Вернуться по следам - Му Глория - Страница 54

Зоська была игручей лошадью, она любила носиться галопом, делая неожиданные повороты, резко меняя направление, а я и не сдерживала ее – зачем? Раз лошадь играет, значит, здорова и все с ней хорошо. Я только пригибалась пониже, чтобы веткой не снесло.

Погоняв по лесу, кобыла вынесла меня к нашей любимой поляне с высокой, нетоптаной травой, где я обычно отпускала ее попастись, но на этот раз, промаявшись весь день в леваде без дела, пастись Зоська не желала и стала настойчиво толкать меня носом, требуя внимания к бедной, заброшенной лошади.

Мне очень хотелось тихо посидеть под деревом, закрыв глаза, я устала и страшно перетрусила днем, но Зоська не отставала, и я, поднявшись со вздохом, стала учить ее кланяться.

Потом мы неспешным шагом возвращались в конюшню. Я лежала на крупе лошади, закинув руки за голову, бездумно болтая ногами и глядя в небо, и Зоська несла меня осторожно, как тухлое яйцо.

Наверное, это самый большой комплимент, который лошадь может сделать всаднику, – когда она «ловит» тебя, если ты нетвердо держишься в седле или устал, когда она старается не наступить, если ты свалился ей под ноги, когда она тебя бережет.

Меня вдруг почти отпустила дневная усталость, я села ровно, как полагается, и Зоська, радостно фыркнув, пошла резвее – приближалось время вечерней кормежки.

Конюх Иван, которого все дразнили Лимонадным Джо – за клетчатые ковбойки, джинсы и понты, – принял у меня лошадь и, улыбаясь, спросил:

– Ну что, муха, передохнула чутка?

– Ага. Все отработали? Поим-кормим или Гешу ждем?

– Да чего ждать? Справляемся вроде…

Началась обычная вечерняя конюшенная пляска. Воду носить мне парни не дали; пока они поили коней, я запарила овса. Все было как обычно – кормежка, уборка двора, проверка денников…

Геша приехал поздним вечером, гордый, как слон на царской охоте, показывал добычу. Мы закончили работу и еще долго сидели, пили чай у него в кабинете, Геша рассказывал о поездке, а конюхи хвастались мной, все смеялись и хлопали друг друга по плечам, было мирно, тесно и весело, но меня вдруг взяла тоска – непонятная, ни о чем, так бывает, если уснешь случайно днем, а проснешься на закате, – я простилась с ними и пошла домой.

Но дома дед ждал подробного отчета, выгнал всех из кухни, где у нас был такой семейный клуб, со словами: «Рабочий человек домой пришел, кормить буду», – а потом сидел, подпирая рукой щеку, словно он не дедушка, а бабушка, слушал мой рассказ, ахал и восхищенно шевелил бровями.

И только ближе к ночи я забилась наконец в свою комнату, погасила свет и долго беззвучно плакала, давясь соплями, – просто от усталости и оттого, что все мои страхи оказались напрасными.

Глава 11

Геша теперь уезжал не реже чем раз в две недели, иногда один, иногда с дедом, который ради такого случая отказывался от полагающейся ему по должности «Волги». «Разве ж проедешь на этой колымаге? – лицемерно говорил дедушка. – Не для сельских дорог она…» Но на самом деле ему просто нравилось ездить с Гешей на грузовике, и каждый раз перед поездкой они хохотали как мальчишки, называли друг друга «Ахметыч» и «Романыч» и вообще имели вид котов, отправляющихся охотиться на воробьев.

Меня теперь все время оставляли за старшую, но больше я не ревела – привыкла, и эти дни были для меня самыми лучшими, воплощением мечты.

Я ведь хотела жить именно так, проводить на конюшне целые дни, вываживая и купая лошадей, отбивая денники, таская сено.

Кому-то это казалось тяжелой и нудной работой, но мне нравилось, я любила проводить время с лошадьми, не обязательно ездить – просто заботиться.

В конюшне же нашей наступил настоящий золотой век.

– Эх, жируют наши пентюхи на казенных харчах, – говорил Геша, удовлетворенно оглядывая округлившиеся бока лошадей, проступившие на крупах яблоки.

