Западня для леших - Алексеев Иван - Страница 77

– Ладно, – все же попытался еще раз поторговаться Прошка. – Здесь, в подземелье, ты меня и впрямь обидеть сможешь. А как ты на волю-то потом попадешь, сквозь охрану многочисленную через двор прорвешься?

– Перехвалили, видать, тебя, Прохор, когда рассказывали о твоем уме незаурядном, – огорчился Фрол. – Ты же сам мне верный путь на свободу открыл. И дерюжку указал, в коих трупы завертывают, и про то, где тележка стоит, объяснил. Переоденусь я в платье палача горбатого, горб себе из тряпья сооружу, заверну твое тело в ту самую дерюгу, взвалю на плечо, выйду спокойно, возьму тележку и отъеду восвояси, поскольку в сумерках мне никто в лицо вглядываться не будет и препятствовать привычному действу не станет. А вот живого я тебя отсюда вынесу или мертвого, истерзанного на станке пыточном, – это тебе самому сейчас решать предстоит.

С этими словами Фрол подошел к пресловутым тискам, нажал на рычаг, и их страшные челюсти гостеприимно распахнулись.

– Нет! Не надо! – дико взвизгнул Прошка. – Все, все расскажу!

И, захлебываясь от спешки, он выложил Фролу, как на блюдечке, всю необходимую информацию о том, где расположен и кем охраняется вход в кремлевский тайник с библиотекой, и о прибытии иностранных послов, которые должны уже послезавтра на рассвете, сказав особое слово и показав перстень, загрузить при помощи самых доверенных Малютиных людей все книги и свитки в три крытых возка, которые, петляя по Москве, двинутся к западной городской заставе. При движении по столице возки пойдут практически без охраны, поскольку на опричниках, то бишь самом царе, не должно быть даже и тени подозрения об их участии в этом срамном деле – воровстве священного достояния Руси, а стрельцам и страже столь важное и не терпящее огласки задание не поручишь. Присматривать в городе за возками будут лишь переодетые под горожан Малютины соглядатаи. Раньше предполагалось привлечь для охраны особый тайный отряд, но отряд этот, как на грех, уничтожили недавно поморские дружинники, чтоб им пусто было (Прошка так и не понял, с кем он имеет дело в лице Фрола). А чтобы при перевозке книг по городу возки не были остановлены для досмотра той же стражей или, не дай Бог, – проклятыми поморскими дружинниками, по обе стороны пути следования одновременно начнут происходить наглые разбои, которые по указанию Малюты произведет атаман всех лихих людей московских – Хлопуня, который давно и взаимовыгодно с Малютой сотрудничает. Разбойники должны отвлечь стражу и дружинников, сковать их погонями и схватками. По выходе из города (заставу также отвлекут, как сделали это при въезде тайных послов англицких) возки пойдут короткое время по одной из столбовых оживленных дорог, также под тщательной, но незримой охраной Хлопуниных соколиков и Малютиных молодцов. На этой самой дороге, невдалеке от одного из подмосковных сел, в котором уже вторую седмицу формируется огромный обоз для очередного великого посольства в западные страны, возки будет поджидать сильный отряд стрельцов, которые сопроводят их до присоединения к этому самому обозу, поскольку там уже определить, что они загружались из кремлевских тайников, будет невозможно. На всем пути до посольского обоза Малютины соглядатаи будут не только охранять возки, но также выявлять и отсекать возможную слежку. Великое посольство двинется до границы под охраной целого стрелецкого войска, а за границей охрану бесценного груза возьмут на себя иностранные друзья, крайне заинтересованные в сем предприятии.

В порыве подобострастия, вызванном естественным желанием спасти свою шкуру, Прошка поведал и о том, о чем его, собственно, и не спрашивали. Он рассказал, что библиотеку должны были увезти еще позавчера, но главный посол упросил Малюту обождать несколько дней, а посол тот… – и выложил такое, что Фрол, при всей своей выдержке, все же громко и затейливо выругался вслух. Он, последние дни бродивший по кабакам и сидевший в темнице, ничего не знал о потерях своих товарищей, поэтому рассказ Прошки о том, как убивали поморских дружинников, болью и негодованием отозвался в сердце лешего.

– Ну что ж, Прошка, – взяв себя в руки, подчеркнуто спокойным тоном произнес Фрол. – Твоя сказочка про посла английского и дружинников поморских меня весьма позабавила. Расскажи-ка мне теперь подробненько об этом самом после и похождениях его московских: где был, где жил, с кем гулял, что пил и как безобразничал.

– Так вместе мы все веселились с послом этим: и я, и Басманов-младший, и Егорушка, вчерась убиенный, и Хряк, и Охлобыстя…

Прошка, не скупясь на детали, рассказал об их разгуле в Москве. Каждая мелочь из его рассказа намертво запечатлевалась в профессиональной памяти особника.

