Тайна опаловой шкатулки - Ортис Хильберто Рендон - Страница 23

Почтенный всплеснул руками и с юношеской резвостью помчался на крик.

Посреди дороги, из здоровенной ямы — в нее мог бы свалиться и слон, — над которой была натянута сеть из упругих лиан, торчали тощие ноги. Рядом вверх колесами подрагивала искореженная машина. Вокруг ловушки скакали шесть полуголых дикарей с размалеванными рожами и разноцветными перьями в волосах. Дон Фадрике невольно попятился, когда одно из страшилищ обернулось и бросилось ему навстречу.

— Дон Фадрике! Ур-ра!

— Боже мой, Фламман, Лисандро!.. На кого вы похожи? Вы с ума сошли!

— А нам надоело прятаться!

— Что они на нас охотятся?!

— Не желаем быть дичью! Непобедимое племя Тысячи Молний вышло на тропу войны!

— Хулиганы вы, а не племя! Немедленно помогите этому человеку! А если бы он разбился? Так... Осторожно!.. Давайте руку... Ах, это вы, дон Исхудалес! Понятно, понятно...

— Вот они, ваши любимчики, полюбуйтесь! Совсем совесть потеряли! — дрожащим от обиды голосом проговорил дон Исхудалес.

— Вопрос о совести я с вами обсуждать не намерен, — сухо ответил Почтенный. — У вас ссадины на щеке. Педро, дай сеньору йод! Педро, где Педро? О, боже!

Педро уже успел стащить с себя рубашку и разрисовать грудь и лицо боевыми красками, то есть йодом и зеленкой.

— Детский сад. Иди сюда, храбрый воин. А ну, давайте вытаскивайте машину. Ставьте на колеса...

Машина пострадала не так сильно, как казалось на первый взгляд, — толкая, ее можно было докатить до города.

— Скажите спасибо дону Фадрике, что мы вас отпускаем, — Фламман протянул незадачливому охотнику отвалившуюся фару. — А то сидеть бы вам в плену... в кухарках!

Дон Исхудалес задохнулся от возмущения:

— Ну погоди, скажу твоему деду, он тебе покажет!

— Уезжайте отсюда! — крикнул Фламман. — Уезжайте!

Они подождали, пока дон Исхудалес откатит свой драндулет подальше, и поднялись в укрытие.

Здесь дона Фадрике ждал еще один сюрприз: посреди пещеры сидел Аларико — Нет Проблем и прилежно разбирал на части свой любимый скейт.

— Ты-то откуда взялся?

— Поймали. Велели развинтить.

— Зачем? Мальчишки объяснили.

Оружие? Война? Нет, это недопустимо. Аккумулятор в Черном Замке? Скорее туда. А дорогу вот этот молодец покажет.

— Бывал там? Покажешь?

— Почему бы нет? Нет проблем.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Первый бой

Смеркалось. Облака окрасились в розовое и лиловое. На Турецкой горе пятнами лежали бесформенные тени, а между скалами поблескивали редкие бледные звезды. Дон Исхудалес, толкая искалеченную машину, через каждые десять шагов останавливался передохнуть и предавался горьким размышлениям.

Обидели, опять обидели! Малолетки, сопляки обошлись с ним, как с каким-то... каким-то... Нет слов. Никакого почтения к старшим! Вот с чего все начинается. И правильно их Совет приговорил. Ишь чего вздумали, разбойники: приказы нарушать. Сказано было: дружи поквартально, за границы не вылезай, — значит, так тому и быть. А они бунтовать. На все есть порядок, закон. Не нравится тебе что-нибудь — обратись в суд. На него самого, к примеру, уже сколько раз в суд подавали. Там разбирались как положено, назначали штрафы. И платил, платил аккуратно. Вот, скажем, когда дон Рыжундо на него заявил через два года после конкурса, что он, Исхудалес, робота украл, — отдал сердешного паразиту этому рыжему, словечка против не сказал. И ничего, через месяц вернул злодей робота. Не понравился: жаркое у него, видите ли, пригорает. С тех пор слуга и ревет белугой по любому случаю. А зато все по-хорошему и правила соблюдены. А как же? Он, Исхудалес, примерный гражданин, достойный, у него и бумага об этом имеется. Где он, документик-то? А, вот: «Уважаемый гражданин, изобретатель высшего класса», — черным по белому.

