Джонни Тремейн - Форбс Эстер - Страница 23

— Это уж как суд решит, — кисло произнёс мистер Дана.

Он набил себе ноздрю табаком, мистер Лайт тоже. Они чихнули одновременно.

Мистер Куинси заставил Джонни рассказать все обстоятельства дела. Мальчик говорил уверенно — ведь Рэб привёл Циллу. Он впервые выступал публично, все слушали, боясь проронить слово, и он чувствовал, что ему верят. Он говорил всё лучше и лучше. Он рассказал, как мать дала ему чашку, и то немногое, что она при этом ему поведала. Она не велела ему разлучаться с этой чашкой никогда, а к Лайтам обратиться лишь в том случае, если все иные пути окажутся закрыты. Легко и просто рассказал он о беде, с ним приключившейся, о поисках работы об отчаянии — и аресте. Когда он кончил, в зале раздался сочувственный гул.

— Джонни, — спросил мистер Куинси, — не нарушили ли вы когда-нибудь завета вашей матушки — никому не показывать чашку?

— Один раз нарушил. Это было второго июля сего года. То ли я забыл, что говорила мама, то ли решил не послушаться, но я рассказал дочери моего хозяина, Присцилле Лепэм, как (со слов моей матери) меня зовут на самом деле и про чашку. Ей захотелось посмотреть на неё. Это было на рассвете — то есть уже третьего июля. В среду.

Вызвали Циллу. Джонни всегда считал её застенчивой, но тут она стояла прямо перед судьёй и отвечала своим тихим и отчётливым голосом. Он почувствовал гордость за неё. А он-то думал о ней как о худенькой дурнушке! Сейчас она ему казалась просто-напросто красавицей.

Как только она кончила говорить, в зале суда поднялось волнение большее, чем то, которое было вызвано появлением мистера Лайта или даже его великолепной дочери. Исанна, с кудряшками в диком беспорядке, ворвалась в зал суда, и казалось, что она, как мышка, не бежит, а катится. Без всякой присяги, минуя все формальности, она бросилась к господину судье и вновь пересказала всё, что только перед ней рассказывала Цилла. Джонни прекрасно знал, что Исанна спала крепким сном, когда он рассказывал Цилле о чашке. Она была уже в постельке, когда он показывал чашку её старшей сестре. Его поразила яркость её беспорядочного рассказа и растрогало, что она приписала ему всевозможные добродетели. А всё ведь сочинила!

Тщетно произносил мистер Дана своё «так, так, что же дальше» и «я не могу принять это за показания», тщетно пыталась Цилла утихомирить её. Она была прелестна, казалась существом из другого мира, и ей дали договорить до конца.

— О боже! — сказал господин судья сморкаясь. — Сколько же тебе лет?

— Восемь, сэр, девятый.

— Ну ладно, будь умницей, видишь, у меня в кармане оказался кусочек лакрицы для тебя — садись и жуй себе тихонько. Вот!

Почти тотчас он закрыл дело. Никаких законных оснований считать, что обвиняемый украл чашку или что чашка, перевязанная красной ленточкой и незаконно присвоенная мистером Лайтом, является той самой чашкой, которую у него выкрали в августе этого года, не было. Все показания этому противоречили. Барышни Лепэм — мистер Дана позволит себе сослаться на положительную характеристику, данную семейству Лепэм самим мистером Лайтом, — вполне убедительно доказали, что, как ни странно, подмастерье в самом деле является обладателем серебряной чашки и что она, по всей видимости, является одной из шести чашек, заказанных мэром Козуэя в графстве Кент. Судья велел Джонни Тремейну взять чашку, перевязанную красной ленточкой. Это была его собственность. Он может при желании предъявить иск мистеру Лайту, но судья бы не советовал — слишком влиятельная фигура мистер Лайт.

Джонни схватил чашку. В следующую минуту вместе с мистером Куинси, Рэбом и Циллой он стоял на залитой солнцем улице, напротив здания суда. Все четверо были так счастливы, что могли лишь смеяться. Адвокат пригласил всю компанию в трактир перекусить и выпить за здоровье Джонни из его чашки. Но куда делась Исанна?

Она стояла рядом с мисс Лайт, крохотная её ручки покоилась в руке, облачённой в перчатку, а сама она обожающим взглядом заглядывала ей в лицо.

