Нам баньши пела песенку - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 10

– Это был не первый разговор, – признался Рохля, глядя в колени. – Все о том же: она, мол, больше, чем я думаю, и дальше – про уважение. Ей хочется делать что-то такое, что требует усилий, образования, жара души. Профессиональное. Я теперь думаю, что если б я тогда сказал так, а не этак, она ответила бы на это вот так, а то, может, она вовсе и не это имела в виду, а просто слово неверное прыгнуло на язык, и глядишь – оно могло бы иначе повернуться. Сижу и перебираю в уме, как… как больная одинокая старуха: что бы было, если бы!

Он смолк, потому что во внутренний дворик высыпало семейство цветочных фей, и я не успел сказать ему, что это последнее дело – придумывать правильные ответы за женщин. Никогда не угадаешь. С другой стороны, если бы молодые нас слушали, они б и вовсе не женились.

Рохля присвистнул:

– Сколько их! А это что – все их дети?

– Восемнадцать, – машинально ответил я. – И для них это не имеет никакого значения. Они всех любят и никого не могут потерять. Даже если на кону благополучие всех.

Старшая дочь, уже девушка – красавица. Черные косы до колен, глаза опущены, а ресницы аж на щеках лежат. И еще я заметил прелестные розовые миндальные ноготки. Рядом с нею полдюжины братьев, похожих на стайку возбужденных мышат. Остальные мелкота.

Жена Гедеона держала вновь обретенную Ландыш на руках, завернутую в плед, и выглядела отупевшей от нервной усталости. Похоже, ей действительно было все равно, куда ехать. Она никогда не принимала решений.

Снаружи на улице уже приземлился дракон с зарешеченными окнами, и приставы спешили пройти через зал трактира. Семья фей вся между собой обнялась, истово перецеловалась, а потом – мне показалось, что это Диннем подал знак – дети ринулись врассыпную. Кто обратно – в недра гостиницы, кто-то – в их числе старшая дочь и мальчики – вверх по лестнице, прислоненной к стене дворика, и оттуда – в соседний. Далеко не ушли, я увидел над стеной взъерошенные макушки и сверкающие глаза. Смотрят, чем дело кончится. В точности как я сам. Я ведь не подрядился их ловить.

Но ловить их никто не стал. Пристав подошел к Гедеону, достал бумагу, пригладил пальцем усы, а после тем же пальцем поправил на переносице очки.

– …семья в составе Гедеона, его жены Лилии и дочери Ландыш в возрасте трех лет…

Я понял, что они провернули. Я не знал, хотел бы я поаплодировать находчивости Гедеона (хотя едва ли тут обошлось без совета моего друга трактирщика), или стукнуть его головой о стол. Когда он писал заявление, он знал, конечно, что оно спалит все его планы по нелегальному трудоустройству, а главное – будущее его детей. Он так мечтал, чтобы они работали на фабрике, с машинами и чарами, чтобы в их жизни было что-то кроме сбора лепестков роз. Он указал в заявлении семью в составе трех человек, а остальные разбежались… и пополнят ряды бездомных детей, выживающих, насколько позволит им их природная находчивость.

И мы будем ловить этих воришек и попрошаек, и распределять их в работные дома, где их приставят к полезному делу и научат какой-нибудь несложной профессии. Он не мог этого не знать. Его это устроило.

Когда он проходил мимо меня, не сказав мне ни слова, и даже жестом не намекнув на наше знакомство, когда их с женой и ребенком сажали в салон – может, я ощутил эманацию величия? Не знаю. Величие так трудно распознать вблизи, но я знаю, что любому величию свойственно идти по чужим головам. В какой-то момент мне подумалось, что я никогда не забуду ту красивую девочку: слишком хорошо я знал жернова, в которые влечет это малое семечко.

А день, как назло, был яркий, осенний, золотой.

– Знаешь, Рен, – сказал за моим плечом Дерек, – а ведь меня отстранили от дел… до результатов разбирательства.

Я не понял сперва.