– А теперь, друг любезный, – обратился Фрол к опричнику, когда тот закончил свой рассказ, – ответь-ка мне на последний, решающий вопрос: что это за слово тайное, коим послы дверь в потаенное книгохранилище подземное откроют и находящихся там в карауле опричников книги в возки грузить заставят, и где перстень тот, ключом дополнительным служащий.

Прошка уже открыл было рот, но вдруг поперхнулся, закашлялся, а потом замолчал.

– Что ж ты язык-то проглотил, мил человек? – со зверской угрозой в голосе рявкнул Фрол.

– Так ведь убьешь ты меня после слов моих! – судорожно всхлипнул Прошка.

– Ни в коем случае! – сменил тактику угрозы на убеждение Фрол. – Уж теперь-то я тебя точно убивать не буду. Сам посуди, а вдруг ты мне соврешь и не то слово скажешь? Нет, друг, ты мне живой понадобишься. Вынесу я тебя из усадьбы Малютиной, как и обещал, под видом тела мертвого и отвезу к себе в убежище тайное. Оттуда молодцы мои пойдут библиотеку добывать, слово твое испытывать. А ты в заложниках ждать будешь. Ежели правду сказал – награжу тебя и отпущу на все четыре стороны, а коль соврал и людей моих повяжут – примешь смерть лютую, доселе невиданную. Так что думай быстро и отвечай правдиво!

Прошка, все еще дрожа от страха, подумал минуту, а затем глубоко вздохнул и выпалил:

– Слово то: «Иоанн и Елизавета»! А перстень-пропуск с яхонтом хранится у посла английского, о коем я тебе рассказывал.

– Ну, вот и хорошо, Прохор, а сейчас давай подготовимся к путешествию ко мне в гости. Подай-ка вон ту дерюжку!

Прошка с готовностью вскочил со стула, всем своим видом изображая усердие, суетливо подхватил дерюгу, подобострастно поднес ее Фролу. Фрол не спеша слез со столешницы, небрежным жестом протянул руку и неуловимым движением ткнул Прошке пальцем чуть пониже уха. Тот, мгновенно потеряв сознание, осел на пол. Фрол склонился над ним, аккуратно, чтобы не оставлять видимых следов, локтем передавил ему гортань. Через пару минут Прошка перестал дышать. Конечно, на месте Фрола Михась или любой из строевых бойцов не стали бы марать руки о столь ничтожного неприятеля, к тому же если они предварительно дали бы слово сохранить ему жизнь. Но у тайной войны иные законы, чем у открытой схватки, и Фрол просто не мог рисковать результатом всего похода, оставив в живых врага, который, несомненно, рассказав о допросе, сорвал бы все дальнейшие действия леших по спасению библиотеки. Выносить же Прошку отсюда тоже было нельзя, поскольку таинственное исчезновение осведомленнейшего человека заставило бы Малюту тут же изменить и пароли, и сроки, и весь план вывоза библиотеки, или даже перепрятать ее в тайниках обширных кремлевских подземелий. Единственный риск заключался в том, что Прошка мог соврать и сказать не тот пароль. Однако Фрол был весьма опытным особником, провел за свою карьеру не один десяток допросов, и он чувствовал, что Прошка, подвергнутый по всем правилам мощному психологическому давлению, сказал правду.

Теперь Фролу предстояло обставить дело так, чтобы не встревожить Малюту и компанию, не дать им повода отменить намеченные действия по библиотеке. Особник взял в руки пергаментный свиток, прочитал начало записи допроса. Там были стандартные фразы о том, кто, когда и кого допрашивает. Далее записи обрывались. Фрол подумал минуту-другую, взял перо, обмакнул его в чернильницу и, без труда подделывая корявый и маловыразительный Прошкин почерк, написал: «Установлено, что Фролка, Ивашкин сын, бывший писарь из Владимира, за пьянство уволенный, суть полный дурак и никакими сведениями, представляющими опасность государству, не обладает. Однако ж пропойцу сего подвергнуть наказанию смертному на всякий случай следует, дабы другим не повад…» Фрол на последнем неоконченном слове сымитировал росчерк дрогнувшей, бессильно упавшей руки. Затем он посадил Прошку, не имевшего на теле видимых следов насильственной смерти, за стол, опустил его голову на пергамент, уложил под руку как бы уроненное перо. Затем он взял под мышки высокого палача, которому сломал переносицу, положил его на пол рядом с какой-то скамейкой, стоявшей возле пыточных станков, расположив голову так, чтобы можно было подумать, что тот, упав, треснулся мордой о сиденье и повредил нос об его край.