Черный мотылек - Хейер Джорджетт - Страница 17

Подняв лорнет, он осмотрел комнату с высокомерным удивлением. Лорд Эйвон, откинувшийся на спинку кресла, погрозил ему пальцем:

– Бельмануар, Бельмануар, мы ее видели и заявляем, что она слишком хороша для тебя.

– Да, мы решили, что и нам причитаетша доля улыбок шимпатичной ошобы, – произнес шепелявый голос, и его милость обернулся к женоподобному щеголю, виконту Фодерингему, подошедшему сзади. На том был атлас цвета само и желтый бархат. Но широкие полы кафтана топорщились, и на высоких каблуках можно было только семенить.

Трейси отвесил глубокий поклон.

– Ну вам, конечно, достанется ваша доля ее улыбок, если она этого пожелает, – промурлыкал он, и поднявшийся хохот заставил повесу покраснеть до ушей и поспешно стушеваться.

Именно он в свое время пытался заговорить с Дианой, и присутствовавший при этом заядлый сплетник Уилл Стапли поведал историю этой неудачи по крайней мере шестерым, а те немедленно пересказали ее другим, наслаждаясь тем, что виконт получил решительный отпор.

– Как это сказал Селвин? – протянул сэр Грегори Маркем, тасовавший карты за столом лорда Эйвона. Девнант бросил на него вопросительный взгляд:

– Джордж? О Бельмануаре? Когда?

– А, как-то в клубе Уайта… Точно не помню. Там был Джек Чомли, он должен знать, и Горри Уолпол. Он говорил о Дьяволе и его возлюбленных – в целом, довольно точно.

Чомли поднял взгляд:

– Кто-то назвал мое имя?

– Да. Что Джордж говорил о Бельмануаре, тогда, у Уайта?

– Тогда?.. А, помню. Да просто кусочек старого гекзаметра, обыгравший его имя: Est bellum bellis bellum bellare puellis [2] . Он решил, что это был бы подходящий девиз для герцогского дома.

Тут снова поднялся общий смех. Среди шума Маркем спросил:

– Кто она, Трейси?

Его милость повернулся:

– Кто? – лениво спросил он.

Лорд Эйвон расхохотался:

– А, бросьте, Бельмануар, это не пройдет! Право, не пройдет! Кто она, выкладывайте!

– Да, Бельмануар, кто эта черноволосая красавица и где вы ее откопали? – воскликнул Том Уайлдинг, пробиваясь вперед с рюмкой в одной руке и бутылкой портвейна – в другой. – Я-то думал, что вы очарованы Синтией Ивенс!

Мгновение у Трейси был недоумевающий вид, потом его будто осенило:

– Ивенс? А, да! Бойкая вдовушка из Кенсингтона, так ведь? Вспомнил.

– Он забыл! – воскликнул Эйвон, разражаясь хохотом, заслышав который мистер Нэш не раз содрогался и закрывал свои высочайшие очи. – Вы меня в гроб вгоните, Дьявол. Клянусь, вгоните!

– О, надеюсь, что нет. Благодарю вас, Уайлдинг.

Он принял протянутую Томом рюмку и пригубил ее.

– Но вы не ответили! – напомнил Фортескью от другого стола, ловко сдавая карты. – Надо думать, «руки прочь»?

– Конечно, – ответил герцог. – Так всегда бывает, Фрэнк, вы ведь знаете.

– К моему прискорбию! – со смехом отозвался тот и потер правую руку, словно припоминая какую-то рану. – Неплохо вы меня проткнули, Трейси.

– Неловко, Фрэнк, неловко. Можно было и не затягивать.

Виконт, бывший на поединке секундантом, добродушно хихикнул.

– Шмотреть было приятно, клянушь чештью. Жа-кончили жа пару щекунд, Эйвон! Даю шлово.

– Вы что же– бились с Дьяволом, Фрэнк? Чго это на вас нашло?

– Наверное, сбрендил больше обычного, – отозвался Фортескью своим негромким, мечтательным голосом, – и встрял между Трейси и француженкой-певичкой. Он возразил – очень вежливо, – и мы выяснили отношения в Гайд-парке.

– Именно так, черт возьми! – воскликнул его партнер, лорд Фолмут. – Да ведь я же и был секундантом Дьявола! Но этому уж сколько лет!

– Два года, – кивнул Фортескью, – но я, как видите, не забыл.

