Точка, точка, запятая... - Львовский Михаил Григорьевич - Страница 8

Наконец планка — на высоте школьного рекорда, о чем тихо, но так, что все слышали, сообщил Леша. Взять эту высоту долгое время никому не удается.

Очередь дошла до Вахтанга. Он делает несколько упругих шагов и легко перелетает через планку. Раздаются бурные аплодисменты. Опять щелкают фотоаппараты. И тогда к прыжку начинает готовиться Леша. Его разбег явно не отработан, суетлив. Да и в воздухе Лешино тело ведет себя «неорганизованно». Но, неуклюже плюхнувшись в песок, Леша оборачивается назад и… видит не шелохнувшуюся планку.

В полной тишине Леша медленно поднялся и обвел взглядом своих растерявшихся одноклассников. Кто-то фыркнул, на него зашикали.

— Вот. Рекорд… — сказал Леша, отплевываясь. (Он наелся песку и прикусил язык.)

Но все почему-то молчали.

Женя смотрела на своих одноклассников так, словно хотела сказать: «Ну, что ж вы молчите? Не ожидали? А я знала, знала!.. Эх, вы…»

Дядя Костя и Наташа не могли прийти в себя от изумления.

Пионеры во главе с Сашей, недавно появившиеся на спортплощадке, бурно зааплодировали.

— У тебя, оказывается, есть прыгучесть. Тренироваться надо, — доброжелательно сказал Вахтанг Леше и отвернулся к своим: — Пошли окунемся? Жарко.

Все, забыв про Лешу, побежали к воде. А Вахтанг задержался. Он быстро переставил планку на несколько делений выше, почти без разбега перемахнул через нее и, не останавливаясь, побежал за своими товарищами. На бегу он обернулся.

— Твою высоту я в шестом классе брал. Это старый рекорд.

— Все равно ты такой молодец, такой молодец! — сказала Женя Леше. — Ведь, кроме Вахтанга, ни один человек…

— Ты добьешься многого, если потренируешься, — серьезно сказал дядя Костя. — Но начинать надо, учти, с ОФП — с общей физической подготовки.

— Нет, — горько ответил Леша, — у меня ничего не получится. Они все личности, а я нет…

Он разбежался и прыгнул через планку. Раздался треск, и вместе с обломками планки Леша рухнул на песок. Перевернувшись по инерции, он вскочил и бросился бежать.

— Леша, Леша! — пыталась остановить его Женя.

По бело-голубым ступенькам вышки для прыжков в воду мелькали Лешины ноги. Один пролет, второй, третий…

— Вернись, Леша! — кричала Женя.

В начале последнего пролета проход загораживала табличка, висевшая на шпагате: «Хода нет». Леша нырнул под эту табличку и оказался на такой высоте, что невольно схватился за перила. Но потом подошел к пружинящей доске и после небольшой паузы ступил на нее.

— Мальчик, немедленно спустись с вышки! — загремел мощный репродуктор.

Прыжок получился не очень красивым, но отчаянным.

Женя, пытавшаяся догнать Лешу на вышке, вскрикнула. Внизу тоже переполошились, хотя толком никто не понял, что же произошло.

— Что такое? — спросил Турманидзе.

— Лешка с вышки свалился, — сказал Вадим.

А Женя, дождавшись, когда из воды показалась Лешина голова, сказала гордо:

— Он не свалился, он прыгнул!

Поднимаясь по мокрым ступенькам бело-голубой лесенки, Леша тихо сказал Жене:

— Все равно… Во мне нет чего-то такого… Я не умею кукарекать!

В одном из парадных большого Лешиного дома звякала гитара и о чем-то спорили ломающиеся мальчишеские голоса. Здесь шла отчаянная игра в «расшибалочку». Верховодил парень, фамилия которого — Морозов — была хорошо известна многим директорам школ, а также дворникам и участковому милиционеру. Все в его облике: гитара с переводной картинкой на корпусе, баки, джинсы, распахнутая рубаха, из-под которой виднелась монета на цепочке, длинный холеный ноготь на мизинце, — казалось, говорило: «Вот я какой».

Маленькая девочка остановилась на лестнице, не решаясь пройти мимо играющих ребят.

Наконец после долгих колебаний решилась, но проскользнуть незамеченной ей не удалось. Ребята подняли вой, и кто-то остановил ее, схватив портфель.

