Крошка Черити - Хейер Джорджетт - Страница 38

Так как мистер Каррингтон имел крепкую голову и жизнерадостный нрав, на следующий день он проснулся слегка ослабевшим, но в отличном настроении. Этого нельзя было сказать о его компаньоне, появление которого заставило Саймона воскликнуть:

– Господи, Филипп, какой ты синий!

– У меня чертовски болит голова, – проворчал страдалец, с отвращением смерив его взглядом.

– Все будет хорошо, старина! – бодро ответил Саймон. – Ты придешь в себя, как только мы выберемся на свежий воздух! Нет средства от похмелья лучше, чем прогулка в прекрасный, прохладный день!

Единственным откликом мистера Харблдона был звук, напоминавший одновременно стон и рычание. Он с трудом влез в экипаж, содрогнулся, когда лошади рванулись вперед, и на протяжении последующего часа не подавал никаких других признаков жизни, кроме страдальческих стонов, когда коляску подбрасывало на ухабах. Правда, еще один раз он напомнил о себе, когда попросил мистера Каррингтона отказаться от вокальных упражнений. К счастью, его головная боль начала отступать на втором часу путешествия, и к тому времени, когда Саймон остановил экипаж перед «Зеленым человеком» в Марлоу, его компаньон оправился настолько, что проявил академический интерес к меню и даже обсудил с официантом сравнительные достоинства оленины и телячьего огузка, тушенного с капустой в испанском соусе.

Саймон добрался домой, на Бари-стрит, к полудню следующего дня. Так как ни он, ни мистер Харблдон не были ограничены во времени, они разумно позволили себе понежиться в постели до условленного часа. Затем они съели продуманный и основательный завтрак, так что, когда они покинули «Зеленого человека», было уже за полдень.

Все еще переполненный братской благодарностью, Саймон направился на Арлингтон-стрит, надеясь застать виконта дома.

Он не особенно удивился, когда Олдэм, открывший дверь, сказал, что его светлости нет дома; но, когда дворецкий добавил, что милорд еще не вернулся из Хэрроугейта, Саймон выпучил глаза и потрясенно повторил:

– Из Хэрроугейта?

– Да, сэр, насколько мне известно.

Саймону нельзя было отказать в сообразительности, и через несколько секунд он догадался, что заставило брата отправиться в такое долгое и утомительное путешествие. Он подавил невольный смешок и, смерив взглядом Олдэма, решил, что дальнейшие расспросы бессмысленны. Скорее всего, Десфорд не стал делиться с дворецким своими планами. Саймон ограничился тем, что попросил передать его брату короткое сообщение:

– Когда он вернется, скажите, что я буду в Лондоне до конца недели.

– Обязательно, мистер Саймон! – с облегчением ответил Олдэм, избежавший больших затруднений. Он знал Саймона с колыбели и относился к нему со снисходительной нежностью, но младенец вырос и стал изрядным пустомелей, так что при дальнейших расспросах перед дворецким встал бы выбор: подвести хозяина или обидеть мистера Саймона. В свое время в Вулвершеме Педмур познакомил его с главными заповедями своего ремесла: сохранять неизменную скрытность и никогда не болтать о делах своих господ.

Саймон уговорился встретиться со своими друзьями в Брайтоне и уже собрался было ехать, когда спохватился, что комнату в «Корабле» следовало заказать не позже прошлой субботы. Только законченный осел мог бы надеяться найти приличную комнату в Брайтоне в разгар сезона, если не позаботился заказать ее заранее, следовательно, Саймон был обречен провести ближайшие несколько дней, слоняясь по Лондону, в разгар июля больше напоминающему пустыню, чем фешенебельную столицу. Нельзя сказать, чтобы Лондон не представлял совсем никакой возможности развлечься даже в это время года; когда спустя пару дней после визита на Арлингтон-стрит Саймон размышлял, стоит ли посвятить вечер театру в Сэррее или отправиться в «Королевского петуха», в дверь постучал домовладелец, бывший «джентльмен при джентльмене», при выходе в отставку купивший приличный дом на Бари-стрит и взявший на квартиру троих джентльменов.

– К вам джентльмен, сэр, – коротко доложил он, протягивая визитную карточку.

