Русская Америка: Открыть и продать! - Кремлев Сергей - Страница 86

С горькой иронией и глубоко запрятанной злостью, отстаивая идеи могучего русского флота, Головнин писал: «Дерзновенно было бы с моей стороны в деле политическом возражать людям, политикой занимающимся по должности, людям, украшенным пудрою и шитыми кафтанами. Но, как известно, не всякий тот герой, кто носит шпоры и мундиры; не всяк тот тонкий дипломат, кто почтен званием посла, и не на всех тронах сидят Соломоны… И я не считаю себя обязанным слепо согласиться с мнением, что истребление русского флота для России нужно…»

И это не мешало бы прочитать, крепко запомнив, нынешним адмиралам «россиянского флота», потопляемого на ровном киле высшей «государственной» «россиянской» властью.

Разносторонне образованный, подлинно интеллектуальный, Головнин был как выдающимся военно-морским мыслителем, так и выдающимся практиком. В 1823 году он назначается генерал-интендантом флота, а с 1827 года в его ведение были переданы также Кораблестроительный, Комиссариатский и Артиллерийский департаменты.

В своем труде «О состоянии русского флота в 1824 году», даже через тридцать лет после смерти автора изданном под псевдонимом «Мичман Мореходов», Головнин писал о миллионах, «от содержания наших морских сил похищенных».

Но у генерал-интенданта были права немалые, а с 1827 года — немалые и возможности. И Головнин пользовался ими на полную, что называется, «катушку»…

Впрочем, и до него, и после него так поступали и другие. Но если почти все эти «другие» пользовались своими государственными постами для «поправки» личных дел, то Головнин хотя бы на время изменил направление казенного денежного потока — не в карманы казнокрадов, а на постройку кораблей.

За время его генерал-интендантства на балтийских и архангельских верфях было построено 26 линейных кораблей, 26 фрегатов, а всего — до двухсот новых судов, включая десять военных пароходов!

Для меня общерусское значение этой чертовски, до слез, русской фигуры выявляется и в том, что он был избран почетным членом Харьковского университета. Как это верно! Ведь он, ставший формально сановником, так и не стал ни в чем «столичной штучкой», всю жизнь оставаясь истинным сыном всей Земли Русской…

В последние свои годы он был и членом Совета РАК.

СКОНЧАЛСЯ Василий Михайлович Головнин в 1831 году, как сообщают источники, от холеры. Его друг и одногодок Рикорд умер в 1855 году, и уже поэтому можно судить, что ушел Головнин до обидного рано и, если позволено будет сказать, — не вовремя.

В том же году и от той же — если верить источникам — причины умер другой образованнейший и деятельный русский патриот — исследователь Русской Америки и Дальнего Востока адмирал Сарычев, в 1828–1830 годах исполнявший должности морского министра и начальника морского штаба (что, к слову, как правило, почему-то замалчивается).

И мы уже никогда не узнаем, как там было на самом деле. То ли они действительно пали жертвами холерного вибриона, то ли к их смерти приложил руку в удобной ситуации туманный Альбион…

И, смею уверить, я не впадаю в паранойю, подозревая «коварную англичанку» чуть ли не во всех наших бедах. В наших бедах всегда и везде — в конечном счете — были виноваты и виноваты мы сами. Но допускаем мы до себя эти беды в том числе и в силу очень уж развитого и безответственного русского простодушия.

Что же до меня, то меня от этого простодушия напрочь избавило исследование нашей истории… И поэтому совпадение смертей двух великих русских адмиралов лично меня заставляет как минимум задуматься…

Во время той холеры по столице ходили слухи, что, мол, народ травят поляки и доктора, подкупленные поляками. Польское восстание 1830–1831 годов (где поляков самих, как я понимаю, подкупали) было только-только подавлено, и политические основания у подобных слухов об «отравителях» были.

Имели ли эти слухи хоть какую-то реальную базу? Не знаю…

Но знаю, что и цесаревич Константин Павлович скончался тоже в 1831 году. И тоже — как сообщают источники — от холеры.

