Джонни Тремейн - Форбс Эстер - Страница 56

— Ох, мальчик, боюсь, что ты всё это придумал!

— Ну нет! Я видел его лицо. Он был в бешенстве. Мундир весь в грязи! Он был оскорблён в своих лучших чувствах. Нет, на победителя он не был похож. Так выглядеть могут только английские офицеры, которых побила «деревенщина».

— Эх, Джонни, как приятно тебя слушать! Но всё же я не решилась бы судить о деле по выражению лица одного-единственного человека… Ты куда?

— На Маячный холм. Я думаю, что этот майор отправился к Гейджу, чтобы сообщить ему кое-что. Англичане попытаются добраться до Чарлстона тем же путём, что и он, под охраной орудий «Сомерсэта». Они не станут возвращаться, как уходили. Слишком опасно. Если догадка моя правильна, мы скоро увидим с Маячного холма, как они бегут, а наши — за ними.

— Возьми кусок пирога с мясом, Джонни. Ты прямо умница у нас!

Дядюшка Лорн возвратился из спальни, где он с помощью Рэббита очищался от перьев.

— Даже если они меня и повесят теперь, — возвестил он голосом, чуть дрожащим не только от пережитого испуга, но и от гордости, — я не буду считать, что напрасно прожил свою жизнь.

На улице Джонни попадались офицеры. Они покрикивали на солдат, пытаясь загнать их в казармы, и даже подчас наносили им удары саблями плашмя. Английским войскам нельзя было отказать в боевом пыле. Только и было разговоров, что о том, сколько этих мерзавцев и проклятых мятежников они убьют. За один день всё переменилось в Бостоне.

Обе стороны сняли перчатки, и руки под ними оказались в крови. Война началась.

Все лужайки и фруктовые сады на Маячном холме были усеяны народом, все глаза были обращены на север. Мысль о том, что Перси попытается провести остатки войск Смита и собственной бригады не через Кембридж, а в Чарлстон, под прикрытием орудий на «Сомерсэте», пришла в голову не одному Джонни.

И вдруг он увидал, что вдоль кембриджской дороги, сквозь кустарник чарлстонского выгона ползут какие-то красные муравьи. Или это ему показалось? Но нет, кругом все кричали:

— Глядите, вот они!

Эти красные муравьи были английскими солдатами.

На горизонте догорал последний клочок заката. День был на удивление жаркий, но к вечеру с океана поднялся свежий бриз. В Чарлстоне и на судах мерцали огни. Больше уже с Маячного холма ничего не увидишь. Народ молча начал расходиться.

— Смотрите! — закричал Джонни.

Вдали можно было различить вспышки мушкетного огня. Так далеко, что звук выстрелов уже не долетал. Можно было подумать, что это всего-навсего летают светлячки.

4

Как и предсказывал доктор Уоррен, погрузка двух тысяч солдат (на самом деле значительно меньше, ибо, если верить слухам, их порядком потрепало) в лодки и перевозка их в Бостон сопровождалась изрядной неразберихой. Но всё же выскользнуть из Бостона было не так просто. Солдаты были злы и напуганы. Джонни решил переждать, пока они не успокоятся. Хотя бы до полуночи. Он оказался неподалёку от Лайтов. Во всех окнах горел свет. Джонни вспомнил мундир Пампкина. В нём он мог бы скрыться, воспользовавшись суматохой.

Он направился к дому. Телеги и фургоны стояли у самых дверей. В них грузили мебель, комоды, сундуки, чемоданы и даже старинные портреты. Лайты переезжали, и притом спешно, ночью. Он прошёл к чёрному ходу.

Миссис Бесси, которой, собственно, следовало бы руководить переездом, сидела на кухне сложа руки. Рядом с ней — Цилла. Она тоже ничего не делала.

Миссис Бесси показала большим пальцем в сторону парадных комнат.

— Струсили, — сказала она. — Едут в Лондон пережидать мятеж, как они выражаются. Завтра на рассвете отбывает «Единорог». Гейдж дал разрешение на выезд.

— Цилла! — сказал Джонни. — Не смей уезжать с ними!

— И не подумаю. У нас тут была страшная ссора, когда пришла весть о том, что наши янки разбили англичан в пух и прах. Вся остальная прислуга сочувствует тори и едет с хозяевами. Ну, а мы с миссис Бесси — виги, и остаёмся. Под конец мистер Лайт сказал, что он даже рад, что мы виги, а то кого бы он оставил присматривать за вещами? Гейдж обещал, что здесь ничего не тронут.

