Тупое орудие - Хейер Джорджетт - Страница 8

– Сердитесь, Шкипер? – Ханнасайд поднял бровь.

– Мне не нравится это дело. Скучное – вот какое оно. И мне не нравится проломленная голова. Как-то непривлекательно. Дайте мне что-нибудь интересненькое, и я буду рад постараться.

– Я говорю, тут есть некоторые моменты, – улыбнулся Ханнасайд. – По всей очевидности, убитый был человеком, которого все любили. Ни малейшего намека на мотив убийства.

– Дайте нам поработать полчасика, – сказал Хемингуэй, – и я могу спорить, у нас будут десятки людей, у которых этих мотивов полным-полно.

– По-моему, вы сказали, что все, что нам нужно, – это найти человека, которого видел констебль Гласс?

– Я точно это сказал, шеф, и даже думаю, что я прав, но – помяните мои слова – отыщется много такого, что будет сбивать нас с пути истинного. У меня было немало подобных дел.

– А вот на мой взгляд, – медленно произнес инспектор, – нам нужно найти орудие убийства.

– Да, вот вам еще один момент, – ответил Ханнасайд. – Ваш констебль Гласс убежден, что у человека, который уходил, не было ничего в руках. Что за тип этот Гласс? Надежный?

– Да, сэр, очень, очень надежный. Добросовестный. Это потому, что он верующий, Гласс. Не упомню, к какой секте он принадлежит, но это одна из тех, где они все время борются с дьяволом, и сам Бог велит им бодрствовать и свидетельствовать. Сам-то я англиканин, но кого только нет в этом мире! Вообще-то я собирался придать этого Гласса вам, чтобы он вам помогал, суперинтендант. Он у меня один из лучших – не слишком сообразительный, но и голову не потеряет и не поскользнется на скользком месте. По-моему, было бы справедливо подключить его к этому следствию, поскольку ведь это он обнаружил тело.

– Хорошо, – рассеянно откликнулся Ханнасайд, просматривавший материалы.

Инспектор прокашлялся.

– Только я все же предупрежу вас, сэр, что у него весьма утомительная привычка вылезать с речениями из Библии. С вашего позволения, этакая мелодрама. И отучить его невозможно. Им руководит Святой Дух. Сообщение позабавило Ханнасайда.

– Надеюсь, Хемингуэй найдет на него управу, – сказал он.

– Так и знал, что это будет малоприятное дело, – мрачно проговорил Хемингуэй.

Через полчаса, осмотрев сад при Трейстоунз», изучив следы за цветущим кустом смородины и глянув на крупную неуклюжую фигуру Гласса, он повторил свое умозаключение.

– Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя, – осудил его Гласс.

Сержант оглядел его с нескрываемой неприязнью.

– Дружок, если вы собираетесь мне дерзить, мы поссоримся, – сказал он.

– Это слова не мои, так говорится в Священном писании, сержант, – объяснил Гласс.

– Всему есть свое время и место, – ответил сержант, – и сейчас здесь не время и не место для Священного писания. Слушайте-ка меня! Когда вчера вечером вы увидели, как этот тип выскользнул из калитки, было чуть больше десяти, так?

– Да, сержант.

– И достаточно темно?

– Совершенно верно, сержант.

– Слишком темно, чтобы хорошо его рассмотреть?

– Слишком темно, чтобы рассмотреть черты лица, но не слишком темно, чтобы увидеть его телосложение и одеяние.

– Насколько я могу судить, было слишком темно, чтобы рассмотреть, не уносил ли он чего с собой, – сказал сержант.

– У него были пустые руки, – уверенно ответил Гласс. – Я не произнесу ложного свидетельства на ближнего своего.

– Ладно, не надо этого! – сказал сержант. – Скажите, вы давно работаете в этом районе?

– Три года, сержант.

– Хорошо, что вы знаете об этих Флетчерах?

– Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце!

– И что в этом такого? А каков племянник?

– Я не знаю о нем ничего, ни хорошего, ни дурного.

– А покойный Эрнест? Лицо Гласса помрачнело:

– Стремящийся к злу стремится к смерти своей.

– Какому злу? – насторожился сержант.

Гласс сурово посмотрел на него:

– Я знаю, что он всей душой был предан суете, лицемерию, распутству…

– Довольно! – сержант оживился. – Мы все не святые. Насколько я могу понять, люди скорее любили покойного Эрнеста?

