Опасное богатство - Хейер Джорджетт - Страница 38

Перри вздрогнул и поднял на него глаза, быстро спрятав письмо под чистым листком бумаги.

– О, это вы, сэр! Доброе утро! Вы пришли к Джудит или ко мне? Джудит дома нет, она уехала с Марией за покупками.

Мистер Тэвернер с минуту внимательно рассматривал Перегрина. Проходя в комнату, он сказал:

– Тогда мне не повезло. Позавчера она упомянула, что хочет посмотреть восковые фигуры в музее мадам Тюссо, и я пришел, чтобы пригласить ее и составить ей компанию. Но для этого вполне подойдет любое другое утро. Надеюсь, я вам не помешал? Когда я вошел, вы были чем-то очень заняты.

– О, ничуть, ничуть! Мое дело может подождать, – сказал Перегрин, протягивая руку к колокольчику, чтобы вызвать лакея. – Вы ведь не откажетесь выпить бокал вина, я надеюсь?

– Спасибо, если можно, я бы выпил немного хереса.

Вошел слуга; Перри отдал ему распоряжение и попросил кузена присесть. Мистер Тэвернер затеял разговор о совершенно несерьезных вещах. Перегрин отвечал ему чисто механически. Было ясно, что мысли его витают очень далеко. Когда слуга принес вино и удалился, мистер Тэвернер произнес своим обычным тихим голосом:

– Извините меня, Перри, но скажите, ради Бога, что случилось, почему вы сегодня как будто не в себе?

Перегрин тут же начал убеждать кузена, что ничего плохого с ним не случилось, и попытался сменить тему разговора. Глаза мистера Тэвернера внимательно следили за лицом Перри. Вскоре тот больше не мог притворяться, что все в порядке, и сказал, как-то странно улыбаясь:

– Вижу, вы догадались, что у меня не все ладно. Я весь поглощен только одной мыслью. Мне надо отдать кое-какие распоряжения. Знаете, Бернард, вы – отличный человек, и я могу вам довериться. Дело в том, что завтра утром я встречаюсь с Фарнэби у… ну, это уже неважно, где.

Мистер Тэвернер опустил свой бокал с вином.

– Правильно ли я понял, что затронута ваша честь? Этого не может быть!

Перегрин повел плечами.

– Этого нельзя было избежать. Он меня оскорбил, я ударил его по лицу и принял его вызов на дуэль.

– Мне ужасно жаль, – мрачно произнес мистер Тэвернер.

– Ну, вы зря беспокоитесь. Я лично не предвижу никаких серьезных последствий, – сказал Перегрин. – Но знаете, все равно, подготовиться надо. Когда вы вошли, я как раз писал письмо Джудит, а еще одно – мисс Фэйрфорд; просто на тот случай, если буду ранен.

– Как я понимаю, отступить для вас просто невозможно?

– Совершенно невозможно, – решительно произнес Перегрин. – Не сомневаюсь, мне нет нужды просить вас хранить все это в тайне. Вы ведь понимаете, что мне совсем не хочется, чтобы эта история стала известна моей сестре или мисс Фэйрфорд.

Мистер Тэвернер поклонился.

– Само собой разумеется! Можете мне полностью доверять. Кто будет вашим секундантом?

– Фитцджон. – Перегрин нервно дергал свой кармашек для часов. – Бернард! Если со мною что-нибудь случится – если я не вернусь, короче говоря, – пожалуйста, не оставляйте без внимания Джудит, обещаете? Она, конечно же, целиком под опекой Ворта, но он ей не симпатичен, а вы – наш кузен, и я надеюсь, вы не допустите, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– Разумеется! – коротко ответил мистер Тэвернер. Он встал. – А теперь я должен откланяться. Вам надо заняться своими делами. Поверьте, мне очень, очень жаль!

Остаток дня Перегрин провел очень разумно. Он сходил в салон Джексона и там на время позабыл о всех своих несчастьях. Оттуда он поехал на Альбемарл-стрит и испросил у родителей мисс Фэйрфорд разрешения покататься с нею в Гайд-Парке в ландо. Затем он отобедал в отеле «Ричардсон», нанес визит доктору Лейну и завершил этот день ужином в кофейном зале «Пиацца». Чуть позже полуночи он вернулся домой на Брук-стрит настолько усталым, что даже тяжкие мысли не помешали ему сразу же заснуть.

