Хакеры - Sanych - Страница 39

Первая степень, признать особо опасным… пожизненное без права амнистии. Вся оставшаяся жизнь — в тюрьме особого режима номер семнадцать, находящейся в Шахтинском районе Ростовской области.

В Райсе.

Ее построила корпорация «Волхолланд» — якобы по заказу государства. Проект «Райса» — экспериментальная тюрьма для самых опасных рецидивистов. Сюда со всей России этапировали отъявленных негодяев, отморозков и беспредельщиков, здесь они, без разделения по возрасту, полу или вероисповеданию, в сущности, были предоставлены сами себе.

Себе… и корпорации.

Огромная территория, обнесенная несколькими сплошными заборами. Внешний — высотой в тридцать метров, был накрыт сеткой из узких мостков, по которым прохаживались охранники. Внизу, на самой территории, располагались двух— и трехэтажные бетонные корпуса бараков и производственных помещений, полностью отданные в распоряжение заключенных. На территории тюрьмы не было охраняемых зданий — здесь всю работу, от обязанностей обслуги до начальников участков, выполняли сами зэки. Не было никаких ворот и дверей. На территорию можно было попасть только на нескольких лифтах, опускавших груз под землю в «приемку», откуда длинный тоннель вел к тюрьме. Техника взаимодействия администрации и заключенных была предельно проста: грузовые лифты поставляли в тюрьму сырье, еду и необходимые медикаменты, а взамен поднимали наружу готовую продукцию — в основном комплектующие для самых разнообразных отраслей. Если заключенные отказывались работать и начинали бунтовать, администрация просто прекращала поставлять еду и ждала, когда бунтовщики образумятся. Правда, иногда внутрь запускались спецотряды — несколько десятков вооруженных и с ног до головы закованных в броню бойцов, которые особо не церемонились и стреляли без предупреждения в ответ на любое подозрительное движение. Благо администрация не требовала от них никаких отчетов. Но обычно спецотряд спускался отнюдь не за тем, чтобы навести порядок или сделать проверочный рейд, — администрацию это по большому счету не интересовало. Спецотряды входили в Райсу за сырьем для «Волхолланда».

За человеческим сырьем.

Сколько было поначалу криков о беспределе, о массовых исчезновениях людей, о насилии, о вопиющем несоблюдении прав человека — все эти вопли бились о стену, созданную корпорацией, и отскакивали как горох. Потому что в стране с мораторием на смертную казнь и с преступным миром, который мог дать фору криминалу любой страны, Райса — единственное, что внушало страх рецидивистам. Авторитетные воры, попадающие в Райсу, пытались установить здесь свои законы, но ничего хорошего из этого не выходило. Как ни парадоксально, в первую очередь анархия была нужна администрации, которая практически не вмешивалась во внутренние дела тюрьмы и с легкостью закрывала глаза на творящийся там беспредел. Анархию контролировать легче, чем организованность.

Когда-то давно были зоны, которые называли «красными» или «сучьими». В этих зонах регалии воровского мира не имели никакого значения, скорее наоборот — к ворам администрация относилась со всей жестокостью, на которую была способна. Райса чем-то была похожа на эти зоны, с тем лишь отличием, что здесь администрация не пыталась перевоспитать «законников». Она знала, что за нее это сделают насильники и убийцы с пожизненными сроками, которых свозили сюда со всей страны, психи, не имевшие шанса выжить в обычных тюрьмах и зонах.

Райса ломала людей, пережевывая своими бетонными челюстями и выплевывала то, что осталось. Те, кто покидал эту тюрьму, рассказывали о происходящем внутри неохотно и только в кругу друзей. Корпорация умела гасить искры, прежде чем из них могло разгореться пламя. Ретивые журналисты в поисках сенсаций, разговорчивые зэки, — все они быстро попадали в тиски корпорации, которая обладала достаточно большими возможностями, чтобы отправить человека в психиатрическую клинику, в Райсу или просто ликвидировать. О Райсе ходило много слухов, но что было правдой, а что вымыслом, оставалось только гадать. Впрочем, это касалось не только Райсы. Корпорация старалась не афишировать свою деятельность во всех сферах влияния.

