Нежданная любовь - Хейер Джорджетт - Страница 21

Самое худшее во всей этой истории, решил Эдуард, — вред, который может быть причинен репутации Венеции, если станет известно о ее ежедневных визитах в Прайори. Эта возможность настолько его тревожила, что он рассказал обо всем матери.

Миссис Ярдли, добродушная маленькая женщина, была настолько невзрачной, что никто не подозревал, каким глубоким и страстным было ее преклонение перед единственным сыном. Ее кожа имела оттенок пергамента, губы были тонкими и бесцветными, голубые глаза — поблекшими, а волосы, покрытые вдовьим чепцом, неопределенного, серовато-песочного цвета. Миссис Ярдли не отличалась разговорчивостью и слушала рассказ Эдуарда без комментариев и без малейшего отблеска эмоций на лице. Только когда он как бы мимоходом сообщил ей, что Венеция ежедневно навещает Обри в Прайори, в ее глазах появился слабый проблеск чувств, который исчез так же быстро, как появился… Эдуард не заметил этого и продолжал разъяснять матери сложившуюся ситуацию, как обычно не спрашивая ее мнения, а просто информируя. Когда он сделал паузу, она тихо произнесла «да», никак не выражая свое отношение к услышанному. Как правило, Эдуарда удовлетворяла подобная скудная реакция, но сейчас он счел ее недостаточной, потому что, рассказывая матери, как разумно поступила Венеция, посещая Прайори, когда там находилась ее няня, он противоречил собственным убеждениям и ждал подтверждения.

— Вполне естественно, что Венеция так поступила, — сказал Эдуард. — Ты ведь знаешь, как она любит Обри.

— Да, конечно. Он многим ей обязан, я всегда это говорила, — отозвалась миссис Ярдли.

— Хорошо бы он это понимал. Но Обри принимает псе как должное. Самое главное, что в визитах Венеции нет ничего дурного.

— Разумеется.

— При таких обстоятельствах, да еще когда там няня… И в конце концов, она уже не юная девушка. Не вижу, чтобы это могло дать почву для сплетен.

— Я тоже.

— Конечно, мне не нравится, что ей приходится поддерживать знакомство с таким человеком, но, полагаю, я дал ему понять, как обстоят дела, — просто намекнул на случай, если ему вздумается за ней приударить. Не то чтобы я этого опасался — мне не показалось, что Венеция произвела на него впечатление.

— Едва ли она в его вкусе.

Лицо Эдуарда прояснилось.

— Безусловно. Ему наверняка скучны добродетельные женщины. К тому же Венеция отлично соображает. Под ее внешней веселостью кроется топко чувствующая натура, так что она не станет поощрять ухаживания его лордства.

— Я в этом уверена.

Эдуард выглядел успокоенным, но, потеребив шнур портьеры, раздраженно промолвил:

— Тем не менее ситуация возникла довольно неловкая. Я бы крайне неохотно поддерживал знакомство с лордом Деймрелом, даже если бы мы жили достаточно близко от Прайори, чтобы наносить туда частые визиты, хотя в таком случае я, возможно, считал бы это своей обязанностью. Но одолевать каждый день тридцать миль — нет, это полностью отпадает!

— Да, дорогой, ты абсолютно прав! Не думаю, что тебе вообще следует туда ездить. Через день-два Обри станет лучше, и он сможет вернуться домой. Да и лорд Деймрел вряд ли долго пробудет в Прайори. Он ведь никогда так не делает, верно?

Такая перспектива почти полностью облегчила тревоги Эдуарда, а на следующий день, сопровождая мать на званый обед в Эбберсли, он окончательно успокоился, обнаружив, что хозяйка дома не придает событиям никакого значения.

В этом Эдуард ошибался, но леди Денни не нравились склонные к сентенциозности молодые люди, и она постаралась скрыть волнение, которое ощущала с тех пор, как сэр Джон сообщил ей новости. Сэр Джон узнал их от Деймрела, которого встретил в Тереке, и охарактеризовал их жене как нечто абсолютно обыденное. Леди Денни испуганно вскрикнула, и муле уставился на нее, подняв брови, а когда она осведомилась, какие меры следует предпринять, он сначала попросил объяснить, о чем идет речь, а получив недвусмысленные объяснения, сухо посоветовал жене не болтать чушь и углубился в книгу.

Но леди Денни тут же заявила, что это отнюдь не чушь. Сэр Джон волен говорить все, что ему угодно (он не проявил желания воспользоваться этим великодушным разрешением), но она отлично знает, что может произойти, когда неопытная девушка попадает в лапы известному распутнику. Сэру Джону незачем указывать, что Деймрел не станет давать авансы, неподобающие леди в положении Венеции, — вполне вероятно, что это так, хотя трудно что-либо предугадать насчет человека с подобной репутацией, но разве он не может внушить невинной бедняжке любовь к себе, а потом покинуть ее, разбив сердце?

На этот прямой вопрос сэр Джон ответил отрицательно. Он не считает Венецию «невинной бедняжкой» — ей уже двадцать пять, она спокойная здравомыслящая женщина и вполне способна постоять за себя. Сэр Джон выразил надежду, что его супруга не станет устраивать много шума из ничего и вмешиваться в дела, которые ее не касаются.