— Они нас чураются. Они нас видеть не могут, — продолжала миссис Бесси самодовольно. — Всякий раз, когда им попадается на глаза честный виг, их так и коробит. У мистера Лайта был ещё один припадок, несильный. Мисс Лавиния боится, что, если ей не удастся вывезти своего папочку в Лондон, он умрёт. Да она всегда предпочитала Лондон Бостону. Они едут сегодня ночью, и уж как торопятся!

— А Исанна как?

— Иззи-то? — Миссис Бесси презрительно скривила рот. — Эта едет с ними.

— Ничего подобного, — сказала Цилла. — Мисс Лавиния отправилась к нашим просить, чтобы мама её отпустила, это верно, но, конечно, мама её не отдаст — разве это котёнок?

Мисс Лавиния стояла в дверях, ведущих из столовой в кухню. На ней был чёрный плащ с капюшоном. С минуту она молча оглядывала всех.

Джонни вскочил. Он почувствовал, что никогда не забудет её, никогда! Даже стариком он будет помнить, как Лавиния Лайт стояла в дверях и молчала. Усталые глаза её смотрели гневно. Складка между чёрными, низко спускающимися к переносице бровями залегла глубоко. Никогда ещё не видел он её такой усталой, постаревшей и вместе с тем такой красивой.

— Исанна едет со мной, — сказала она наконец. — У твоей матери, Цилла, слишком много котят.

— Мисс Лавиния, — сказала Цилла, — этого не может быть!

— Вот как? Твоя матушка подписала бумагу, и ты поступишь дурно, если станешь противиться счастью своей сестры.

Чуть застенчиво из-за широких юбок своей покровительницы показалась сама Исанна.

— Исанна, — мягко произнесла Цилла, — ты ведь не бросишь меня, правда? Мало ли, что мама отпускает тебя! Ты только подумай — ведь, если ты поедешь в Лондон, ты, может, никогда и не вернёшься. Исанна… не оставляй… меня.

Лицо Лавинии улыбалось из-под капюшона.

— Я предоставлю решение ей самой. Она вольна выбирать. Дружок, что бы ты хотела больше: ехать со мной в Лондон, ходить нарядной, в шелку и драгоценных камнях, и ездить в карете или оставаться здесь и быть простой бедной работницей?

А чтобы девочке было ещё трудней сделать выбор, она коварно прибавила:

— Кого ты больше любишь — меня или Циллу?

Исанна по-прежнему молчала. Но даже в этом молчании Джонни уловил её обычную страсть разыгрывать сцены. В эту минуту молчание было гораздо эффектнее слов. На Иззи рассчитывать нечего, подумал он. Поедет.

Цилла стояла молча, поодаль от девочки. Гордость мешала ей ещё раз обратиться к ней. Должно быть, она не хуже Джонни знала, чем кончится.

— Ну? — сказала Лавиния. — Я не могу стоять здесь целый день. Кого же ты больше любишь?

Исанна заплакала. Это были самые настоящие слёзы. Даже Джонни не заподозрил тут кривлянья.

— Я не знаю! — прохныкала она.

— Кем ты хочешь быть — простой девушкой, как твоя сестра, или дамой из общества?

— Дамой из общества, — прошепелявила она и продолжала уже мечтательно. — И у меня будет серый пони и тележка? Золотой медальон у меня уже есть.

Она коснулась рукой своей тонкой шейки. Сейчас она скажет, что хочет парусную лодочку. Даже теперь, в эту минуту, она всего-навсего повторяла старые заветные мечты Циллы. Исанна ничего не умела придумать сама.

— Будут, будут, милая, — как только я сделаюсь леди Прайор-Мортон, а ты — моей маленькой воспитанницей! Я ведь была помолвлена с милордом ещё в прошлый свой отъезд в Лондон, — пояснила она. — Папа очень болен. Он не пережил бы гражданской войны. Ни за что. Ему очень не хочется оставлять своё имущество черни, да что поделаешь? Милорд так богат — этот несчастный дом, наши корабли, лавки, всё это для милорда ничтожно. И потом, милорду вообще не нравилось, что папа купец. До сего дня папа ни за что не соглашался бросить дело, а я не могла оставить папу. — Она повернулась к Цилле: — Уверяю вас, что я буду в состоянии заботиться о вашей сестрёнке как следует и дам ей возможность учиться.