Вернуться по следам - Му Глория - Страница 75

Тогда псы бросались к столбу всей толпой и устраивали там настоящий золотой дождь.

Похихикав пару минут над этой собачьей дипломатией, я позвала:

– Ричард! Дружище!

Пес встретил меня, виляя хвостом, и даже лизнул руку. Я чесала его за ушами, гладила, приговаривала: «Молодец, молодец», но про себя удивлялась – неужели пары дней ласки и покоя хватило для того, чтобы собака так переменилась? Стала спокойной и дружелюбной? На мой голос вышел Геша, и я укоризненно сказала:

– Ты зачем его выпустил? Я же просила…

– Да чего ты, нормальная собака. Ходит за мной и ходит… А, ну ладно. Забыл я про него, малáя. Тут такие дела, я и забыл. Пошел в кабинет посидеть, чаю выпить после всего, а он там сидит, а я ж забыл про него, сечешь? Заваливаю спокойно, без всяких этих там – собачка, тю-тю-тю… Он на меня как окрысится – рычит, слюни роняет, не пускает, значит. Ну я ему говорю: ша, ты гонишь, живу я здесь. Давай по-другому побазарим. Ну сели, чайку попили, я ему пряничка дал…

– Пряничка?!

– Ну да, а че? Пряничек он сгрыз, я – на выход, он за мной… Ну и пошли себе тихонечко… Ты не психуй, он сидит, никого не трогает.

Я в двух словах объяснила Геше, откуда у меня собака.

– Понял тебя. – Геша присвистнул, Ричард насторожил уши. – Сиди, сиди, чего ты? – Геша провел рукой по собачьему загривку. – Раз такое дело, надо ему хоть ошейник соорудить, как думаешь?

– Да неплохо бы…

– Ну ща я сделаю. Ты его на офицерке привела? Ща я ее малька подрежу да кольцо приклепаю, и нормально будет. Брезентуха у меня есть знатная, с мощным карабином – будет поводок. Не ссы, ща все сделаем.

Мы шли к конюшне, Ричард бежал впереди, принюхиваясь и приглядываясь к новому месту, спокойно провожая взглядом детей, которые переоделись и по двое, по трое спешили к воротам.

– Пока, Глория! – махали они мне.

– Пока-пока!

Все было хорошо, пока Ричард не увидел Зоську. Выражение лица у него сделалось совершенно человеческое – он выпучил глаза и приоткрыл рот. Присел на задние лапы и попятился. Зарычал, пришел в себя, подался вперед. Тут Геша прихватил его за кончик уха и стал воспитывать:

– Чего ты? Это ж конячка… Хорошая конячка… Не ссы, Ричард, ты ж хищник, не к лицу тебе… Ты – хищник, она – дичь, понял? Ди-и-ичь… Не боись… Ричард – тупое имя, не выговоришь, и откуда ты выдумала такое? – обернулся он ко мне, все так же придерживая пса за ухо.

– Так можно короче. Дик, например.

– Дик? А при чем тут Дик?

– Дик – уменьшительное от Ричард.

– Херня какая-то. Нету ж созвучия…

– Ну, Ричи можно еще.

– Рич-ччч… ричи-чи-чи… чи-чи-ча-ча… О! Пусть будет Чача, а?

– Да хоть горшком, Геш… Ты ухо ему не выкручивай…

– Не ссы, я нежно…

Любопытная Зоська, которую я к тому времени расседлала, потянулась мордой к Ричарду, тот гаркнул на нее со страху, Зоська обиделась и стала на него топать.

– Не-не-не, – запел Геша, – этого не надо… Давай конячку понюхаем… Спереди не ходи, понял? И сзади не ходи, сбоку ходи… Ай, какая конячка! Хорошая конячка! – Геша водил Ричарда вокруг Зоськи, словно сватал.

– Че за е. ное шапито? – подошли близнецы. В одинаковых курточках, с одинаково зализанными светлыми челками, они были похожи на мальчишек из гитлерюгенда. Близнецы здорово выросли и наглели день ото дня все больше – даже Гешу задирали иногда.

– С х… ли ты материшься, баклан? – наехал Геша на Пашку.

– Сам баклан!

Геша замахнулся дать Пашке подзатыльник, Пашка отбил руку, и Ричард на него прыгнул. Прижав мальчишку к земле, он скалился ему в лицо. Шерсть на загривке у пса встала дыбом.

– Тихо-тихо-тихо… – Геша стал осторожно подкрадываться к Ричарду. – Малáя, он у тебя слова знает?

– Да. Ричард, фу! Ричард! – Я аккуратненько, как клопа, сняла с Пашки собаку и отвела в сторону. Ричард стоял рядом со мной, повиливая хвостом, но смотрел на Пашку, и глаза у него горели нехорошим, цепным блеском.