В силу необходимости, Перегрин посвятил одного из лакеев в свою тайну. На следующий день, в шесть утра лакей раздвинул занавески у постели хозяина и приготовил бритвенный прибор. Перри проснулся, ночной колпак съехал ему на один глаз; он сел и стал потягивать горячий шоколад из поданной лакеем чашки. Один из слуг внес в комнату вязанку хвороста и зажег в пустом камине огонек. Утро было серым и холодным. Перегрину ужасно не хотелось одеваться при свете свечи, у него было на редкость плохое настроение. Когда слуга ушел, Перри встал с постели, надел халат и сел перед зеркалом, ожидая, чтобы лакей его побрил. Этого личного лакея он привез сюда с собой из Йоркшира. Сейчас тот выглядел очень мрачным. Когда Перегрин начал выбирать среди своих многочисленных нарядов, что бы ему надеть сегодня, лакей глубоко вздохнул, по-видимому, считая такую скрупулезность просто легкомысленной. В голове у Перегрина мелькнула мысль, что, может быть, он выбирает себе туалет в последний раз в своей жизни. Перри твердо решил, что никому не даст повода сказать, что сегодня он уделил своей внешности меньше внимания, чем обычно. Он надел панталоны из буйволовой кожи и легкий жилет, очень тщательно приладил шейный галстук, втиснулся в синий сюртук с серебряными пуговицами и натянул на ноги гессингские сапоги с кисточками.

– Подайте мне мою новую шляпу, Джон. Я надену длинный дорожный плащ с носовым платком от Бельчера.

– О, сэр, – простонал слуга, – никогда я не думал, что доживу до такого дня!

Нижняя губа у Перри предательски задрожала, но глаза засверкали, и он, пытаясь засмеяться, произнес:

– Ну, что это такое! Это мне надо бы волноваться, доживу ли я до конца сегодняшнего дня!

– Уж лучше бы мы никогда не приезжали в этот Лондон! – горевал лакей.

– Нельзя так говорить! – рассердился Перегрин, которому этот разговор был очень неприятен. – Сколько там на часах? Семь уже было, да? Очень хорошо! Помогите мне надеть плащ, и я буду готов. А теперь можно задуть свечи, становится совсем светло. У вас с собой те письма, которые я вам дал?

– Они у меня в кармане, сэр. Но я молю Бога, чтобы мне довелось их только сжечь – ничего другого я с ними делать не хочу.

– Ну, конечно же, так и будет! – произнес Перри, беря шляпу и перчатки. Он вытянул вперед свою правую руку и внимательно ее разглядел. Рука было достаточно твердой и не дрожала. Это слегка подняло его настроение. Перегрин неслышно вышел из комнаты и спустился по лестнице. За ним молча шел слуга, который нес в руке свечу, освещая темную лестницу. Он закрыл за Перри двери.

Возле дома стоял чистенький городской экипаж, а на тротуаре рядом – облаченный в шинель мистер Фитцджон, который разглядывал свои наручные часы.

– Прощайте, Джон! – сказал Перегрин. – И если я вас больше не увижу, – что ж, всего вам доброго, и не забудьте про письма. Я не опоздал, Фитц?

– Точно минута в минуту! – заверил друга мистер Фитцджон. Он бросил взгляд на костюм Перегрина и, по-видимому, остался доволен. – Садитесь, Перри. Спали хорошо?

– Хорошо? Мой Бог, я спал отлично! Ни разу даже не шевельнулся, пока утром меня не разбудил лакей! – отвечал Перегрин, садясь в экипаж.

– Черт меня побери! Вы выглядите так, как будто все это вам абсолютно привычно! – заметил мистер Фитцджон с одобрением. – Это ваша первая дуэль или вы уже стрелялись и раньше?

– Да нет! Честно говоря, эта дуэль у меня первая, – признался Перегрин. – Но, я очень надеюсь, не последняя!

– Разумеется, не последняя, и говорить нечего! – как-то уж слишком поспешно согласился мистер Фитцджон. Кончиком своей трости он стал что-то чертить на противоположном сиденье.

– Вы не хотите его убивать, и, готов поклясться своей жизнью, я не вижу причины, по которой он бы хотел убить вас. Но в то же время, Перри, не стоит зря рисковать, и вам надо выстрелить в тот же самый миг, как раздастся команда, понимаете? Вы ведь не раз стреляли в галерее у Мэнсона, правда? Так, значит, вы знаете, как надо сразу же выходить на стартовую линию. Единственное, что вам нужно, – вам нужно будет представить себе, что вы находитесь в галерее и целитесь в мишень. Никакой разницы!