Сурок из Красной книги - Капитонов В. И. - Страница 1

В. И. Капитонов

 Сурок из Красной книги

Вспоминается 13 апреля далекого 1962 года, когда, после длительного ожидания автомашины на автобазе города Чимкента, мы наконец-то выехали с экспедиционным грузом под насмешливыми взглядами шоферов в горы Каржантау. И было чему им улыбаться! Мы получили старенькую машину ГАЗ-67 со слабым мотором и с женщиной-шофером, которая до сих пор не отваживалась выезжать за пределы города. Но, увы! Ничего лучшего автобаза нам не выделила.

Быстро промелькнули уже почти отцветшие зеленеющие яблоневые сады города и окрестных сел. Машина, тревожно постукивая мотором, быстро мчала нас по ярко-зеленой в эту пору глинистой всхолмленной пустыне. Едва переехав полноводную весной реку Бадам, машина начала подъем. Надсадно гудя и щелкая, она взбиралась все медленнее и где-то на середине склона встала. Пришлось вылезать и подталкивать ее. Измученные вконец, мы все же выкатили своего «козлика» на плосковершинный, пониженный здесь гребень хребта. Уселись снова в «газик», но не тут-то было.

Здесь, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, в лощинах еще лежали снежники, постоянно пересекавшие дорогу, и нам через каждые десять-пятнадцать минут приходилось вылезать и лопатами прокапывать путь. Уже под вечер дорога уперлась в такой мощный снежник, что откопать ее не представлялось никакой возможности. И мы с облегчением (нет худа без добра!) стали сгружать наш нехитрый, но довольно громоздкий экспедиционный скарб. Отважная водительница «козлика», с трудом развернувшись на размокшем склоне и помахав на прощанье рукой, скрылась за ближайшим поворотом.

А мы, присев на вьючные ящики, наконец-то по-настоящему стали разглядывать местность. С юга-запада на северо-восток, насколько видели глаза, тянулся всхолмленный уплощенный гребень гор Каржантау. На северо-востоке он, повышаясь до трех тысяч и выше метров, плавной дугой соединялся с внушительным (высотой до 4200 метров) Угамским хребтом. К северу Каржантау, теряя высоту, круто обрывались в синеющую от бесснежья каньонообразную долину реки Бадам, а к югу почти так же круто спускались к долине многоводной реки Угам.

В окрестностях нашей остановки, на северном склоне, среди множества снежников поднимались небольшие известняковые скалы и карровые поля, лишенные почвы и растительности. Чуть ниже разреженно росли крупные, раскидистые, с причудливой кроной деревья зеравшанского можжевельника или арчи. Облюбовав густохвойную арчу, мы перенесли под ее нависшие почти до земли длинные ветви свой скарб. Расположили рюкзаки и спальные мешки в виде полукруглой стены для защиты от возможного ветра и дождя и почувствовали себя как дома, хотя хмурая погода ухудшалась. На маленьком костре вскипятили воду, набрав ее из ближайшего ручейка, заварили крепкий чай, с наслаждением поужинали, вдыхая ароматный дым можжевельника, и, посидев еще немного у затухающего костра, забрались в спальные мешки. Но, несмотря на большую усталость, долго не могли уснуть. Завтра предстоял трудный день...

Ранним утром 14 апреля, воспользовавшись сильным ночным заморозком, сковавшим талый снег, мы с грузом самого необходимого для работы отправились по водоразделу Бадама и Угама в истоки реки Гимурсай, где предполагали изучать сурка Мензбира.

После утомительного пятичасового пути, часто проваливаясь в глубокий снег, добрались мы до места работы. Здесь была еще зима. На восточных, западных и северных склонах лежали сплошные снежные поля, на фоне которых темнели обнаженные останцы, скалы. Лишь на южном склоне кое-где уже появились проталины, зазеленела низкорослая травка. С трудом нашли здесь местечко, свободное от талой воды, и поставили палатку. Прояснившаяся было погода стала портиться, поэтому, наскоро закусив, мой спутник Юрий Серафимович Лобачев ушел в нижний лагерь, а я в подзорную трубу стал осматривать окружающие склоны.