— Шариковая ручка есть?

— У меня ученическая, за тридцать пять копеек, — ответила испуганная девочка.

— Видал? — сказал один из ребят другому. — Отец — доктор, а дочке приличную ручку купить не может.

— Я их все время теряю, — призналась девочка. — У меня гривенник есть.

— Отпустите девчонку! — приказал Морозов. — Иди, девочка, тебя никто не тронет. Хотите из-за гривенника загреметь? — В голосе парня слышалась легкая хрипотца.

И тут показался Леша с портфелем. Он тоже шел в школу.

— Здорово, — сказал Морозов. — Деньги есть?

— Есть, — ответил Леша.

— Сыграем?

— У меня алгебра.

— А плюс Б сидели на трубе? Один кон.

— Я не умею. Никогда не играл, — отнекивался Леша.

— Значит, выиграешь. Ставь сюда для начала пятьдесят. У тебя бита есть? О, юбилейный! Давай я первый брошу.

Морозов метнул свою биту от меловой черты.

— Теперь пускай все они бросят. Так. Так. Так. Ну, теперь ты.

Леша метнул свою биту, и она оказалась ближе всех к кону.

— Я говорил! — обрадовался Морозов. — Тебе первому бить.

Леша разбил кон и выиграл множество монет.

— Все! — сказал Морозов. — С тобой опасно играть. Первый раз вижу, чтобы так кон разбивали.

Все ему стали поддакивать, и Леша заметно приободрился.

— А сколько у тебя денег? — спросил Морозов.

В парадное вошла пожилая женщина.

— Вы опять тут? А ну марш отсюда, а то сейчас дружинников позову!

— Проходи, проходи, бабуся!

— Ступай себе мимо, — с модной хрипотцой в голосе пропел Морозов.

— Вот, ей-богу, в милицию позвоню, — говорила женщина. — Безобразие! Жильцы в парадное зайти боятся!

— Поставим еще по пятьдесят? — предложил Леше Морозов.

Зам по воспитательной работе Елена Петровна по привычке хотела посмотреть на свое отражение в застекленной грамоте, висевшей в пионерской комнате, но грамоты на месте не оказалось.

— Здесь всегда что-то висело, — сказала она Саше, — а ты зачем-то снял.

Елена Петровна открыла шкаф, куда обычно ставила свою сумку, но там рядами стояли вымпелы и кубки, а за стеклом, где эти реликвии хранились прежде, Елена Петровна увидела книги.

Тогда она огляделась. В комнате произошли заметные перемены. На стенах не было старых лозунгов и обветшалых фотомонтажей, изготовленных по давно забытым поводам. От этого пионерское знамя стало как-то заметнее. Оно главенствовало в комнате и было почти единственным ее украшением, что создавало ощущение штаба, а не плохо посещаемого красного уголка.

Елена Петровна была умной женщиной. Она оценила значение перемен и сунула свою сумку под стол. А когда в комнату вошли две пионерки и серьезно отдали салют старшему вожатому (он встал и ответил так же серьезно), Елена Петровна слегка оробела.

Пионерки о чем-то беседовали с вожатым, Елена Петровна сидела за своим столом, когда в пионерскую комнату вошли учитель физики Иван Федорович Приходько и Лешин папа.

— Вот, пожалуйста, это отец того самого Леши Жильцова, — обращаясь к старшему вожатому, после всех «здравствуйте» и «приветствую» сказал Приходько. — В который раз приходится слышать, что мы ставим перед детьми непосильные задачи.

— Не совсем так, — слабо улыбаясь, возразил Лешин отец. Он еще был настроен миролюбиво.

— А ведь есть мнение, что тем, кому не по зубам школьная программа, вовсе не обязательно иметь переходный балл, — холодно продолжал физик. — Нельзя же, жертвуя лучшими учениками ради лентяев или попросту неспособных, обеднять курс.

— Но я… вот я… — стараясь говорить спокойно, начал Лешин папа. — Я все же недурно учился в средней школе, и у меня как-никак высшее образование. А я беру ваши учебники и, как говорится, смотрю в книгу и вижу… — он посмотрел на девочек, — знаете что?

Одна из пионерок фыркнула.

— Знаю, — сказал Иван Федорович, — но… — Физик развел руками: мол, тут он ничем не в силах помочь.