Дедов однополчанин и друг, дослужившийся до генерал-майора, прислал к нам толпу солдат, которые быстренько закончили стройку, длившуюся больше двух лет, – второй ряд денников, верхний уровень в конюшне. Наша любимая куча бревен исчезла из-под стены, и теперь там стояли две крепкие скамейки и стол. Второй заброшенный склад перестроили под крытый манеж, соорудили нам конкурный плац и отхватили еще кусок парковой территории под новую леваду.

Геша по этому поводу находился в растрепанных чувствах.

– Ишь, как мы размахнулись, поналезут к нам теперь всякие проверяльщики, к бабке не ходи. – И тут же добавлял, оглядывая наши владения: – Ты посмотри, какая красота! Процветаем, бля, малáя, волшебник твой дед, чисто волшебник!

А еще и Лиля стала популярным тренером, и народ попер к нам со страшной силой, потому что советский человек был падок на всякие неофициальные слухи, а, по слухам, Лиля была одним из лучших тренеров в городе.

Лиля не могла взять всех желающих, у нее и так набралось две группы – восемь и двенадцать человек, не хватало ни лошадей, ни рук.

И тогда парковое начальство на свой страх и риск решило расширяться – нам привезли шесть новых лошадей и еще одного тренера, Иру.

Казалось бы, все так хорошо и замечательно, только вот новые лошади – это новые заботы, берейторов у нас, разумеется, не было, приходилось доезжать самим, а прибыли к нам два орловских рысака, один конкурный ветеран с травмированной задней и три заводские лошадки, выбраковка по породе, они вообще ничего не умели.

А Ира… Ну, с Ирой все было еще хуже, уж ее-то нельзя было доездить, а следовало бы.

Есть такие люди, прирожденные чемпионы, бойцы, чья единственная радость в жизни – побеждать, вот с ними очень трудно, договориться с таким человеком практически невозможно, ведь диалога для него не существует, только спор, а в споре не всегда рождается истина, зато всегда есть победитель.

Вот Ира была такой. Высокая, красивая девка, похожая на греческую статую – чистый профиль, тяжеловатые, словно вырезанные из камня, губы, большие глаза, вьющиеся волосы. Не кудряшки, как у Лили, а кудри.

Когда я увидела впервые, как она идет по двору в сопровождении трех легавых собак, поигрывая арапником, у меня упало сердце.

С тех пор как мы уехали от папы и стали жить среди чужих людей (родственников, извините), я быстро научилась вычислять, чего мне ждать от нового человека. А как же? Если знаешь, с кем имеешь дело, – не подставишься лишний раз.

– Хандец спокойной жизни, Геша. – Я плюнула с досады и добавила в сердцах: – Долбаная Артемида!

– Че, из наших, думаешь, из татар? Не похожа вроде…

– Артемида – богиня охоты в Древней Греции, – мы с Гешей занимались чисткой попон, дурной и тяжелой работой, и с удовольствием от нее отвлеклись на посплетничать, – вредная и злопамятная баба… Богиня-девственница, блин…

– Ну, эта краля на целку не тянет, – глубокомысленно заметил Геша. – Смотри, так и чалится к Джонику…

Мы с Гешей задумчиво наблюдали за тем, как Ира поводит плечами и улыбается нашему красавцу, Лимонадному Джо. Джо расплылся в дебильной улыбке и заиграл перед ней, как жеребец, – то волосы со лба уберет, демонстрируя изрядный бицепс, то подбоченится, то переступит.

– Думаешь, Лилю нашу заобидит? – спросил Геша.

– На Лилю у нее кишка тонка, а только жизни нам с отравой этой не будет, так и знай.

– Ну, чего ж поделаешь… И не все ж в меду купаться… А глаз у тебя, малáя, хороший, чистый рентген. – Геша ободряюще потрепал меня по холке, и мы вернулись к нашим делам. – Не ссы, порешаем как-нибудь…

Ира не обманула моих ожиданий, то есть ни на минуту, и атаку откладывать не стала.

Лиля собрала всех нас, детей, чтобы познакомить с новым тренером, и стала рассказывать Ире о наших занятиях, о распорядке на конюшне. Та снисходительно взглянула на нее сверху вниз (что оказалось несложно – Лиля была очень маленького роста) и холодно сказала:

– Про ваши сопли в сахаре я слышала, мне это неинтересно. Я пришла сюда делом заниматься, воспитывать спортсменов, конкуристов. Как-никак я мастер спорта по конкуру…