Рождественский кинжал - Хейер Джорджетт - Страница 34

– Понимаете, она крайне болезненно относится к пьесе. Мне трудно ей что-нибудь доказать.

– Да, возможно, – согласилась Матильда.

Ройдон набычился:

– Я думал, вы поймете мои чувства.

– Я понимаю.

– Ну, тогда... – Казалось, он не знал, как продолжить, и начал снова: – И кроме того, мне кажется, не очень умно с ее стороны говорить так откровенно о том, что она собирается сделать со своим наследством. Я хочу сказать, у людей легко может возникнуть абсолютно неверное впечатление.

– О вас или о ней?

Краска залила лицо Виллогби.

– О нас обоих, я думаю.

– Да, – сказала Матильда, – вы мне нравитесь гораздо больше, мистер Ройдон, когда говорите честно.

– Мне казалось, я никогда не говорил иначе, – вспыхнул драматург.

Матильда пожалела, что разобидела гения, и не огорчилась, что Паула выбрала именно эту минуту, чтобы войти в комнату.

– Почему, – голос Паулы вибрировал и трепетал, – полиция оставила нас сегодня в покое?

– Не хочу думать об этом. Я просто тихо радуюсь, – ответила Матильда.

– И напрасно. Думаю, это значит – Скотленд-ярд...

Ройдон посмотрел на Паулу с выражением завороженного кролика.

– Разве обязательно так?

– Дорогой Виллогби, неужели ты не понимаешь? С самого начала было ясно, что вызовут Скотленд-ярд. Подумай! Дядя Нат был убит в запертой комнате! Ты воображаешь, будто с этим сможет справиться местная полиция? Если бы я не была так замешана в этом деле, думаю, мне бы это показалось захватывающе интересным, – подумав, добавила она хладнокровно.

– Добро пожаловать на мое место в ряду – с готовностью предложила Матильда. – очень надеюсь, что ты не права насчет Скотленд-ярда.

– Ты ведь знаешь, что я права.

– Ну если ты права, то думаю, тебе надо был более осмотрительной в своих словах, Паула! – отважился Ройдон.

Ее сверкающий взгляд обратился на Виллогби.

– Почему? В каком смысле?

– Например, по поводу моей пьесы. Когда ты вошла, я как раз говорил мисс Клар, что, сообщая всем и каждому, что собираешься финансировать пьесу, ты легко можешь создать у людей неверное впечатление. Кроме того, хотя я страшно благодарен тебе, я изменил свое решение. Вчера мисс Клар заставила меня понять, что было бы ошибкой полагаться на финансовую помощь.

Презрительное выражение, появившееся лице Паулы, сделало ее внезапно похожей на Стивена.

– Ты трус, – пригвоздила она. – Хочешь ты этого или нет, но я собираюсь поставить твою пьесу.

– Это исключительно великодушно стороны, но...

– Ничего подобного. Я сделаю это не из личных побуждений, а потому, что я верю в пьесу. Не знаю, как ты смог написать ее, но ты это и это все, что меня волнует.

Ройдон не знал, как воспринимать ее слова растерянно повторил:

– Да, но чистая глупость говорить всем, что ты собираешься делать.

– Ты ошибаешься! Глуп именно ты! Все знают, что я просто без ума от « Горечи полыни». Я не делала из этого тайны! Ты слышал, что я говорила дяде Нату! Я была бы идиоткой, если бы запела на другой лад теперь, когда дядя Нат мертв. Идиоткой вроде тебя, Виллогби!

– Меня обижают такие намеки!

– Иди ты к черту! – бросила Паула через плечо.

Драматург вышел из библиотеки с оскорбленным видом, что предвещало дурное настроение на целый день.

– Тебе не надо было говорить этого, – сказала Матильда Пауле. – Люди из других слоев общества часто бывают ранимыми.

Но Паула так же мало думала о чувствах других людей, как и Стивен. Она презрительно отмахнулась:

– Трусливый болван. Странно, как он умен на бумаге и как глуп в разговоре.

– Виллогби здесь чужой. Он не может справиться с собой. И еще напуган.

– Страшно напуган. Мне надо бы догадаться, что у него сдадут нервы. Не выношу мужиков, которые теряются в трудной ситуации! – Паула увидела быстрый, изумленный взгляд, который Матильда бросила на нее, и добавила: – Не бойся! Я не хотела сказать, что Виллогби – мой сообщник!