И от нее же — если верить источникам, скончался в 1831 году один из наиболее выдающихся усмирителей Польского восстания граф и фельдмаршал Иван Иванович Дибич-Забалканский…

Н-да…

К тому же у меня позднее и дополнительная «информация к размышлению» появилась! И уже не в первый раз получается так, что я — после того как догадка, даже мне самому кажущаяся несколько авантюрной, высказана — наталкиваюсь на свидетельство, которое делает ее намного менее авантюрной, а версию — намного более вероятной.

Вот и тут… У биографа Николая Леонида Выскочкова я нашел хорошо мне известную историю подвига и награждения Александра Ивановича Казарского, командира 20-пушечного брига «Меркурий», выдержавшего 14 (26) мая 1829 года бой с двумя турецкими линейными кораблями (о 110 и 74 орудиях).

Но вот что, уже мне неизвестное, написал Леонид Владимирович Выскочков о Казарском дальше: «В 1831 году в чине капитана 1-го ранга он состоял при Николае I и руководил охраной императорской семьи во время эпидемии. Умер А.И. Казарский при невыясненных обстоятельствах, официально от холеры (скорее всего он был отравлен)…»

Тридцатипятилетний Казарский умер, правда, не в 1831-м, а в 1833 году — во время ревизии им Черноморского флота. Умер в Николаеве, где обнаружил крупные хищения. Однако смерть еще одного способного русского моряка (с прекрасным — открытым, русским, плакатного типа лицом, между прочим) «от холеры» на размышления не навести не может…

Так и Головнин — скромный и великий русский человек, русский человек на все времена, пригодившийся бы и Владимиру-«Солнышку», и Ярославу Мудрому, и Петру, и Сталину, странно и в одночасье умер.

А русский флот вступал в эпоху, завершившуюся кажущимся триумфом Синопской победы и трагическим героическим финалом в Севастополе…

Но Головнин, Сарычев, Лазарев, Корнилов, Нахимов, Казарский и миллионы простых русских людей все же были и жили…

И жили они так, что нам сегодня должно быть не только стыдно за себя, но и радостно за них!

Они ведь — наши предки.

А мы — как ни крути, их потомки.

А ВОТ теперь мы можем возвратиться в Ново-Архангельск времен Фердинанда Врангеля…

Он сменил Петра Егоровича Чистякова. В современных описаниях правления Чистякова есть некоторое положительное противопоставление его даже Баранову — мол, Чистякову удалось наладить отношения с тлинкитами.

Но в конечном счете все это были плоды политики Баранова. Баранов продемонстрировал тлинкитам справедливость суровую во времена, когда пытался оградить Русскую Америку от произвола янки.

Во времена Чистякова в этом нужды уже не было — произвол был узаконен Конвенцией 5 апреля 1824 года и янки не было нужды подстрекать тлинкитов-колошей против русских.

Зачем?

Котиков янки били теперь практически беспрепятственно, и Чистяков также беспрепятственно мог вешать на грудь вождям тлинкитов серебряные медали с надписью «Союзные России»…

Тем более что уже предшественник Чистякова — Муравьев платил тлинкитам за каланью шкурку в десять-пятнадцать (!!) раз больше, чем за нее получали алеуты и кадьякцы — русские подданные. Плевать в глаза России и тогда, оказывается, было делом прибыльным.

Янки и близко к такой цене не приближались. Они расплачивались с колошами валютой, для Чистякова и вообще для русских запретной — «огненной водой»…

Но каланов и бобров в Русской Америке тогда еще хватало и на русских, и в 1830 году капитан-лейтенант Хромченко доставил в Кронштадт пушнины на миллион двести тысяч рублей. Следующим рейсом он же привез ее в Россию более чем на миллион.

При Чистякове на Курилы ходил для устройства русского поселения на Урупе промышленник Сысой Слободчиков. При Чистякове верфи Ново- Архангельска спустили на воду два бота — «Сивуч» и «Бобр».

Врангель эту линию продолжил — в 1832 году колониальная флотилия пополнилась гукер-яхтом «Мореход» и шхунами «Квихпак» и «Чилькат» местной постройки.