Красотки из Бель-Эйр - Стоун Кэтрин - Страница 70

– Сценарий просто блестящий, по-настоящему поэтический.

– А Уинтер Карлайл, какой дебют!

– «Любовь» сметет всех «Оскаров».

– Ванесса Гоулд была права насчет Питера Дэлтона. У него и в самом деле мощный талант, от отчаяния и безнадежности – вы видели «Скажи “прощай”»? – до вот такого! Просто поразительно.

– Какой талант!

– Какое воображение.

Воображение? Растерянный разум Эллисон на мгновение сосредоточился. Неужели они не видят? Неужели они не понимают, что «Любовь» реальна? Похоже, нет! Может, это она ошибается? Эта мысль породила было искорку надежды, которая тут же угасла.

Эллисон пробралась сквозь толпу в дальний угол, где не так слепили огни и где она могла ни с кем не общаться. Поодаль она заметила Ванессу и вознесла безмолвную молитву, чтобы та не видела, что она сидела рядом с Питером, внезапно очень обрадовавшись, что никто про них не знал.

Потому что нечего было знать. Питер и Эллисон не любили друг друга, не любили по-настоящему, потому что… потому что у Питера была другая любовь.

Со своего наблюдательного пункта в углу Эллисон скользила взглядом по толпе, с грустью думая о том, что в этот вечер она планировала с гордостью, счастьем и радостью представить своего хорошего друга Роба своему любимому Питеру. Эллисон искала Роба, зная, что ничего ему не скажет и не попросит помощи, ей нужно только посмотреть в его добрые глаза и понадеяться, что тепло его улыбки прогонит дрожь леденящего страха, которая сотрясала все ее тело.

Но Роба Адамсона не было в толпе знаменитостей, собравшихся отпраздновать удивительный триумф Питера Дэлтона.

Удивительный триумф Питера, Уинтер, Стива и Брюса. И Джулии. Кто бы она ни была, где бы она ни была.

Августовским днем, как раз год назад, Эллисон стояла в бурлящем паддоке, окруженная неотступными воспоминаниями о своих разбитых мечтах, и вдруг осознала: «Я здесь чужая». Эллисон поспешила из паддока в «Элеганс», чтобы реализовать свои новые чудесные способности и обрести новые чудесные мечты. В тот день она начала свою новую карьеру. И в тот же день встретила Питера.

Благодаря Питеру Эллисон узнала, что в ее душе живут огонь, страсть и любовь. И благодаря Питеру она обрела мечту, какую даже и представить себе не могла.

И вот теперь Эллисон чувствовала, что эта мечта – мечта о любви – тоже разлетается в прах, а в ушах снова слышатся неотвязные слова: «Я здесь чужая».

– Эллисон! Вот ты где. Ты готова ехать?

Эллисон не могла встретиться взглядом с темными глазами Питера, но чувствовала на себе их взгляд, пристальный, напряженный, любопытный, требовательный.

– Да, – прошептала она.

Питер и Эллисон не разговаривали, пока ехали из Вествуда в Бель-Эйр, к Уинтер и позднему праздничному ужину, который должен был стать таким веселым.

Питер не снизил скорость, когда они подъехали к въезду в поместье. Он проехал дальше, на полмили вперед, и наконец остановил автомобиль в дальнем углу клубной парковки. В этом отдаленном углу было темно, но полная летняя луна излучала мягкое золотистое сияние.

– Эллисон, что случилось?

– Пожалуйста, расскажи мне, Питер.

– О чем рассказать, дорогая?

– Расскажи мне о Джулии.

Эллисон выговорила это, храбро глядя в темные глаза, взгляда которых она избегала с момента окончания фильма. Теперь Эллисон хотела, ей необходимо было, видеть глаза Питера. Ее зеленые глаза были освещены лунным светом и хорошо видны, но луна находилась позади Питера, и его красивое лицо оказалось в тени, которая скрывала молчаливое послание его глаз. Эллисон не могла видеть глаз Питера, но почувствовала, какой эффект произвели ее слова, поразили его, словно она нанесла удар.

И Эллисон поняла, что она не ошиблась… Джулия была настоящей.

Питер ответил не сразу, и за несколько мгновений, показавшихся вечностью, летняя ночь стала тревожно тихой, беззвучной, как будто, затаив дыхание, ждала в молчании его ответа. Эллисон показалось, что она услышала, как в отдалении заржала лошадь, но, может, у нее просто разыгралось воображение. Или, может, какой-то призрак напоминал о другой мечте, которая умерла.