На карточке изысканным витиеватым шрифтом было напечатано: «Барон Монте Тоскано». Саймон бросил на нее взгляд и вернул домовладельцу.

– Не знаю такого! – сказал он. – Скажите ему, что меня нет. Но от двери до него донесся вкрадчивый голос:

– Тысяча извинений, сэр! Я только что обнаружил, что по ошибке дал этому славному человеку чужую карточку! Я имею честь говорить с мистером Саймоном Каррингтоном? Впрочем, не стоило и спрашивать – ваше замечательное сходство с батюшкой – надеюсь, он в доброй здравии – говорит за себя!

Застигнутый врасплох, Саймон произнес:

– Да, я Саймон Каррингтон, но, боюсь, с вами я не знаком?

– Это вполне естественно! – с сияющей улыбкой воскликнул незнакомец. – Мы с вами никогда не встречались, я в этом совершенно уверен и вы тоже до этой минуты были для меня просто именем. – Он повернулся и величественно бросил отставному камердинеру: – Благодарю вас, милейший, можете идти.

– Меня зовут Дидлбери, сэр, если не возражаете, – ответил «милейший» тоном, который ясно давал понять, что он думает о госте мистера Каррингтона.

– Вовсе нет, дружище! Отличное имя, должен сказать! – любезно произнес посетитель.

Дидлбери, в замешательстве топтавшийся у порога, ожидая знака от мистера Саймона, неохотно вышел.

– Ну а теперь я исправлю свою ошибку… – Посетитель вытащил толстый футляр для визитных карточек и начал рыться в нем.

Саймон в изумлении уставился на него.

Костюм посетителя, господина средних лет, был таким же красочным, как и его манера выражаться. Если последним писком моды в настоящий момент считалась строгая элегантность, допускавшая отступление в виде разве что яркого жилета или заколки для галстука с драгоценным камнем, то на посетителе мистера Каррингтона был пурпурный облегающий сюртук, сорочка с грудью, накрахмаленной до такой степени, что он смахивал на зобатого голубя, и густо расшитый жилет. Причудливо разукрашенный монокль висел на цепочке у него на шее, на поясе болтались многочисленные брелоки; сверкающая заколка торчала из узкого галстука, а на пальцах переливались кольца. Скорее всего, в молодости это был интересный мужчина, но безошибочные признаки разгульного образа жизни – такие, как мешки под глазами, налитыми кровью, – изрядно портили гармонию некогда красивого лица.

– А, вот она! – воскликнул он, выудив нужную карточку и с разумной предосторожностью подвергнув ее тщательной инспекции с помощью монокля. – Нет, не та… Неужели я забыл… А! Ну, вот, наконец!

Обескураженный, Саймон поинтересовался:

– Неужели вы… Неужели вы пользуетесь разными визитными карточками, сэр?

– Разумеется! Видите ли, это исключительно удобно – в одном месте подаешь эту, в другом – ту… Я много путешествую, знаете ли. Но вот карточка, на которой значится мое настоящее имя, – сказал он, с поклоном протягивая ее Саймону, – и, без сомнений, это сразу прояснит цель моего визита!

Саймон с любопытством взял карточку и взглянул на нее. Значившееся на ней имя заставило его воскликнуть:

– Уилфред Стин?! Так вы не умерли?!

– Нет, сэр, я не умер, – сказал мистер Стин, поудобнее устраиваясь в кресле. – Я, можно сказать, вполне жив. И уверяю вас, перефразируя известного поэта, что не могу понять, кому потребовалось объявить меня покинувшим земную юдоль. Шекспир, кажется?

– Возможно, – сказал Саймон. – Но мне кажется, вам не на что обижаться, если вас считали умершим! Что еще оставалось думать, если о вас ничего не слышали уже много лет?

– Означает ли это, молодой человек, что если я позволил себе оставаться в живых, то должен был бы сообщить об этом моей единственной дочери? Не говоря уж о том создании, заботам которого я ее доверил? – с упреком поинтересовался мистер Стин.

– Вот именно, – прозаично ответил Саймон.

– Я предпринимал определенные попытки, – туманно ответил мистер Стин. – Действительно, я предпринимал определенные попытки. Но это дело прошлого! Я пришел не для того, чтобы обмениваться с вами пустыми любезностями. Я хочу узнать от вас, где скрывается ваш брат, мистер Каррингтон!