– Ну, пока там, в работном доме были только мы, все шло хоть и со скрипом, но по нашему сценарию. А когда приехала полиция, мне стали задавать вопросы, и первым – почему я тут оказался с проверкой. График аудиторских проверок, ты помнишь, я подделал – и подделка не выдерживала никакой критики. На школьном уровне, так сказать. Подключилось мое нынешнее начальство – ты знаешь, я не лажу с начальством, Рен. И вышло мне предвзятое отношение, преследование по личным мотивам и много чего еще по мелочи. Ну что вы пали духом, Бедфорд? – изобразил он весьма похоже. – Все еще жаждете проверить, кто из нас лучше кидается камнями?

Он ухмыльнулся.

– Глупо попался, как мальчишка. Не умею правонарушать. Да и неважно. Как продвигается дело? Вы собираетесь предъявить ей обвинение или извинились и выпустили?

– Выпустили, – вздохнул я. – Мой нынешний шеф и подписал, пока я бегал по ее делу. Мы не можем держать ее больше тридцати шести часов, если нет оснований обвинять ее в умышленном убийстве брауни. К тому же у нее нет ни малейшего мотива…

– Посади ее, Рен, – отрывисто бросил Дерек. – Раскопай и докажи. Она убийца.

– Знал бы, куда копать – уже б подземный город вырыл на зависть гномам. Доказательства есть?

– Имей я доказательства, стоял бы я тут в драматической позе, а?

Я замолчал, потому что лицо напротив меня стало очень бледным. И еще потому, что вспомнил про горе с привкусом соли и про пищу для бессмертия.

– Спела она мне. Явилась сегодняшней ночью, видимо сразу, как вы ей пропуск подписали. И меня теперь заботит, сядет ли она, потому что нефиг…

Он сбился и замолчал. У меня опустились руки. На третьем кругу нас всех вынесло к пропасти.

– Поскольку я не фаталист, – сказал Рохля ровным голосом, – и не думаю, что мой кирпич ждет меня на всех маршрутах, которые я могу избрать, я бы первым делом выяснил подноготную нашей героини.

– Да, – подхватил я, весь вострепетав и ринувшись в бой, потому что сейчас это стало насквозь, сверху и донизу личным, – и на это у нас с тобой сколько угодно времени! Поехали-ка к моей бывшей снова с поклоном!

Было что-то очень нехорошее в том, что мы теперь оба знали о неупокоенном брауни в валенке, в подвале, и уходили из работного дома с невозмутимыми лицами, ничего не сделав ни для него, ни для малютки Ландыш. Мы оставляли за спиной здание в состоянии полного износа, чрезвычайно опасное для всех, кто в нем проживает, тем самым совершая должностное преступление. Визит сюда в этот раз был только точкой входа, выполненного с единственной целью – отменить предыдущий вариант, и я был намерен наматывать круги столько раз, сколько потребуется, чтобы не позволить Дереку встретиться с баньши и выслушать ее, и по возможности вывести директрису на чистую воду. Мардж продолжала бушевать и требовать себе главную партию. Собирался дождь.

На первый взгляд казалось, будто бы мы обрели инструмент, с помощью которого можем трясти эту мозаику вплоть до удовлетворительного результата. Однако практика разочаровывала.

Вы, без сомнения знаете, что жизнь подбрасывает нам задачки, требующие мобилизации всех сил и сосредоточенности именно тогда, когда вам отчаянно хочется лечь и не шевелиться. Вот и я достиг, наконец, своего предела – ну или подошел к нему опасно близко.

Дело в том, что я не спал. Круг, в котором я вертелся, как белка, начинался в работном доме и заканчивался возвращением в логово моей бывшей. Единственная выпавшая мне субъективная ночь была мною потрачена на похоронный ритуал для брауни, и теперь моя реальность буквально расплывалась перед глазами. Я начал путаться. Если на паре первых кругов мне еще удавалось отследить причины и следствия, что-то наследовать, а что-то менять, то на четвертом меня хватать перестало. Я просто предоставил молодежи ссориться, а сам расслабился на диванчике, обтянутом вытертой и криво заштопанной кожей, и ждал, когда дракси в очередной раз доставит нас к моменту мусикова возвращения с экзамена, и я вновь удивлю своих друзей способностями Драговицы.

Что будет дальше, я не представлял, но чем больше я думал, тем опаснее казалось мне все наше предприятие. Именно теперь я начал понимать, почему вертать время вспять – покруче любой уголовщины.