Заморский рубеж - Алексеев Иван - Страница 9

Со смехом и шутками испытуемые дружинники в сопровождении свободных от службы сочувствующих отвели своих лошадей в конюшню, обиходили их, как положено, и отправились в разные концы Стана, к своим жилищам. Приятели также расстались ненадолго, договорившись вскоре собраться у Михася и провести вечер, как и всегда, вместе.

Михась шел домой по лесной тропинке. Обширная территория Стана была, конечно же, обнесена частоколом со сторожевыми вышками, но внутри частокола на пространствах, не занятых строениями и различного рода площадками для упражнений, сохранялся девственный лес, густо населенный птицами и мелким зверьем. Особенно вольготно чувствовали себя здесь белки, ставшие не просто ручными, а обнаглевшие до такой степени, что занимались мелким воровством съестных припасов прямо с чердаков жилых изб, близ которых росли деревья.

Михась был погружен в свои мысли, но все же краешком сознания наслаждался красотой и весенней свежестью соснового леса, в котором местами, в низинках, встречались группы берез. Он различал голоса птиц, шорохи хлопотливой и тайной лесной жизни, которая открывается лишь внимательному и добродушному наблюдателю. Михась вырос в лесу, это был его большой дом. Он был бы весьма удивлен, если бы каким-то чудом узнал, что в далеком будущем его коллеги из разнообразных спецназов будут проходить особые и трудные для них курсы по выживанию в лесу. Михась и все бойцы тайной дружины в лесу не выживали, они в нем просто жили.

В общем и целом, Михась своей жизнью был доволен. Он занимался любимым делом – воинской подготовкой, к которому имел не просто склонность, а еще и природный талант. Он любил всей душой свою маленькую родину – Лесной Стан и живущих в нем людей и с молоком матери, с молитвами в храме, с устными былинами и чудесными мудрыми книгами впитал любовь к большой Родине – Руси. Именно к защите Родины, и большой и малой, денно и нощно, не щадя сил, готовился он вместе со своими товарищами.

Важнейшими чертами характера Михася были честность и справедливость. Он свято верил во все, что внушали ему наставники, и целью жизни полагал точное следование всем предписаниям, которые, как он хорошо понимал, были не чьей-то сиюминутной прихотью, а плодами векового опыта и народной мудрости. В Северной тысяче его за глаза прозвали «уставной дружинник». Пожалуй, время от времени это желание или даже потребность неуклонно следовать всем правилам и уставам слегка вредила ему в отношениях с окружающими, поскольку Михась с юношеским максимализмом ожидал, что все, как и он, так же безоговорочно будут выполнять писаные и неписаные законы морали, не говоря уж о требованиях воинской дисциплины. До него еще не дошла вся глубина и диалектичность воинской поговорки, которую он, конечно же, слышал, но Подлинный смысл которой пока не осознавал: «Не знаешь, как поступить, – поступай по уставу». Михась безусловно воспринимал лишь ее вторую часть. Эта прямолинейность, свойственная многим в юном возрасте, усугублялась еще и тем, что Михась с двенадцати лет жил без родителей. Погибли они при загадочных обстоятельствах, и Михась точно не знал, при каких именно. Окружающие говорили об этом скупо, а чаще просто молчали. Михась не имел родительской ласковой опеки и не получал тех наставлений, которые не могут быть выражены даже очень правильными словами, а должны передаваться взглядами, жестами, улыбками. Еще у Михася на руках была младшая сестренка, Катька, которую он, сам не имея жизненного опыта, считал своим долгом воспитывать и наставлять на путь истинный. Катька была всего на два года моложе его, то есть шестнадцатилетней девицей, уже почти на выданье, но Михась по привычке считал ее совсем маленькой и относился к ней, как к ребенку. Катька, с одной стороны, безумно любила старшего брата и во всем стремилась ему подражать, с другой – хотела обязательно его в чем-то превзойти. Конечно, девчонок в дружину не брали, но при некоторых показаниях могли включить во вспомогательный состав. Отдельных лиц женского пола приписывали к особой сотне, не входившей ни в Северную, ни в Южную тысячи, а подчинявшейся непосредственно Большому Совету Лесного Стана. Деятельность и назначение особой сотни была засекречена от посторонних. В Стане вообще было много всевозможных тайн, и его обитатели с самого юного возраста привыкли не задавать лишних вопросов. Так или иначе, некоторые девчонки, в том числе Катька, проходили некую военную подготовку. Михась ничего плохого в этом не видел, даже в глубине души одобрял, но относился к Катькиным занятиям с насмешливой снисходительностью как к детским, да еще вдобавок девчоночьим забавам. Ну а сестренка в глубине души мечтала превзойти любимого братца именно на воинском поприще.