Ох и тяжела!.. И зачем только я ее изобрел? О-со-бенно-ес-ли-в-го-ру... Ай, спина!.. А дон Фадрике тоже хорош — хулиганов защищает. Смотри-ка, совесть ему моя не понравилась! А у меня с совестью все в порядке. Ни в чем не замешан. Вчера вот, когда Дорожный племянника моего любимого, Пера, на удочке, как форельку, через весь город тащил, — легко ли мне было? А я выдержал и долг свой исполнил: заперся в доме... Да что же ты артачишься, колымага несуразная? Э-э-эх!.. У нас все граждане честные, порядочные, по пещерам не бегают, на дорогах не... не... ох, круто!.. не разбойничают... все по домам... спят себе... проклятые... хоть бы кто появился... помог... Еще... чуть-чуть... о-о-о!

Машина покачнулась и поползла назад. Дон Исхудалес из последних сил уперся в нее руками, попятился, задохнулся и опрокинулся на спину. А любимое детище и гордость изобретателя грузно привалилось к нему и прижало к скале.

Тихо на Турецкой горе. Разве что камешек скатится или в кустах обломится сухая ветка. Дон Исхудалес смотрит на звезды и плачет. Вон их сколько — маленьких, как крупинки соли. Он и названий их не знает. Да и зачем они ему? Стекляшки, все одинаковые. Разве что одна, красная, отличается. Большая — с зернышко граната... Зашевелилась. Разве звезды шевелятся? Может быть, самолет? Не похоже. От красноватого огонька вдруг откололись еще два... три... четыре... Черкнули по небу, исчезли где-то внизу, и тут же синяя ночная тишина звучно лопнула, как воздушный шар. Через минуту край неба над городом стал багроветь. У дона Исхудалеса потемнело в глазах. Это взрыв, это... Он рванулся подтянул колени и, с хрипом выдыхая воздух, из последних сил оттолкнул от себя ногами машину. Как ему удалось выбраться, он и сам не понял. Туда, скорее! Он поднялся, пристанывая, и пошел, пошел, потом побежал на ватных ногах. С вершины холма город был как на ладони. Там, кажется в Восточном квартале, полыхал пожар. Сердце билось как сумасшедшее, так что отдавало в голову, и вместе с сердцем стучали его каблуки, и сердца и каблуки множества людей, бежавших, мчавшихся, летевших туда, где горело. Еле дыша, он добрался наконец до места. Здесь толпились люди, не понимающие, потрясенные. Дом пылал.

— Что-то взорвалось...

— В лаборатории, наверно...

Дон Исхудалес хотел что-то сказать, но толпа галдела, не было никакой возможности перекричать их. Несколько мужчин пытались потушить пожар, но огонь лишь разгорался.

Языки пламени взмывали до неба, грозя переброситься на другие здания. Из огня вырывались клубы дыма, добровольные пожарные задыхались и отступали.

Дон Исхудалес, хватаясь за грудь, прислонился к столбу. Среди суетящихся людей он увидел ту, которую когда-то... Когда-то он ее любил. Донья Уррака — первая в его жизни потеря. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее изменившееся от боли и ужаса лицо.

— Урганда, Урганда! — стонала женщина.

Жар доходил до него. Окна соседних домов отражали бьющееся пламя, голоса заглушались треском горящего дерева. Какие-то люди пытались силой увести донью Урраку.

— Доченька! — страшно закричала она, вырываясь. — Спасите мою девочку!

Дон Исхудалес выпрямился, рванул ворот душившей его рубашки и, ни на кого не глядя, пошел вперед. Бесполезно. Дом доньи Леоноры уже превратился в огромный факел. Чьи-то руки схватили его за плечи, отбросили в сторону.

— Я всегда говорил, что опыты доньи Леоноры весьма опасны.

— Какое несчастье! А девочка-то! Как она оказалась в этом доме? Ведь по указу...

А-а, по указу?! Опять указы, будь они прокляты и все мы вместе с ними! Загнали бедных детей, затравили, а теперь спрашиваем?.. Вот они, ваши указы, полюбуйтесь!.. Дон Исхудалес стоял, прижимаясь спиной к забору, и погибал от стыда за себя, за свою трусость, за всю свою жизнь. Прошло часа два, а он не двигался. Маленький, незаметный человек. Как пятно на заборе.