Барабашка - это я: Повести - Мурашова Екатерина Вадимовна - Страница 32

Сенька вдруг ощутил, что его трясет, как при простуде. И никак не сомкнуть челюсти. Зубы мелко лязгали друг о друга, а рот наполнился противной вязкой слюной. Сенька сам на себя разозлился.

«А чего стрематься-то? — сказал он себе. — Ну чего они мне сделают?.. Да ничего!» Он вспомнил усмешливую плоскую физиономию брата, потом корявые строчки его письма: «Со мной все в норме, потому как смотрю в оба и не ломаюсь. Чего и тебе, Сенька, советую. Наглость города берет. Если спросишь: можно? — тебе, так и знай, ответят: нельзя! Так мир стоит, ничего с этим не сделаешь. Делай, как мозги подсказывают, а там разберешься, что к чему. И не стремайся никогда, а не то съедят…» Вспомнив, Сенька улыбнулся куда спокойнее. Молодец Колян! Мать все время ревела, боялась за него, что порешат в колонии. А зря. Колян нигде не пропадет. Не из таких. И Сенька не из таких.

Сенька засмеялся.

— А вот не угодно ли почтеннейшей публике! — тоненько выкрикнул он прямо в лицо ближайшему соседу. — Горшки опрокидываем, стены облупляем, занавески поджигаем! Кому пару — отдам задаром!

— Сенька! Ты чего?! — тревожно подался вперед Воронцов.

На мгновение Сеньке стало стыдно, но возникшее было ощущение тут же исчезло, снова уступив место раздражению: чего они на него, в самом деле, глазеют? В зоопарке, что ли? Вспомнилось вдруг, как они мальцами бегали смотреть на алкашей, свалившихся в Вечную Лужу за универсамом, и спорили на гривенник: захлебнутся или не захлебнутся?

— А вот также барабашки жареные, печеные, вареные! Ко всеобщему удовольствию почтеннейшей публики!

— Ладно, барабашка несчастная! — Бордовый Галстук жестом остановил Андрея и усмехнулся. — Кончай ломать комедию. И не бойся — не съедим мы тебя. Разговор серьезный, дело тоже нешуточное… Расскажи, как в первый раз было…

— Ну, не хотите — не надо! — Сенька пожал плечами и кончил ломать комедию. И совсем успокоился. Потом задумался, как бы это половчее ответить на заданный вопрос. О первом разе он решил умолчать и начал, сразу со второго.

— Сначала фикус был, — твердо сказал он. — Иду это я но улице, вижу: на третьем этаже окно раскрыто и кадка с фикусом стоит. Огромная такая! Ого, думаю, какой фикус! И вдруг он как опрокинется, как вниз полетит! Как грохнется! Я еле отскочить успел, и то по ноге чем-то попало. Но я тогда ничего не подумал, — добавил Сенька. — Решил, что кто-то его незаметно изнутри столкнул. Совсем, думал, с ума посходили, фикусы из окна выбрасывают!

— Та-ак, — протянул высокий лысоватый парень и испытующе глянул на Сеньку. — А когда ты догадался, что это связано с тобой?

— Да в самом конце! — воскликнул Сенька. — Догадался и до вас поехал!

— Погоди, погоди, Артем! — перебил парня Бордовый Галстук. — А вот скажи, Сеня, когда упал фикус, ты не хотел, чтоб он падал?

— Да что ж я, придурок, что ли?! — возмутился Сенька. — Я ж по тому тротуару шел, что под домом…

— Хорошо, хорошо!.. А не помнишь, какое у тебя было настроение?

— Помню — паршивое! — усмехнулся Сенька. — Мне как раз тогда училка в дневнике целый роман накатала и мать в школу вызывала…

— Вот! — назидательно сказал Бордовый Галстук, обращаясь к собравшимся, а лысоватый блеснул близорукими глазами и спросил заинтересованно:

— Это за что же?

«Ишь, интересуется! — усмехнулся про себя Сенька. — Небось в школе отличником был…»

— Да так что-то, забыл… — соврал он.

Да и какое им дело до Сенькиных дел! И до того, что как Коляна в колонию спровадили, так училки словно сбесились. Если где что, так сразу — Сенька! Даже если он и вообще ни при чем. Обидно! Не в Сенькином обычае жаловаться, но как-то достали — рассказал матери. Отчим слышал. Мать — в слезы, Сенька уж пожалел, что заикнулся. Ну училки, ну чего с них взять — дуры несчастные!.. А отчим вдруг с шеи покраснел, сказал: «Мария, не реви!» А на следующий день в школу пришел. Сенька обалдел.

