Красотки из Бель-Эйр - Стоун Кэтрин - Страница 50

Улицы за мостом де ла Турнель, на острове Святого Людовика, были еще темнее, укрытые тенью великолепных старинных зданий – классического величественного напоминания о грандиозности древнего Парижа.

– Это здесь.

Гостиница Эмили оказалась домом, где сдавались маленькие недорогие комнаты. Входная дверь была из матового стекла и вела прямо к скудно освещенной, очень крутой лестнице.

Роб пошел наверх вместе с Эмили. Гостиница, вероятно, безопасная, но…

Комната Эмили располагалась на последнем этаже справа. Это была фактически мансарда, аскетичная, без окон. Матрац маленькой, узкой кровати был продавлен посередине, снизу торчали сломанные пружины. С потолка свисала голая лампочка – единственный источник света в комнате. Под шаткий стол был задвинут колченогий стул. На узкой кровати лежала развернутая карта Парижа, прижатая по углам путеводителями.

– Типичный Париж, – прошептала Эмили, внезапно смутившись, что Роб увидел ее комнату. – Здесь мне удобнее, чем в номере «Ритца».

Эмили наклонила голову, и золотой занавес тонкого шелка упал ей на лицо, скрыв глаза. Роб захотел увидеть эти серые глаза, улыбнуться им, ободрить.

Очень нежно, не задумываясь над своим движением, потому что оно казалось ему верным, естественным, Роб отвел шелковистое золото с лица Эмили.

Под его прикосновением Эмили застыла, а серые глаза за золотистым занавесом больше не были застенчивыми или смущенными… они были испуганными.

– Пожалуйста, не надо.

Эмили отступила назад, сделав два шага. Еще шаг, и она была уже у кровати.

– Эмили?

– Пожалуйста…

– Эмили, что случилось?

Роб шагнул к ней и увидел нараставший в ее глазах ужас. «Ты боишься меня, Эмили? Почему?»

– Пожалуйста, уходите, пожалуйста, уходите, не бейте меня, пожалуйста… – Эмили говорила тихо и как-то отстраненно, словно маленький ребенок, произносящий заклинание, на которое никто не обратит внимания, молитву, которая останется без ответа, последнюю слабую мольбу о пощаде.

– Эмили… – Причиной ее страха был он! Чем ближе он подходил, тем сильнее становился страх. В конце концов, сбитый с толку, сдавшийся, Роб прошептал: – Хорошо. Я ухожу, Эмили. Извините.

Роб закрыл за собой дверь, оставив Эмили смотреть на нее сквозь пелену слез. Затем Эмили затрясло от пережитых ощущений. Облегчение… разочарование… боль…

Облегчение, потому что Роб ушел.

Разочарование, потому что она считала Роба другим, совсем другим, а он оказался как все. Нет, не совсем как все, потому что прислушался к ее мольбам. И все же – да, в целом он был таким же, и надежды не оставалось.

Боль – пронзительная, невыносимая боль глубоко внутри.

Эмили сунула руку в угол своего маленького чемодана и достала бутылочку с таблетками, которые дал ей Мик. У нее дрожали руки, и, когда она отвинтила крышку, таблетки высыпались на узкую кровать, на разноцветную карту Парижа. Эмили взяла с Монмартра серую в зеленую крапинку таблетку и быстро проглотила ее. Положила еще две в карман пальто на потом, если вдруг первая таблетка потеряет свои волшебные свойства до того, как она будет готова вернуться со своей прогулки в ночь.

Теперь Эмили почувствовала себя спокойнее. Она собиралась скрыться. На несколько драгоценных часов боль уйдет. Таблетка у нее в желудке. Хорошо. Через несколько минут она начнет действовать. Эмили отогнала мысли о Робе и приказала себе думать об огнях и красках Парижа, очертаниях улиц, о захватывающих видениях, которые ждали ее, – знакомые чудовища.

Спокойно, спокойно…

Роб стоял на мосту Святого Людовика, вглядываясь в летящие контрфорсы Собора Парижской Богоматери, – в темноте они казались искаженными, – и пытался докопаться до смысла происшедшего.

Что, черт возьми, Эмили подумала, он собирается делать?

«Пожалуйста, уходите, не бейте меня!» Как Эмили могла подумать, что он вообще способен кого-то ударить, не говоря уж о ней?

Роб ушел из мансарды, потому что этого, отчаянно взмолившись, захотела Эмили, но он не мог так этого оставить.