– Это верно. Говорят, что он был приятный человек, исполненный любви и доброты. Но лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?

– Да-да, все это прекрасно. Но с чего вы взяли, что он был распутник? Это из-за следов?

– Нет. Джозеф Симмонс, ступивший на путь света, хотя человек и глупый, знал некоторые тайны своего хозяина.

– Да ну! Разберемся! – оживился сержант и повернул к дому.

Он вошел в кабинет через стеклянную дверь и обнаружил там своего начальника с адвокатом Эрнеста Флетчера и с Невилом Флетчером, который сидел, развалясь безвольно в кресле, и из угла его губ, как всегда, свешивалась сигарета.

– Если это все, суперинтендант, я, с вашего позволения, удалюсь. Если и впредь услуги мои понадобятся, вот моя карточка.

– Благодарю вас, – сказал Ханнасайд.

Адвокат положил в свой портфель завещание Эрнеста Флетчера. Он довольно сурово поглядел поверх пенсне на Невила и сказал:

– Вам весьма посчастливилось, Невил. Надеюсь, вы окажетесь достойным тех благодеяний, которые оказал вам ваш бедный дядя.

– Я тоже надеюсь! – Улыбка скользнула по губам Невила. – Я приложу все силы, чтобы пошлое богатство не погубило мою душу.

– Богатство – большая ответственность, – сурово сказал адвокат.

– Я знаю, именно это меня и угнетает. Теперь все будут требовать, чтобы я носил шляпу и следил за телетайпом.

– Надеюсь, вы преуспеете в большем, – ответил адвокат. – А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с вашей тетушкой. Не проводили бы вы меня к ней?

Невил с готовностью поднялся и пропустил его в дверь. Они вышли из комнаты, и стоявший у дверей в сад сержант Хемингуэй спросил:

– Шеф, кто эта мочалка?

– Наследник, – ответил Ханнасайд. – Невил Флетчер.

– Ну, это не тот, кого мы ищем. Судя по всему, он не может позвенеть даже парой медяков, не говоря уж о том, что ему вряд ли хватит сил стоять, не держась за что-нибудь.

– Внешность обманчива, сержант, – Глаза Ханнасайда блеснули. – Этот утомленный юноша – чемпион по прыжкам в высоту. Как сказал адвокат, он получил второе место в Оксфорде.

– Что вы говорите! Вот бы не подумал. И он – наследник? Что я вам говорил? Мотив номер один.

– Я займусь им, если мне не повезет с неизвестным посетителем, – пообещал Ханнасайд. – Тем временем мы нашли этот пустячок.

Сержант подошел к письменному столу и через плечо Ханнасайда взглянул на три листка с подписью Хелен Норт.

– Расписки, – сказал он. – Так-так-так, выходит, она не шутя сорила деньгами. Знаете, супер, что мне приходит в голову? От этих клочков бумаги мерзко разит шантажом. Вероятно, наш друг Ихавод, разоблачая зло, был не так уж далек от истины.

– Меня зовут Малахия, а не Ихавод[5], сержант, – решительно поправил стоявший у окна Гласс.

– А жаль, – сказал сержант. – А какая цена следам, шеф?

– Медицина считает в высшей степени маловероятным, что удар, убивший Эрнеста Флетчера, могла нанести женщина. Все же я считаю, что с этими расписками следует разобраться.

– Молодой Невил что-нибудь знает об этой Хелен Норт?

– Я еще не спрашивал… В случае если эти расписки не имеют отношения к делу, я не буду копаться в этой грязи. – Он заметил насупленные брови уставившегося на него Гласса. – Я вас слушаю! Это имя о чем-нибудь вам говорит?

– Человек по имени Норт с женой живет меньше чем в пяти минутах ходьбы от этого дома, – не спеша ответил Гласс.

Сержант беззвучно присвистнул.

– Знаете что-нибудь о них?

– Нет, сэр.

– Адрес?

– Их дом в переулке, параллельном Мейпл-гроуву. Называется «Честнатс».

Ханнасайд записал название. Сержант между тем рассматривал коллекцию фотографий, разложенную на столе.

– А вы были не так далеко от истины, Гласс, – заметил он. – Надо отдать должное покойному Эрнесту. Выбирать он умел! Настоящий гарем! – Он взял большой студийный портрет ослепительной блондинки, едва прикрытой страусовым опахалом, и залюбовался. – Это Лили Логан, танцовщица. Какая фигура!