска. Одновременно с резким звуком двух частых выстрелов кот, как стальная пружина, подпрыгнул вверх на отмели и, едва коснувшись земли, исчез в зарослях. «Фрры-ко-ко-ко», — услышал я взлет и крик турача в следующую секунду. Это кот, продираясь сквозь колючую чащу, спугнул птицу.

Меня поразило поведение чирков. Когда я выстрелил, они были от меня совсем близко. Но вместо того чтобы отлететь от человека, от огня и грома страшного огнестрельного оружия, они рванулись ко мне и, промелькнув над самой моей головой, исчезли из виду. Прыгнувший кот им был несравненно страшнее стреляющего человека. Впрочем, что ж тут особенного. Вероятно, чирки в Закавказье чаще подвергаются нападению камышовых кошек, нежели стрельбе охотников. У страха глаза велики.

ВСПЫШКА ГНЕВА

Однажды зимой, в теплый, почти жаркий день, какие нередко выдаются у нас в Закавказье, я набродился по болоту за бекасами и решил отдохнуть и позавтракать. После недавно прошедших сильных дождей почва была настолько насыщена влагой, что для отдыха я вынужден был взобраться на стог соломы. Он одиноко стоял на краю сжатого рисового поля. Отсюда мне открылся типичный зимний ландшафт Закавказья.

Широкая равнина, покрытая бурой, а местами и багровой прошлогодней травой, на близком горизонте подступала к желтой стене тростниковых зарослей. Влево виднелся небольшой азербайджанский поселок. Тутовые деревья с обрубленными вершинами да причудливые, обвитые диким виноградом ветлы окружали его со всех сторон; сквозь эту поросль только местами проглядывали одиночные домики.

Приятно отдохнуть после утомительной ходьбы по болоту, но особенно приятен отдых, когда его удается совместить с интересными наблюдениями.

Неподалеку от стога паслись буйволы, затем сюда же прилетела большая стая зимующих скворцов и с шумом опустилась на поле. И вот, отдыхая, я смог наблюдать, как веселые, подвижные птицы вели себя по отношению к домашним животным. Одни из них суетливо бегали среди стада, другие взлетали на спины буйволов, копались в их шерсти клювами или, трепеща крыльями, распевали свои простенькие зимние песенки. Буйволы никак не реагировали на поведение птиц. К сожалению, к стаду подошел парень; скворцы с шумом поднялись в воздух и улетели.

Отыскав в стаде крупного буйвола, парень погнал его к селению. Буйвол покорно подчинился воле человека, но шел своей обычной медленной походкой, едва передвигая ноги. Эта медлительность раздражала парня, и он ударами палки старался заставить животное идти быстрее. Один за другим удары сыпались на бока и спину могучего зверя, но, увы, без всякого результата. Он не реагировал на побои и продолжал идти таким же медленным и размеренным шагом.