– Тогда, пожалуйста, будь более осмотрительна в своих словах! – сердито посоветовала Матильда.

Паула рассмеялась.

– Тебя уже начинает забирать, правда? Я знала, что так и будет. Ты стала подозрительной, ты ищешь – совершенно бессознательно! – скрытый смысл во всем, что мы говорим. Тебе интересно, кто из нас это сделал? Все твои мысли нацелены на это, сколько ты ни стараешься отвлечься?

– Да, – призналась Матильда.

Паула бросилась на диван и села нога на ногу.

– Знаю! Но это интересно, правда? Согласись!

– Нет, это омерзительно.

– О... омерзительно! – Паула вздрогнула.

– Если хочешь! Но с точки зрения психологии разве это не завораживает? Наблюдать за нашим поведением, вслушиваться в испуганные ноты... повышенные голоса, ты замечала? Люди так глупы, что выдают себя, теряют выдержку, говорят слишком много!

– Твоя беда, девочка, что у тебя извращенный склад ума, – сказала Матильда. – Что это?

Ее восклицание было вызвано лязгом цепей, обмотанных вокруг колес автомобиля. Паула встала и двшгулась к окну. Снег перестал идти несколько часов назад, но только одна пара следов от колес нарушила гладкую белизну подъездной аллеи и лужайки за ней. Огромный лимузин подъехал к парадной двери, и из машины появилась фигура в шубе персидского каракуля и кокетливой шляпке, надетой на тщательно завитые золотые волосы.

– Думаю, – торжественно возвестила Паула, – это миссис Дин.

– О боже, уже? – воскликнула Матильда, вставая. – Как она выглядит?

– Именно так, как ты могла ожидать. А вот и Джо выкатился.

– Ну разумеется!

Но чтобы встретить новую гостью, вышел не один Джозеф. Прежде чем он смог пробормотать приветственную речь, Валерия бросилась на вызывающую благоговение грудь своей родительницы и запричитала:

– Мама, какое счастье, что ты приехала! Я не могу передать тебе, как все это ужасно!

– Конечно, мама приехала, детка! – сказала миссис Дин голосом не менее волнующим, чем голос Паулы. – В такое время мама должна находиться рядом со своей маленькой девочкой. – Она протянула руку в тугой перчатке Джозефу и лукаво улыбнулась: – Мне не нужно просить мою девочку представлять вас. Я знаю, вы Джозеф, дядя Стивена! Вал рассказала мне по телефону о вас и о том, как вы были добры к ней. Позвольте матери поблагодарить вас, мистер Хериард!

Джозеф порозовел от удовольствия и церемонно откликнулся, что по-доброму относиться к Валерии – привилегия, которая не требует благодарности.

– Я не позволю столь опытным ловеласам кружить голову моей девочке! – привычно кокетничала миссис Дин. – Она еще такой глупый ребенок.

– Ах, мама, это было просто ужасно! – всхлипнула Валерия. – Я всю ночь не могла сомкнуть глаз, и этот отвратительный полицейский меня ужасно расстроил!

– Боюсь, у нас не очень крепкие нервы, – призналась миссис Дин Джозефу. – Мы всегда были очень хрупкими, совершенно невероятно чувствительными.

– А! – Джозеф оказался в своей стихии. – Я бы сказал, если позволите, что сейчас так редко встретишь цветок невинности!

Произнося эту речь, он увлек миссис Дин в дом, и Матильде с Паулой, которые вышли из библиотеки в холл, выпала честь услышать ее. Они сразу же поняли, что Джозеф встретил родственную душу, – миссис Дин ответно замурлыкала:

– Я всегда пыталась сохранить этот цветок в обеих моих дочках. И горько видеть, как эта росистая свежесть постепенно утрачивается! Вы должны простить глупое материнское сердце, если я скажу вам: как бы мне хотелось, чтобы роса невинности не высыхала никогда!

– Знаю и понимаю, – закатил глаза Джозеф.

– Если бы только моей Вал не было в этом доме! – Очевидно, это было единственное, что не устраивало миссис Дин в убийстве.

Джозеф не увидел в этом замечании ничего нелепого и лишь сочувственно покачал головой:

– Как я хорошо понимаю, что вы должны чувствовать!

– У вас свои дети, я думаю. – распахнула пальто и показала устрашающий бюст, плотно обтянутый кружевной блузкой, на которой держалась огромная брошь со стразом.