Вернуться по следам - Му Глория - Страница 29

Мы днями напролет лежали в кустах у озера, пытаясь определить названия прилетающих туда птиц, бродили по лесу, сверяя по книжке следы зверей, и как-то раз наткнулись на странный след.

– Волк, – выдохнул Игорь, – да смотри, какой здоровый…

– Нет, Игорь, это собачий след. Волчий – более собранный, смотри. – И я показала ему картинку в книжке.

– Не может быть такого здоровущего собаки, – покачал головой Игорь, – тут же добрых двадцать сантиметров.

– Ну не знаю… Может, в лесу выросла? Но это точно не волк, – убежденно сказала я.

– Точно, в лесу! Дикая собака динго, вот это кто!

Игорек был в восторге, но я скептически качала головой. Нет, если бы он сказал, что это след дракона или василиска, я, может быть, и поверила бы, но про собак динго я точно знала: они живут в Австралии, а здесь их быть не может.

– Да подожди, подожди, – не унимался Игорек, – я знаю про Австралию. Но там же они просто одичавшие собаки, так почему здесь быть не может?

– Потому что там они – очень давно одичавшие собаки, завезенные первыми переселенцами. А здесь и бродячих-то собак нет.

– Говоришь, нет? – Игорь медленно перевел взгляд на Мишу. – А этот откудова взялся?

Я тоже посмотрела на Мишу, пристально, как в первый раз. У нас действительно не было бродячих собак, всех лишних щенков сразу топили, и это была еще одна моя заноза, я никак не могла к этому привыкнуть. Если я видела в деревне щенную суку, я начинала ходить за ее хозяевами, упрашивая не топить щенков, а отдать мне. Меня знали, поэтому всегда обещали, но часто обманывали – приходилось следить, но так удавалось спасти не больше трех пометов за год. Папа этого моего поведения не одобрял, но бобиков не отнимал, позволял выкармливать и пристраивал потом покупателям породистых щенков в довесок. Многие брали, но все равно для меня это оставалось больной темой. Однако Игорь верно сказал – бродячих собак у нас не было.

Мишенька засмущался под пристальными взглядами, заскулил, сел, встал, потом лег и закрыл лапами нос – не мог понять, что он не так сделал, чего от него хотят.

– Миша, успокойся, мой хороший. – Я приласкала пса, а Игорек, все так же глядя на него, задумчиво сказал:

– Рыженький. Пушистенький. Морда вострая. Похож. Точно, он дикая собака динго, Глория. Хочешь – посмотри по книжке.

– Ну они же вроде желтенькие такие? – усомнилась я.

– А это – местная разновидность, – уверенно сказал Игорь, стал гладить Мишу по загривку и приговаривать: – Мишаня, ты ж дикая собака, да? Давай отведи нас к своим… – Потом повернулся ко мне: – Глория, давай их найдем, а? Они точно где-то здесь, Миша тогда, наверное, нечаянно из лесу вышел, а тут ты идешь. Он тебя и полюбил, тебя ж все звери любят. Давай их найдем, пожалуйста!

– Ну-ну, смотри, как бы они тебя не нашли. Эта скотина должна быть размером с теленка, судя по следу. И если она где-то здесь, нам надо сматываться, – саркастически заметила я.

– Нет, нет, ничего нам не будет, они тебя полюбят так же, как Миша, ты с ними договоришься. Ну пожалуйста, давай найдем гнездо диких собак, это будет… просто… просто… Тебе разве не интересно? – все уговаривал Игорек, и я сдалась:

– Ладно, попробуем. Только след старый, навряд ли Миша его возьмет. Миша, ищи! – Я подвела собаку к следу, но пес понюхал и заскулил. – Видишь? – обратилась я к Игорю. – Не может.

– А вдруг он не хочет своих выдавать? – зашептал мне на ухо Игорек.

– Ну, не хочет – так не хочет. Я его заставлять не буду. И вообще, пошли домой, там Мурка одна совсем уже от скуки закисла, так нельзя.

И мы пошли, и просидели в деревне безвылазно два дня, развлекая публику и Мурку выступлениями. Мурка на самом деле очень любила «показывать цирк», и теперь, из-за того что мы оставляли ее одну, не брали в лес, она грустила. Когда кто-нибудь входил в амбар, она начинала танцевать или совать «лапу», а если на нее не обращали внимания и уходили – тоскливо блеяла вслед. Поэтому, сколько Игорь ни закидывал удочки про пойти в лес, я сурово отвечала: «Нет уж, так нечестно. Пусть Мурка наиграется, тогда пойдем». Но за два дня Игорь прожужжал мне все уши дикими собаками, и я согласилась. Не то чтобы я в них верила, но эта игра была не хуже любой другой. В индейцев же мы играли, почему бы не поиграть в поиск диких собак?