Подобное возмутительное равнодушие нельзя было оставить без отповеди, но, выполнив эту обязанность, леди Денни пришла к выводу, что в словах мужа, возможно, есть крупица правды и что знакомство Венеции с повесой скорее всего не приведет ни к каким ужасным последствиям. В любом случае она не собиралась поощрять опасения Эдуарда Ярдли, поэтому, когда он мрачно произнес, что она, несомненно, слышала о несчастном случае с Обри, леди Денни даже выразила радость по поводу того, что Деймрел оказался на месте происшествия и сообразил сразу же послать за доктором Бентуортом.

Это было уж слишком, и лицо Эдуарда приняло суровое выражение. Леди Денни отвернулась от него, чтобы приветствовать мистера и миссис Трейн, но ее отпрыск, заметив явное неодобрение гостя, произнес зловещим шепотом:

— Незачем беспокоиться — мисс Лэнион знает, что может положиться на меня!

Приличия не позволяли Эдуарду поставить на место юного мистера Денни, и ему пришлось сделать вид, что он не слышал этого замечания. Его сомнения вернулись, но позже он утешился словами мисс Денни, которая сказала ему, что ей искренне жаль Венецию. Пред ее мысленным взором маячил образ светловолосого красавца солдата, и Деймрел на его фоне казался старым, безобразным и не вызывающим ни малейшего интереса.

— Бедная Венеция! — вздохнула добросердечная Клара. — Как же ей там скучно! Когда папа привел лорда Деймрела к нам, тот не обратил на нас с Эмили никакого внимания, а с мамой лишь перебросился несколькими пустыми словами. А Венеция ведь очень общительная, она привыкла болтать с вами и с Обри. Вы оба такие умные! Эдуард был польщен, но в его улыбке ощущалось снисхождение к женскому простодушию.

— Надеюсь, я говорю разумные вещи, но не претендую на ученость, — сказал он. — Боюсь, в этом мне далеко до Обри.

— Конечно, он очень начитан, — согласилась Клара.

— Признаюсь, я бы охарактеризовал его именно так, но лорд Деймрел считает, что у него выдающийся интеллект.

— Вот как? Очевидно, так оно и есть — ведь я не понимаю половины того, что он говорит. Но вы тоже очень много знаете, а изъясняетесь более ясно, поэтому я могу следить за вашими спорами, хотя пе настолько умна, чтобы принимать в них участие.

Эдуард был слишком правдив, чтобы разуверять ее на этот счет, но любезно заметил, что не питает симпатии к «синим чулкам», и позабавил Клару парадоксом, что самые разумные представительницы ее пола далеко не всегда самые умные. Она весело рассмеялась.

— Именно это я и имела в виду, говоря, что Венеция найдет лорда Деймрела скучным. Думаю, ему никогда не приходит в голову сказать что-нибудь остроумное.

Таким образом, пока леди Денни пыталась утвердиться в мысли, что Венеция слишком здравомыслящая девушка, чтобы полюбить повесу, Эдуард подбадривал себя, представляя Венецию, скучающую в обществе Деймрела. И так как никто из них не видел ее на протяжении солидного промежутка времени после обеда в Эбберсли, их благодушия не нарушали сведения о том ощущении счастья, которое делало еще более яркой красоту мисс Лэнион.

Обри оставался в Прайори десять дней, и даже погода словно решила сделать их безмятежными для его сестры. Лишь один день был сырым и холодным, но золото осеннего пейзажа проникло в дом, ибо Деймрел зажег камин в библиотеке, и пламя поблескивало на тисненых корешках книг, заставляя их блестеть, как осенние листья на солнце. Деймрел перенес Обри вниз и уложил на диван. Они втроем с Венецией играли в крибидж[24], рассматривали альбомы с гравюрами, открывали редкие сокровища на книжных полках и горячо спорили обо всем — от сущности материальных вещей до предположения, будто вороная лошадь без единого белого пятнышка должна непременно быть вздорной и норовистой. Потом Деймрел показал свой греческий альбом, приведя Обри в экстаз, а няня, устроившись у окна с неизменным кружевом, удовлетворенно взирала на группу у камина. Лэнионы склонили головы над книгой — Венеция сидела на полу у дивана, Обри что-то объяснял ей, и оба время от времени поднимали взгляд на Деймрела, прислонившегося к спинке дивана, засыпая его вопросами. Няня смотрела на Венецию и Обри как на детей, а на Деймрела как на взрослого, добродушно позволяющего им приставать к нему. Возможно, не следовало разрешать им запросто общаться с грешником, но, хотя Писание предупреждает, что грешные подобны бурному морю, чьи воды извергают грязь и мерзость, оно также велит остерегаться клеветников и лжесвидетелей. «Всякий друг разносит клеветы», — говорил пророк Иеремия, и достаточно было посмотреть вокруг, чтобы понять, как правдивы эти слова. Няня все более склонялась к мысли, что его лордство был жертвой наветов. Она видела, что он держится, как подобает джентльмену его возраста, и ведет себя с мисс Венецией и мистером Обри скорее как дядя, чем как соблазнитель, прекрасно понимая, как нужно обходиться с такой своевольной нарой. Если его лордство в самом деле сбежал с замужней леди, то это произошло много лет назад, и няня знала, что из себя представляют подобные женщины. Помоги Небо тому молодому человеку, в которого вонзит коготки одна из этих шлюх! И если всего год назад в Прайори и впрямь творились нечестивые дела… Ну, Писание велит грешным становиться на путь истинный, и, возможно, его лордство так и поступил. Няня знала лишь то, что сейчас здесь не происходит ничего нечестивого.