Цилла сердито окликнула её. Мисс Лайт легко занесла ногу на высокую приступку коляски.

— Она говорит, — захлёбываясь, рассказывала Исанна, — что она ничего подобного никогда не видела, даже на какой-то там улице в Лондоне.

— На Дрюри Лейн,[8] верно, — вставил мистер Куинси не без яда, — я и сам об этом думал.

— Скажи, Рэб, — спросила девочка, — я ведь хорошо говорила, да?

— Лучше нельзя. Хотя ты часть рассказа вела от первого лица, так что это была не совсем правда… Ну, да ты не пропадёшь!

Она хотела было поцеловать Джонни, но он считал, что целоваться на улице ниже его достоинства.

— Ты вся измазалась в лакрице, — сказал он.

Она наклонилась и поцеловала его обожжённую руку. Он молчал. Он боялся, что вдруг разрыдается.

V. «Бостонский наблюдатель»

1

Они зашли в «Чёрную королеву» и расположились в столовой. Мистера Куинси никто не просил показать, как выглядят его деньги. За столом было оживлённо, даже немного шумно. Больше всех веселились Исанна, Джонни и сам мистер Куинси. Многие из крупных вигов Бостона ежедневно обедали в «Чёрной королеве», и сейчас они один за другим подходили к столику, чтобы вместе посмеяться над публичным провалом купца Лайта на судебном заседании. Куинси-то каков! Можно сказать, уличил старую лису в намерении украсть у подмастерья серебряную чашку! Мистер Куинси, счастливый и возбуждённый, принимал поздравления. Правда, он тут же принялся внушать Джонни, чтобы он держал ухо востро. Мистер Лайт человек самолюбивый. Его самолюбие получило удар. Отныне он — заклятый враг Джонни… Впрочем, сейчас всем было весело.

Джонни был чуть-чуть разочарован, когда Рэб рассказал, каким образом ему удалось доставить Циллу в суд. Он ожидал увлекательных приключений, а Рэб всего-навсего показал миссис Лепэм письмо, под которым значилась подпись губернатора Хатчинсона и стояла Большая массачусетская печать. Письмо было адресовано мистеру Лорну и повелевало ему, а также и прочим издателям Бостона прекратить свою крамольную деятельность. Миссис Лепэм не умела читать, и Рэб просто-напросто взял Циллу под руку, развернул письмо под самым носом миссис Лепэм и, указав на печать, сказал:

— Воля губернатора.

Он не дал ей времени вызвать грамотея Твиди и пустился вместе с Циллой со всех ног в суд. Предварительно он выдрессировал Исанну и спрятал её поблизости на случай, если ему не удастся вытащить в суд Циллу. По его мнению, обе девицы справились отлично.

— Вот и мисс Лайт так сказала! — радостно согласилась младшая. — То есть она сказала, что я была поразительна и…

— Будет тебе об этом! — грубо оборвал Джонни.

«Эта Исанна становится совсем невозможной!» — подумал он.

Во время обеда у Рэба создалось впечатление, что Джонни намерен ночевать у Лепэмов, а Цилле казалось, что он переселяется к Рэбу. Но Джонни не желал быть приживалкой ни там, ни тут — нет, нет, он найдёт работу — и не каким-нибудь там рассыльным у дядюшки Лорна! Он видел, сколько мальчишек крутятся возле конюшен «Чёрной королевы».

Ветер с моря завывал, волны бились о пристань. Осень выдалась хорошая, днём всё звенело и искрилось; по ночам, однако, спать под открытым небом было уже нельзя; зато в конюшне, укрывшись сеном или лошадиной попонкой, согреваясь теплом, исходящим от животных, можно было отлично выспаться.

Ночь после суда Джонни как раз и провёл в конюшне, а на следующий день нашёл капитана, который соглашался, несмотря на искалеченную руку, взять его к себе в качестве прислуживающего «боя». Ни капитан, ни судно, ни предстоящий маршрут не нравились Джонни. Корабль отправлялся в Халифакс, между тем как наступившие, холода и отсутствие тёплой одежды заставляло Джонни мечтать о поездке куда-нибудь к тропическим Сахарным островам. Впрочем, он уж совсем было договорился, когда вдруг шкипер, как бы невзначай, обронил, что одеяла, дождевик, сапоги и бушлат должны быть свои. У Джонни не было денег на покупку всего этого.