И мы стали искать собак.

Мы рыскали по лесу, уходя все дальше и дальше от нашей избушки, но безрезультатно. Никаких собак нигде не было. Игорь, всерьез уверенный, что Миша все понимает, просто сказать не хочет, вел с собакой долгие беседы.

– Миша, ну скажи, где они прячутся, – увещевал он пса, – мы им ничего не сделаем, даже подходить не будем. Просто посмотрим, и все. Ну скажи, Мишенька.

– Гуфф, – радостно отвечал Миша, услыхав знакомое «скажи».

Однажды нас занесло в самую чащу, и на влажном глинистом берегу ручья мы увидели маленькие следочки, смахивающие на человечьи.

– Это что еще такое? – удивился Игорь, присматриваясь к следам. – Дите? Босое? В лесу?

– Ага, с когтями дите, Игореша, – разогнувшись, сказала я.

– Лесовик, – похолодел Игорь. – Купаться приходил… Тикаймо отсюда, Глория! Закружит!

– Игорь, это не лесовик, это – хуже. Медвежонок. Надо уходить, но осторожно, – оглядываясь, прошептала я.

– Глория, тут нету медведей.

– Зато лесовиков навалом. – Я снова огляделась и сказала Мише: – Мишенька, выводи нас отсюда, но молчком. Тихо, понял?

Пес ткнулся мне носом в руку – понял, мол, – я цапнула его за ошейник, и мы полезли наверх (ручеек был на дне оврага).

Стараясь не шуметь, мы пробирались сквозь заросли. Двигались пригнувшись, гуськом, сторожко прислушиваясь к лесному гомону, хотя в этом не было смысла. Лес не говорил с нами, вернее, мы не понимали лесного языка. Сойки не орут – и ладно.

Так мы прошли почти половину пути, уже стали попадаться тропинки, протоптанные человеком, мы вздохнули с облегчением, и тут Миша лег – это был знак, что неподалеку опасность. Мы с Игорем осторожно выглянули из-за кустов и на поляне, залитой солнцем, увидели медвежонка.

Звереныш валялся в траве, сбивая лапами пух с одуванчиков, садился, тряс головой, смешно морщил нос, похожий на черный поросячий пятачок, и оттопыривал нижнюю губу.

– Ой, Глория, смотри, какой смешной… Играется… – зашептал мне Игорь.

Я не утерпела и высунулась из листвы, чтобы рассмотреть медвежонка получше. Похож он был на летнюю белку-переростка – паршивая, словно пеплом присыпанная шубка, торчащие лопатки. Тонкие лапы-руки выглядели трогательно и жалко.

– Он совсем не страшный, правда? – шепнула я, но шепота моего Игорь не услышал. Из кустов малинника на другом краю поляны раздался рев, и оттуда полезла огромная, бурая, лоснящаяся медвежья задница.

– Ой, мама, – прошептал на вдохе Игорь.

– Именно, что мама… Бежим! Миша, домой!

И мы со всех ног побежали за собакой, не разбирая дороги, проламываясь сквозь кусты, перепрыгивая большие древесные корни, пока не выбежали наконец из лесу. Выцарапавшись из балки на лужок, мы повалились в траву, задыхаясь и хохоча.

– Ушли… Ушли… Ай, малацца, Михуил! – Игорек вскакивал, обнимал Мишу за шею, гладил и снова, смеясь, валился в траву, потом поворачивался ко мне: – Ты видела, Глория? Нет, ты видела, какая страшенная жопа? А какие ж у нее зубы!

– У жопы? – взвизгивая от смеха, спрашивала я.

– Зубы? У жопы? Ой, мамочки, держите меня. – Игорек, схватившись за живот, корчился от хохота.

Мы были очень напуганы, очень, но страх был почему-то веселый, от него было щекотно в груди и в носу, как от напитка «Буратино». Мы смеялись и не могли остановиться.

– А она за нами бежала? – сжимаясь от этого веселого страха, спрашивала я.

– Кто? Жопа?

И мы снова хохотали, катаясь по траве.

Отсмеявшись, мы поднялись и побрели к деревне (возвращаться в лес отчего-то охоты не было).

– Чего нам теперь делать? И откуда эта жопа взялась на наши головы? – с досадой спросил Игорек.