Стоит отчим перед училкой как гора и молчит, только цветом кирпичным наливается… Училка — туда-сюда, а он ей: «Чего к мальцу цепляетесь?» Она раскудахталась: это, то, вы не знаете, влияние старшего брата, яблоко от яблони… Отчим воздух ладонью рубанул, аж засвистело. Училка в сторону шарахнулась. Сказал, как камень уронил: «Чепуха!» — и прочь пошел.

Сеньку в покое оставили. А теперь он отчима подвел — сбежал невесть куда, будто и правда блатной либо придурок. Нехорошо. А как ему объяснишь?

«Расскажу потом, когда-нибудь…» — утешил себя Сенька и снова прислушался к закипавшему вокруг спору.

— Ну даже если и так! — обращаясь к Бордовому Галстуку, говорил Артем. — Так что из этого следует? Ровным счетом ничего. Для объяснения сути — ничего!

— Так я не понял, что Сеня может? — ни к кому не обращаясь, спросил лохматый человек в мягком трикотажном костюме, похожем на пижаму.

Не разглядев, Сенька принял бы его за обитателя клиники.

— Ничего, Игорь, я же сказал — ничего! — устало ответил Андрей. — С ним надо работать. Никакого управления — я же сказал…

— Так зачем же тогда?.. — начал Артем, но его перебила пышноволосая блондинка.

— Я знаю — зачем! — низким красивым голосом сказала она. — Андрей приволок еще одно подтверждение своей гипотезы…

— Какой? — спросило сразу несколько голосов.

— А! Дети-мутанты из промзоны… — пренебрежительно пробормотал Бордовый Галстук. — Я читал об этом в одном фантастическом романе годов шестидесятых…

— Я тоже предпочел бы фантастический роман, — спокойно и отчужденно заметил Андрей.

— Андрей, объяснись, — попросила молчавшая до сих пор Зина. — Не все знают, о чем речь.

— Да. Я не понял, — поддержал ее лохматый Игорь.

— Это не гипотеза, — начал Андрей. — Скорее наблюдение… Вы обращали внимание, что во всех «барабашковидных» ситуациях есть два общих момента: первое — уровень образования всех участников не превышает среднеспециальный… — Многие в комнате кивнули. Бордовый Галстук остался неподвижен. — И второе: во всех случаях на одном из планов присутствуют дети. Точнее — подростки…

— Так, так. — Игорь замотал лохматой головой, откидывая падающие на глаза волосы. — И что же ты предполагаешь?

— Я предполагаю самую простую вещь. То есть она самая простая по сравнению со всеми этими гипотезами о душах предков, о рехнувшихся космических пришельцах и т. д. Барабашки — это дети. Подростки. С необычными возможностями, о которых они и сами не всегда знают. Отсюда — кажущаяся бессмысленность и алогичность всех подобных случаев… Сенька — наглядная тому иллюстрация…

— Но почему? — спросила блондинка.

— Если бы я знал! — Андрей пожал плечами.

— Но что-то ты думаешь! — настойчиво возразил Артем.

— Я думаю, — грустно ответил Андрей. — И получается печально и банально, как в наших ежедневных газетах. Это — третье поколение хронических пьяниц и алкоголиков. Без корней. Без среды обитания. Это — отравленная земля, вода, воздух…

— В ООН, в ООН, — замахал рукой Бордовый Галстук. — В крайнем случае — в ЮНЕСКО. Оздоровим экологию, иначе мы все превратимся в барабашек!..

Андрей чуть заметно побледнел и потемнел глазами.

— Сеня, — снова вмешалась блондинка, — а где ты живешь?

— В Сталеварске.

— Что за город, расскажи. Там что, сталь варят, да?

— Не! — усмехнулся Сенька. — Никакую сталь у нас сроду не варили. У нас комбинат химический. Пластмассы какие-то…

— А отчего же — Сталеварск? — удивился Игорь.

— Это смешно, — пообещал Сенька. — Я сейчас расскажу… Вообще-то был — Сталинск. Когда комбинат строили. В честь Сталина. Потом переименовали. Стал Сталеварск, чтобы букв поменьше менять. На комбинате на крыше лозунг: «Труженики Сталеварска! Крепите Родину делами своими!» — так видно: четыре буквы старые, а дальше новые, другие немножко… Теперь митинг у Горсовета был, чтобы отменили все. А еще ветераны подписку собирают, чтобы опять — Сталинск. Отчим расписался…

— У тебя что ж, отчим — сталинист, что ли? — весело спросил молодой парень с тощей козлиной бородкой.