– Эллисон… – Когда Питер все же заговорил, голос его звучал мягко и нежно. – Джулия – придуманное имя, и вся история тоже придумана.

Питер помолчал, и за эти новые бесконечные минуты сердце Эллисон прокричало: «О, Питер, прошу, не лги мне! Пожалуйста, не притворяйся, будто страсть и чувства к Джулии лились из твоего блестящего творческого ума, а не из твоего любящего сердца. Я знаю, что это неправда!»

Но Питер не солгал.

– Но, – очень тихо продолжал он, – в основе характера Джулии лежит характер женщины, которую я знал.

– И любил. – «И сейчас любишь!»

– Да. – Питер взял ее ладони, чтобы держать их, пока он расскажет остальное, но Эллисон ему не позволила. – Эллисон…

– Пожалуйста, расскажи мне, Питер. Что это за женщина?

– Моя жена.

– Твоя жена? – слабым голосом откликнулась Эллисон.

Заставив себя не дрожать, Эллисон приготовилась, насколько могла, к тому, чтобы услышать, как ее любимый Питер признается в другой любви, в пылкой страсти, которая закончилась разрывом, но все еще жива в его сердце, и ее тлеющие угли готовы разгореться в новое пламя.

– Мы поженились восемь лет назад. И прожили вместе четыре года, пока она не умерла.

– Умерла? – В шепоте прозвучала боль.

– Да. Я написал «Любовь» незадолго до ее смерти. Она хотела, чтобы я написал историю любви со счастливым концом. Я пообещал, что сделаю по «Любви» фильм и не изменю конца.

– Несмотря на то…

– Несмотря на то.

Питер поведал Эллисон всю правду, основные факты, так кратко, так бесстрастно, как мог, но впечатление от рассказа все равно оказалось ошеломляющим. Он беспомощно смотрел на смену эмоций – страх, удивление, печаль, смущение.

– Почему ты не рассказал мне раньше, Питер?

– Из-за этого. – Его руки дрожали, когда он нежно прикоснулся к ее щекам, залитым слезами. – Я не хотел, чтобы ты плакала.

– Не трогай меня! – Слова Эллисон и резкость ее тона поразили их обоих. В чудесные месяцы их любви Эллисон томилась без прикосновений Питера, ждала их всегда и с радостью. А теперь нежное прикосновение Питера причинило боль. Потрясенная Эллисон тихо добавила: – Пожалуйста.

– Хорошо, дорогая. – Питер нехотя убрал руки от мокрых щек. – Эллисон, я собирался тебе рассказать.

– Ты должен был уже давно рассказать мне. – «Почему ты не сказал мне, Питер? Почему ты скрывал от меня такие важные вещи?»

– Да, вижу, что должен был, – тихо согласился Питер. Он всего лишь хотел оградить свою дорогую Эллисон от печали, а вместо этого так глубоко ранил ее. Нужно было объяснить, заставить ее понять. Он негромко продолжил: – Но когда я должен был рассказать тебе, дорогая? В эти несколько волшебных недель, которые мы провели с тобой в Белмиде, когда наша новая любовь только пускала непрочные корни и нуждалась в радости? Или в последние несколько месяцев, когда мы проводили вместе редкие минуты и хотели наполнить их только счастьем? Я знал, что это огорчит тебя, Эллисон. Я не мог… не хотел… огорчить тебя.

– И поэтому ты просто подстроил мне эмоциональную западню.

– Видимо, я по-глупому надеялся… – Питер не смог закончить предложения, потому что надежда, что Эллисон увидит «Любовь» так, как увидели ее все остальные, как праздник любви, созданный одаренным писателем, оказалась такой несостоятельной.

В последние несколько недель, один в своей нью-йоркской квартире, Питер страдал от бессонницы не из-за кошмаров, а из-за тревоги. «Надо ли рассказать Эллисон о Саре до премьеры?» – снова и снова спрашивал он себя, лежа в темноте без сна. Нет, наконец решил он. Не нужно печалить полное радости сердце его любимой Эллисон – не сейчас.

«Любовь» рассказывала о Саре, а не о нем, напомнил он себе. «Любовь» была посвящена красоте Сары, ее невинности, ее мужеству. Только те, кто любил Сару – Питер, ее родители и Роб, – узнают ее в Джулии.