– Боже, а я забыл! А ведь ничего смешнее не видал: вы были разъярены, а Дьявол – абсолютно спокоен. Вы никогда не были хорошим фехтовальщиком, Фрэнк, но в то утро парировали так плохо, что я думал – Дьявол вас продырявит. А он вместо этого аккуратненько так поцарапал вам правую руку и, провалиться мне на этом месте, – вы чуть не лопнули от смеха! А потом мы все отправились завтракать, Фрэнк, и какие довольные! Боже, да! Вот это был поединок!

– Да, забавный, – признал Трейси, стоя рядом с Фортескью. – Бросьте играть, Фрэнк.

Фортескью кинул карты на стол рубашкой вверх.

– Черт вас побери, Трейси, вы принесли мне неудачу, – сказал он без всякой досады. – Пока вы не появились, шли вполне приличные карты.

– Бельмануар, штавлю швою гнедую против вашего нового шерого, – прошепелявил виконт, подходя к столу со стаканчиком с костями.

– Чтоб я лопнул, так не годится! – крикнул Уайлдинг. – Не соглашайтесь, Дьявол! Вы видели это животное?

Партия закончилась, и картежники были готовы перейти на кости.

– Положитесь на удачу, Бельмануар, и соглашайтесь! – посоветовал Притчард, обожавший рисковать чужим имуществом, но крепко державшийся за свое.

– Да, соглашайтесь, – поддержал его Фолмут.

– Не надо, – сказал Фортескью.

– Конечно, соглашусь, – безмятежно ответил его милость. – Мой серый против вашей гнедой. Считаем лучший из трех бросков. Вы начинаете?

Виконт небрежно тряхнул стаканчик. Выпали две тройки и двойка.

Положив руку на плечо Фортескью и поставив ногу на перекладину стула, Трейси наклонился и кинул на стол кости. Он опередил виконта на пять очков. Следующий кон выиграл Фодерингем, но последний – опять его милость.

– Черт побери! – громко, жизнерадостно сказал виконт. – Поштавьте твоего шерого против моего Ужаша!

– Гром и молния, Фодерингем! Вы и его проиграете! – предостерегающе воскликнул Неттлфолд. – Не ставьте Ужас.

– Чушь! Принимаете штавку, Бельмануар?

– Конечно, – ответил герцог и бросил кости.

– О, если у вас настроение играть, я сражусь с вами на право попытать счастье с темноволосой красавицей! – крикнул ему через комнату Маркем.

– А что поставите вы? – спросил Фортескью.

– О, что он пожелает!

Виконт бросил и проиграл. Его милость выиграл и второй кон.

– Похоже, мне везет, – заметил он. – Я поставлю красавицу против ваших имений, Маркем.

Сэр Грегори со смехом покачал головой.

– Ну, нет! Оставьте ее себе!

– Я так и поступлю, мой милый. Она не в вашем вкусе. Я даже не вполне уверен, в моем ли.

Вытащив табакерку, он протянул ее хозяину дома. Остальные, увидев, что их насмешки не достигли цели, заговорили о другом.

За вечер его милость выиграл три тысячи гиней: две в карты и одну в кости, проиграл своего великолепного серого и снова отыграл его у Уайлдинга, которому тот достался. Он ушел в три утра вместе с Фортескью: оба были совершенно трезвы, хотя герцог выпил немалое количество бургундского, а пунша столько, сколько другому не выпить без серьезных последствий.

Когда лорд Эйвон закрыл за ними дверь, Трейси повернулся к своему другу:

– Пройдемся, Фрэнк?

– Раз нам по пути – конечно, – ответил тот, беря герцога под руку. – По Брок-Стрит и через Серкус будет короче.

Некоторое время они шли молча. Минуя стоявшего у дверей лакея, Фортескью добродушно пожелал ему доброй ночи и получил порядком подпитой ответ. Герцог не сказал ничего. Фрэнк внимательно вгляделся в его лицо.

– Вам сегодня везло, Трейси.

– Немного. Я надеялся, что смогу целиком вернуть проигрыши прошлой недели.

– Наверное, у вас долги?

– Похоже на то.

– Большие?

– Милый мой, я понятия не имею – и не хочу! Пожалуйста, не надо проповеди!

– Не будет. По этому поводу я уже сказал все, что мог.

– И не раз.

– Да, много раз. И это на вас не оказало никакого действия – словно я и не говорил.

– Еще меньшее.

– Наверное. Мне жаль, что вы такой – ведь где-то в вас таится доброе, Трейси.

– Что за причудливая логика привела вас к этому умозаключению?

– Ну, – со смехом сказал Фортескью, – в самых плохих людях, как правило, остается что-то хорошее. Этим и руководствуюсь, ну и вашим добрым отношением ко мне.