Михась перешел по мостику с резными перильцами неширокий ручеек, после которого тропинка выходила из леса и расширялась в улицу, и увидел заборчик, окружавший его родную избу. К одной из резных балясин заборчика был привязан боевой конь под прекрасным новомодным седлом. Конь был вроде бы знакомый, и Михась догадался, что за всадник пожаловал к нему в гости. Его настроение, и без того испорченное неудачей на скачке, резко ухудшилось. Но он, как и положено бойцу Лесного Стана, взял себя в руки, плавно отворил калитку и не спеша, со спокойным лицом вошел во двор.

Естественно, он увидел то, что и ожидал: на скамеечке под яблонькой сидели Катька и Лурь, строевой боец особой сотни. Рука бойца лежала на спинке скамейки как-то уж слишком близко к хрупким девичьим плечам. При виде Михася Лурь поднялся, шагнул ему навстречу, протянул эту самую руку:

– Здорово, дружинник!

– Здорово, боец, – деланно-безразлично ответил Михась и нехотя ответил на рукопожатие гостя.

– Здравствуй, братик! – чуть жеманясь, певучим красивым голосом произнесла Катька.

Катька была настоящей русской красавицей. Глазищи у нее были, как и у брата, голубыми, только огромными. Светлые волосы заплетены в длинную косу. Фигурка стройная и изящная. Стройность и изящество подчеркивались очень тонкой талией. А так телосложение у нее было довольно крепкое, и в этом она тоже пошла в брата. Катькину красоту во всем Стане не замечал один лишь Михась, все еще считавший ее сопливой девчонкой, за воспитание и будущее которой он несет ответственность перед покойными родителями. Сестра не доставляла ему много хлопот, но в ней чувствовался какой-то внутренний огонь, ей была присуща природная живость воображения и врожденный артистизм. Катька легко перенимала языки и манеры у иностранных дам, привезенных в качестве жен в Лесной Стан из заморщины доблестными русскими витязями. Ее хоть сейчас можно было отправлять к любому европейскому двору, где она, скорее всего, продвинулась бы весьма далеко. А если учесть успешно освоенные ею специальные воинские навыки… Хорошо, что Катька жила пока в своем дворе, где и сидела сейчас под яблоней.

– Мишенька, Лурь сказал мне, что ты в скачках среди дружинников нашей тысячи пришел шестым, опять с луком не заладилось!

Катька, естественно, дома звала брата по имени, а не по боевому прозвищу, имевшемуся у каждого дружинника. Боевое прозвище должно было быть коротким и отчетливым, и каждый получал его еще в малышовом отряде. Ну а Лурь ей родственником не был, поэтому она обращалась к нему официально.

– Ты не расстраивайся, завтра наверстаешь, завтра все виды состязаний твои! Обязательно попадешь с Разиком и Желтком в первую тройку, – продолжила девушка.

– Да не лежит у меня душа к этому луку! – в отчаянии воскликнул Михась. – Вот из огнестрельного же снаряда я никогда промаху не даю. Но ведь с коня из пищали невозможно стрелять.

– Есть в Европе так называемые пистоли – короткие пищали для стрельбы с одной руки, – солидно и авторитетно заявил Лурь.

Он, как и все бойцы особой сотни, знал много интересной информации, которая пока не достигла широких слоев обычных дружинников. Отчасти поэтому он и вызывал у Михася внутреннее, тщательно скрываемое раздражение. Возможно, Михась ему просто немного завидовал.