Садовые чары - Аллен Сара Эдисон - Страница 5

Чем старше он становился, тем больше задумывался, как же так вышло, что он до сих пор не женился, что в этот город его привели очередные летние каникулы и мечта о жизни с женщиной, с которой его и связывала-то только мимолетная интрижка.

Положа руку на сердце, это было романтично или достойно жалости?

На заднем дворе послышался какой-то стук, и Тайлер вытащил руки из карманов и пошел на шум.

Когда пару дней назад он подстригал траву во дворе, она была очень высокой, так что теперь повсюду высились влажные зеленые кучки.

Наверное, нужно переворошить ее. Но что он будет делать с такой уймой сена? Нельзя же просто сгрести его в стог посреди двора да так и оставить. А вдруг оно засохнет и погубит живую траву?

Всего один день без занятий, и он уже маниакально одержим своей лужайкой. А то ли еще будет!

Какие бы еще придумать для себя дела, пока не начнутся занятия?

Надо бы не забыть развесить себе напоминалки о том, что нужно есть. Да, сегодня же, а не то он забудет. Он прилепит их на холодильник, на диван, на кровать, на комод.

Фонарь над задним крыльцом освещал дворик — совсем маленький, никакого сравнения с соседским. Два двора разделял железный забор, увитый жимолостью. С тех пор как Тайлер вселился в этот дом, он уже дважды стаскивал с этого забора местных ребятишек. Они сказали, что лезли за яблоками со старой яблони; Тайлеру это показалось глупостью, ведь в кампусе Орионовского колледжа росло не меньше полудюжины отличных яблонь. Зачем перебираться через трехметровую изгородь, если можно прогуляться до кампуса? Так он и сказал ребятишкам, но они посмотрели на него с таким видом, как будто он сморозил несусветную чушь. Это особая яблоня, сказали они.

Он прошелся вдоль изгороди, полной грудью вдыхая терпкий аромат жимолости. Подошва его задела что-то твердое, он опустил глаза и обнаружил, что наступил на яблоко. Затем его внимание привлекла дорожка из яблок, тянувшаяся к небольшой кучке у самой изгороди. На землю шлепнулось еще одно яблоко. До этого яблоки никогда не падали на его участок. Черт, со своего двора он даже не видел саму яблоню.

Тайлер подобрал маленькое румяное яблоко, обтер его о рубаху и откусил кусок.

Он медленно двинулся обратно к дому. Завтра он соберет яблоки в какую-нибудь коробку и отнесет их Клер, вот что он сделает. Будет предлог увидеть ее еще раз.

Вполне возможно, он снова гоняется за призраками.

Ну и черт с ним.

Если берешься за что-то, доводи до конца. Последнее, что он помнил, это как он поднялся на верхнюю ступень заднего крыльца.

А потом ему приснился поразительный сон.

Глава 2

Сидни подошла к кроватке дочери.

— Просыпайся, солнышко.

Когда Бэй открыла глаза, Сидни приложила к губам девочки палец.

— Мы уезжаем, только так, чтобы Сьюзен не услышала, поэтому шуметь нельзя. Как мы договаривались, помнишь?

Бэй без единого слова встала и отправилась в ванную; она даже не стала спускать за собой воду, потому что от соседской квартиры их отделяла тонкая стенка и Сьюзен могла услышать. Потом девочка сунула ноги в туфли на мягкой бесшумной подошве и надела несколько слоев одежды, которую Сидни приготовила для нее с вечера. Днем обещали потепление, но у них не будет времени остановиться и переодеться.

Пока Бэй одевалась, Сидни расхаживала по комнате. Уезжая по делам в Лос-Анджелес, Дэвид, как обычно, попросил пожилую соседку приглядывать за Сидни и Бэй. Всю прошлую неделю Сидни в своей объемистой сумке потихоньку выносила из дома одежду, еду и прочие необходимые вещи, чтобы не вызвать у Сьюзен подозрений несанкционированной отлучкой. Ей было позволено водить Бэй в парк по понедельникам, вторникам и четвергам и ходить за покупками по пятницам. Два месяца назад она разговорилась в парке с одной мамочкой, у которой хватило бестактности задать ей вопрос, на который все остальные не решались. Откуда столько синяков? Почему она такая дерганая? Эта женщина помогла Сидни купить за триста долларов подержанный «субару», неплохую машинку для тех денег, которые Сидни удалось скопить за последние два года, подбирая завалившуюся между подушками дивана мелочь и втихомолку возвращая в магазины за наличные вещи, за которые расплачивалась чеками. Расходы ее Дэвид строго контролировал. Еду и одежду она передавала той женщине из парка, а та относила их в машину. Сидни очень надеялась, что Грета — так звали женщину — не забыла оставить «субару» в условленном месте. В последний раз они разговаривали в четверг, а сегодня было воскресенье. Вечером должен был вернуться Дэвид.