Всюду, даже в самых многоснежных местах, были видны запачканные землей сурочьи норы с расходящимися от них тропинками. Около некоторых сидели и сами сурки. Их темные съежившиеся фигурки четко выделялись на фоне бесконечных снегов, но при неподвижности их легко было спутать с такими же темными, выступавшими из-под снега камнями. Так начались наши наблюдения за зверьками.

Как известно, сурки — грызуны с семейным образом жизни. Они строят сообща обширные и надежные убежища, имеют хорошо выраженные семейные участки, к которым очень привязаны, обладают сильно развитой сигнализацией, инстинктами подражания, ранней способностью к строительству нор и гнезд и другими поведенческими особенностями, необходимыми в общественной семейной жизни.

Но вернемся к сурку Мензбира, который, как иногда говорят, самый-самый... В чем же его исключительность?

Во-первых, он самый мелкий из сурков, обитающих в Европе и Азии, весит в конце лета в среднем около четырех килограммов при длине тела сорок пять сантиметров. Во-вторых, он имеет наиболее резко меняющуюся по сезонам года окраску. В-третьих, у него самая малая по площади область распространения, или ареал, весь сосредоточенный в горах Западного Тянь-Шаня. В-четвертых, это самый высокогорный из сурков СССР. Нижняя граница его распространения нигде не опускается ниже двух тысяч метров над уровнем моря. В-пятых, как новый для науки вид он описан наиболее поздно, в 1925 году, профессором Среднеазиатского университета Даниилом Николаевичем Кашкаровым. И, наконец, это единственный из сурков, внесенный в Красную книгу Казахстана, СССР и международную.

Мы изучали сурка Мензбира в основном в 1961 и 1962 годах, когда и выяснили, что численность этих зверьков сократилась. В 1962 году охота на него в Казахстане была запрещена. Позднее его изучением под нашим руководством занимался Виктор Иванович Машкин. Собранные данные и легли в основу очерка.

Как обычно, весной в горах Западного Тянь-Шаня погода нас не баловала. Но, несмотря на длительные ненастья с туманами и обильными снегопадами, а нередко и с ураганными ветрами, весна вступала в свои права: все больше зацветало растений, оживленней становились птицы, количество которых с каждым днем увеличивалось, на соседнем вытаявшем гребне все чаще появлялись фигурки горных козлов. И в жизни сурков тоже происходили важные события.

Первый вопрос, который нас занимал, как распределены зверьки на занимаемой ими территории? Оказалось, вся сколько-нибудь пригодная для их жизни местность уже поделена между ними на семейные участки, точные границы которых выявить трудно. Их можно проводить условно, отступая метров на двадцать (обычное удаление от норы кормящегося сурка) от крайних нор. Этот контур очерчивает пространство, на котором протекает годичный цикл жизни сурочьей семьи. Здесь ее пастбища, убежища, наблюдательные пункты.

Размеры семейной территории сурка Мензбира в месте нашей работы в верховьях реки Бадам оказались очень велики — от пяти до пятнадцати гектаров. По-видимому, расширить границы своего участка зверьков вынудили многолетний чрезмерный выпас скота и отсюда низкая продуктивность пастбища, а также частое беспокойство, которое причиняют им люди, овцы и собаки. В этом нас убедило и то, что всего километрах в тридцати, в верховьях реки Сайрам, где выпас был более умеренный, семейные участки сурков имели гораздо меньшие размеры, иногда не превышая гектара.

Что помогает зверькам поддерживать границы своей территории? Прежде всего мечение, или маркировка участка, а при необходимости и его защита, что характерно для многих животных. С ранней весны сурки, особенно взрослый самец, обегают все убежища своей семьи и расчищают их от снега и земли. Часто взрослые звери совершают маршруты по границам территории и оставляют свой запах, потирая щечной (точнее заглазничной) железой стенки нор, выступающие камни, а иногда и стенки специально выкопанных неглубоких ямок. Поэтому между глазом и ухом у самцов кожа от маркировки нередко бывает почти голой.