– Х… ясе, песик! – Пашка медленно, чтобы не раздражать собаку, встал и начал отряхиваться. Ни обиженным, ни испуганным он при этом не выглядел. – Это чей же такой?

– Это мой. Извини, Паш. Он пока соображает через раз. Извини.

– А, фигня… Классный зверь! Вот это собака, я понимаю! А можно погладить? Где взяла, а? – Пашка оглядывал Ричарда с завистью, как в свое время Баядера. Он любил всяких таких «зверей» – больших и грозных.

– Иди-иди, там Бабай вас заждался. – Геша оттеснил Пашку плечом. Они были теперь одного роста и смотрели друг другу в глаза с насмешкой и вызовом, как два дурных петуха. – Иди, а я посмотрю, как ты при Бабае материться будешь, сявка неученая.

Бабай, надо сказать, терпеть не мог матерной брани, хотя обычно на конюшне матом не ругаются, а разговаривают. «Религия им не позволяет, – говорил Геша, – ни матных слов, ни выпивки. То-то они и надутые такие – это ж не скажи ничего, пар не выпусти, легко ли? А то, что не бухают, оно, конечно, и неплохо, токо опять же, как расслабиться человеку?»

– Да… Ну ты дал, Чача… – Пашка с Денисом ушли переодеваться, а Геша присел рядом с Ричардом. – Это ж за тобой глаз да глаз нужен… А был тихенький, как бабушка за печкой, и нá тебе, вычудил! Да… Пойдем-ка, сбрую тебе смостырим. Чача! Пошли со мной! – Ричард не знал, на что решиться – идти за Гешей или остаться со мной.

– Иди, иди с Гешей, я сейчас приду… Вот он, Геша… Геша, – повторяла я, тыча в Гешу пальцем.

– Ага, я Геша, точно. – Геша тоже стал указывать на себя большими пальцами. – Тьфу ты, малáя… Чего ты с ним, как с дитем слабоумным… Пошли, сказал. – Геша снова взял Ричарда за кончик уха и увлек за собой.

Я вздохнула. Кто же ждал такой беды? Кто знал, что день пойдет наперекосяк? Я-то думала спокойненько поводить пса по конюшне и подворью, все ему показать, чтобы он освоился, нарочно пришла пораньше, а тут такое… Бедная, бедная Рукопись… И бедный Ричард, совсем растерялся… Но тут я напомнила себе, что Рукопись погибла, а Ричард, которого ждала та же участь, жив и, похоже, вполне доволен жизнью. Не так уж все и плохо, в общем.

Перед тренировкой я заглянула в кабинет к Геше, посмотреть, как там они с Ричардом уживаются.

Геша сидел, разложив на столе инструменты для ремонта конской сбруи, и на маленькой наковаленке заклепывал ошейник для Ричарда. Пес сидел тут же и внимательно следил за Гешей.

– А это мы от сюда… А тут – клепочку… И будет тебе зашибись какой ошейничек, да, Чача?

Я смотрела на торчащие Гешины волосы, на острые лопатки и думала: как же так получилось у нас? Ведь он мне никакой не родственник, а отношусь я к нему как к родному. И он меня тоже вон сеструхой называет… Вот как так? Мы ни разу не повздорили за три года, все время вместе, а ведь он старше, чем я, – страшно подумать! – на целых шестнадцать лет. Разве дружат большие с маленькими? Хотя Геша и не относился ко мне как к маленькой, разве что подзатыльники… Но я знала, подзатыльники – это от любви. Ну а что прикажете делать? Не обниматься же, честное слово… Мне захотелось немедленно выразить как-нибудь свою любовь к Геше, и я хрюкнула, представив, как подкрадываюсь к нему и отвешиваю здоровенную оплеуху.

Геша обернулся.

– А, ты тута уже. Во, зацени! – Он показал мне бывший офицерский ремень, укороченный, с приклепанным кольцом, новыми дырками и еще одной кожаной петелькой, чтобы кончик не торчал.

– Здорово! А не широковат он будет, Геш?

– Не, в самый раз. Чача, иди сюда… Иди, сказал… Во, смотри, тут у него залысина, где было натерто, так? А этот – широкий, он поверху ляжет, не будет беспокоить то место… Глядишь, и шерсть отрастет…

– Спасибо, Геш.

– Ага. Ну ты иди, занимайся. Я тут пригляжу за ним, ничего. Толковая собачка. Вишь, сразу раскумекал, кого валить. – И Геша весело мне подмигнул.

Мы сидели по-турецки на собственных куртках у самой ограды плаца, близнецы работали, а Бабай дирижировал.

Сначала они проходили без всяких замечаний с его стороны. Он спрашивал, какие ошибки они сами заметили, и близнецы ему рассказывали. То есть выглядело это так: Бабай обращался с вопросами исключительно к Денису, Денис смотрел на Пашку, и Пашка отвечал, словно был каким-то переводчиком при иностранце.