Раз в два-три месяца он летал в Лос-Анджелес, чтобы лично удостовериться, как идут дела в купленных им ресторанах, и каждый раз устраивал попойку со своими компаньонами, однокашниками по университету. Домой он возвращался довольный, все еще немного навеселе, но это продолжалось ровно до тех пор, пока ему не приходила охота заняться сексом и он не принимался сравнивать ее с девицами, с которыми развлекался в Лос-Анджелесе. Когда-то она была точно такой же. И опасные мужчины были ее коньком — и, как она всегда полагала, коньком ее матери. Эта причина была одной из множества тех, что побудили ее уехать из Бэскома с рюкзаком за плечами и несколькими материнскими фотографиями на память.

— Я готова, — прошептала Бэй, выходя в коридор, по которому расхаживала Сидни.

Та присела на корточки и обняла дочь. Девочке исполнилось пять — возраст вполне достаточный, чтобы понимать, что происходит дома. Сидни пыталась оградить ее от влияния Дэвида, и по их молчаливому соглашению он не трогал Бэй, если Сидни делала то, что он требовал. Однако она подавала малышке чудовищный пример. В Бэскоме, при всех его недостатках, было безопасно, и ради того, чтобы Бэй наконец узнала, что такое спокойная жизнь, стоило вернуться в этот ненавистный ей городишко.

Она поспешно отстранилась, чтобы снова не расплакаться.

— Идем, солнышко.

Уходить она умела виртуозно. И проделывала это не раз и не два — до тех пор, пока не встретила Дэвида. Теперь же от страха ей было трудно дышать.

Тогда, много лет назад, покинув Южную Каролину, Сидни отправилась прямиком в Нью-Йорк, где можно было раствориться среди людей и никто не считал ее странной, где имя Уэверли никому ничего не говорило. Там она сошлась с какими-то актерами, которые с ее помощью отшлифовывали свой южный акцент, в то время как она усердно старалась избавиться от него. Год спустя она перебралась в Чикаго вместе с мужчиной, который зарабатывал себе на жизнь — и весьма неплохо — угоном машин. Когда он попался, она прикарманила его деньги и переехала в Сан-Франциско, где жила на них целый год. Именно тогда она и сменила имя, чтобы он не смог ее отыскать, и стала Синди Уоткинс — так звали одну ее подружку в Нью-Йорке. Когда деньги закончились, она уехала в Вегас и устроилась на работу официанткой. У девушки, вместе с которой она приехала из Вегаса в Сиэтл, был друг, работавший в ресторане «Дэвидс-бэй»; туда он и пристроил их обеих.

Сидни безумно запала на Дэвида, владельца ресторана. Он не был красавцем, но в нем чувствовалась сила, а ей это нравилось. Сильные мужчины возбуждали ее — до тех пор, пока не начинали пугать, и тогда она немедленно уходила от них. Она научилась виртуозно играть с огнем. Ситуация с Дэвидом стала пугающей через шесть месяцев после того, как они начали встречаться. Время от времени он избивал ее до синяков, привязывал к кровати и принимался рассказывать, как сильно он ее любит. Потом он начал следить за ней, когда она выходила в магазин или в гости к друзьям. Она решила бросить его, собиралась запустить руку в кассу его ресторана и уехать в Мексику вместе с одной девушкой, с которой она познакомилась в прачечной, как вдруг узнала, что беременна.

Семь месяцев спустя на свет появилась Бэй; Дэвид назвал ее в честь своего ресторана Весь первый год ее жизни Сидни винила тихую малышку в своей загубленной жизни. Теперь Дэвид не вызывал у нее ничего, кроме отвращения и страха — страха, подобного которому она не испытывала никогда. А он чувствовал это и бил ее еще сильнее. Это в планы Сидни не входило. Она не собиралась обзаводиться семьей. Не собиралась связывать свою жизнь ни с одним из тех мужчин, с которыми встречалась. А теперь ее по рукам и ногам связывала Бэй.