Он быстро вернулся в маленькую гостиницу, взбежал наверх, перешагивая через две ступеньки, и постучал в рассохшуюся деревянную дверь ее комнаты.

– Эмили, впустите меня.

Нет! При звуке его голоса и неожиданном вторжении стука Эмили сковал страх. Страх и новое разочарование – Роб ничем не отличался от остальных. Но во всяком случае, таблетку она приняла. Перенести это будет легче, но все равно… нет.

– Эмили?

Эмили медленно открыла дверь, против воли принимая свою участь, заключенную в боли. Она подняла навстречу ему свое тонкое лицо, и ее серые глаза встретились с его взглядом – гордые, вызывающие, но такие мудрые, такие до боли мудрые. «Я знаю, что ты собираешься сделать, Роб, и я сделаю все, что ты захочешь, потому что у меня нет выбора».

Роб всматривался в милое лицо и серые глаза, которые явно говорили о безнадежности. Безнадежности? Почему?

– Эмили, прошу тебя, скажи мне, что случилось?

Эмили ощутила легкую дрожь, свидетельство того, что таблетка начала действовать. Быстрей же!

– Эмили?

– Ты знаешь, что случилось.

– Нет, не знаю.

– Ты хотел… – Эмили поискала приличные слова, – заняться со мной сексом.

– Что? Нет, Эмили! – «Да, если это то, чего ты хотела. Если бы твои глаза попросили о поцелуе, я бы поцеловал тебя, но…» – Ты, кажется, смутилась из-за комнаты. Я убрал твои волосы с лица, чтобы видеть тебя, когда буду пытаться убедить не смущаться. Только и всего.

Мысли Роба перенеслись в тот душистый летний вечер в парке Санта-Моники. Руки любовника Эмили блуждали по всему ее изящному телу – интимно, недвусмысленно, грубо, и она не противилась… или это не противились наркотики?

– Объясни мне, Эмили.

– Что объяснить?

– Объясни, почему ты решила, что я хочу заняться с тобой любовью? – «Объясни, почему ты решила, что я возьму тебя силой?»

– Заняться любовью?

«Сколько горечи! Эмили, объясни».

Таблетка подействовала. Хорошо. Она начала чувствовать себя сильнее и смелее.

– Заняться любовью, – мягко повторил Роб. Эмили могла увидеть в его глазах желание, но с таким ужасом реагировать на нежное прикосновение! – Почему ты так подумала?

– Потому что этого хотят все мужчины, – просто ответила Эмили.

– Может, твой друг, Эмили…

– Мой друг?

– Я видел тебя с ним прошлым летом, пару дней спустя после свадьбы. Вы были в парке Санта-Моники.

«Значит, ты знаешь обо мне все, Роб. – У Эмили защемило сердце. – Все время знал».

– Эмили, может, все, чего он хочет, – это секс, но…

Теперь наркотик уже действовал вовсю, и ее иллюзии – что Роб был приветливым и добрым, потому что видел в ней что-то хорошее, чего не видел ни в ком другом, – разлетелись вдребезги. Ей было уже нечего терять. «Расскажи ему все, Эмили. Почему бы и нет?»

– Все мужчины всегда хотели от меня только секса. – Затем, потому что терять ей было уже нечего, иллюзий, которые надо было спасать, не осталось, она с вызовом добавила: – Мужчин было очень много, Роб. Это началось давно.

– И как же давно? – тихо спросил Роб, страшась услышать ответ.

Эмили никогда никому не рассказывала. Воспоминания завертелись, спутанные наркотиком, и она вспомнила людей, которые уже просили ее об этом. Это были врачи, когда она попыталась покончить с собой. «Кто-нибудь прикасается к тебе, Эмили? Кто-нибудь заставляет тебя делать то, что ты не хочешь? Кто-то заставляет тебя думать о себе плохо?» «Нет, – ответила она им. – Он прикасается ко мне, потому что любит меня, и я хочу все это делать, чтобы заслужить его любовь. Я плохая, потому что если бы я была хорошей, он бы не захотел делать это со мной».

Эмили ничего не рассказала ни врачам, ни социальным работникам в больнице, ни учителям в школе. Они так и не узнали, почему она приняла горсть таблеток, которые чуть не убили ее. Но Эмили кое-что узнала. И это касалось таблеток. Она узнала, что перед тем как умереть, она испытала чудесное, туманное, летящее чувство. Вот если бы снова и снова испытывать это чувство и не умирать…