100111

Если бы этого невзрачного человечка встретил на улице, среди толпы, кто-нибудь из его подчиненных, скорее всего, он не только не узнал бы его, а вообще не обратил бы на него никакого внимания. Разве что зацепив случайно плечом, повернулся, смерил взглядом и наверняка даже не стал извиняться бы, посчитав эту процедуру унизительной, — гонора и важности у сотрудников корпорации «Волхолланд» было в избытке.

Только одно «но»: этого человечка, ростом намного ниже среднего, щуплого, с маленькими глазками, одевающегося серо и безвкусно, невозможно было встретить в уличной толпе, потому что передвигался он исключительно на бронированном «мерседесе» в сопровождении кортежа из десятка машин с мигалками.

Звали человечка Барт Савицкий, и на сегодняшний день он был самой важной персоной корпорации «Волхолланд», хотя его облик и не вязался с традиционным образом фигуры подобного масштаба.

Сейчас он сидел в своем кабинете размером чуть меньше среднего зала в кинотеатре. На широком столе трехмерный холоэкран показывал какие-то схемы, карты и рисунки, но Барт наблюдал не за ними, а за человеком, сидящим напротив.

В какой-то момент Барт погасил холоэкран на поверхности стола, откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.

— Не могу поверить, что ты ничего не знал об этом проекте! — воскликнул он.

— И тем не менее это так, — мрачно ответил собеседник Барта. — Востров подчинялся непосредственно Валиуллину, поэтому никто понятия не имел, что происходит в «Вервольфе». У меня были, конечно, подозрения, но мой уровень…

— Хватит говорить мне про свой уровень! — Барт презрительно махнул рукой. — Новак, если бы мы вовремя спохватились, то сейчас не подсчитывали бы миллиардные убытки от проекта, а диктовали свои условия правительствам всех стран мира, ты это понимаешь, твою мать?

Савицкий часто употреблял в разговорах ненормативную лексику. Злые языки намекали на то, что это наследие его родителей-наркоманов, которые двух слов не могли связать без какого-нибудь ругательства. Те же языки утверждали и, что свое имя Барт получил в честь безумного Барта Симпсона — такая идея возникла в мозгу обдолбанного Савицкого-старшего после просмотра очередной серии некогда популярного мультфильма о похождениях этого придурковатого героя и его семейки. Только вот говорилось об этом шепотом и лишь тогда, когда не было никаких сомнений в том, что рядом нет ни Савицкого, ни кого-нибудь из его друзей-знакомых. То, что Савицкий мстителен и злопамятен, было не слухом, а фактом.

Новак, занявший после исчезновения Вострова его место — кресло начальника службы безопасности корпорации, — знал, что это факт, и спорить с Бартом не собирался. Он понимал состояние шефа: когда тому на стол лег отчет о деятельности проекта «Вервольф», хотя и неполный, со многими неясностями, он долго не мог поверить в произошедшее, а потом еще дольше — в то, что все оказалось безвозвратно потерянным.

Единственный живой свидетель, хакер по прозвищу Ворм, оказался бесполезен. Поломин на него не действовал, допрос так называемого третьего уровня он прошел, хоть и орал как резаный, так что оставалось только гадать, действительно он не знает, где мог скрываться Ринат Казанцев, или нет.

Был, правда, еще один человек, который мог бы пролить свет на происходящее. Человек, который разбирался в хакерском мире и знал многое такое, о чем не пишут в газетах и не говорят с экранов телевизоров. Джет — бывший начальник Сетевой полиции, а ныне просто сумасшедший убийца, находящийся во всемирном розыске, убийца, начиненный имплантатами, причем, судя по всему, имплантаты ему ставили за счет корпорации. Насколько было известно Савицкому, Джет лично присутствовал при атаке на сервер «Вервольфа», лично допрашивал девушку-импа, осуществлявшую силовое прикрытие хакеров… Он должен был знать нечто такое, что не было известно службе безопасности корпорации.