Тайный воин - Флевелинг Линн - Страница 8

— Не беспокойся, я ему все объясню. Ты ни в чем не виноват.

Нельзя рассказывать Ки о письме, пока он слишком слаб.

Успокоившись, Ки закрыл глаза. Тобин сидел рядом с ним, пока не решил, что друг спит. Однако когда он попытался высвободить руку, пальцы Ки сжались, не отпуская ее.

— Я никогда не стану над тобой смеяться, Тоб, — пробормотал он, проваливаясь в сон. — Никогда.

Слезинка скользнула из-под его опущенных ресниц и скатилась к уху.

Тобин осторожно смахнул ее пальцем.

— Я знаю.

— Что-то я себя неважно чувствую. Холодно… Ляг рядом, а?

Тобин сбросил башмаки и скользнул под одеяло, стараясь не задеть Ки. Тот что-то негромко пробормотал и повернул голову, лицом к Тобину.

Тобин смотрел на спящего друга, пока его собственные веки не отяжелели. И если Фарин и вернулся с сидром, Тобин этого не слышал.

Аркониэль и Айя встретили Фарина в коридоре и услышали хорошую новость. От радости, что Ки наконец очнулся и вдобавок не помнил ничего, угрожавшего его жизни, Аркониэль чуть не расплакался. Кого следовало благодарить за это, Брата или Лхел, Аркониэля не заботило. Главное — Ки теперь ничто не грозило.

— Думаю, сегодня я высплюсь в кровати Тобина, — заявил Фарин, энергично растирая поясницу. — Хватит с меня кресел, а Тобин все равно не оставит Ки.

— Да уж, ты заслужил отдых, — сказала Айя. — Пожалуй, я тоже высплюсь. Ты идешь наверх, Аркониэль?

— Я еще немного побуду здесь.

— С ним все будет хорошо, — пообещала Айя, улыбаясь. — Поднимайся поскорее, хорошо?

Фарин пошел следом за ней к лестнице, потом обернулся к Аркониэлю.

— Ты не знаешь, кого это мальчишки называют братом?

Сердце Аркониэля остановилось на мгновение.

— А где ты это слышал?

— Да просто Ки бормотал что-то такое, когда только очнулся. Твердил о чьем-то брате, мол, он дал ему эту куклу. Нет? — Он мощно зевнул и потер подбородок. — Ладно, он тогда мало что соображал. Наверное, пригрезилось.

— Наверняка, — сказала Айя, подхватывая его под руку и увлекая к лестнице. — А может, ты просто не расслышал? Идем-ка, пока нам не пришлось тащить тебя на себе.

Аркониэль дождался, пока весь дом заснул, потом осторожно вошел в игровую комнату, чтобы посмотреть на мальчиков. Тобин калачиком свернулся в постели рядом с Ки. Даже во сне он выглядел печальным и измученным, а вот Ки улыбался. Пока Аркониэль смотрел на них, Тобин пошевелился и коснулся рукой плеча друга, словно желая убедиться, что тот не исчез.

Аркониэль опустился в кресло, не слишком доверяя собственным ногам. Ночью ему всегда становилось хуже, мучили воспоминания о том, что он сделал. И о том, чего едва не сделал.

За последние несколько дней он сотни раз во всех подробностях прокручивал в мыслях те ужасные мгновения в лесу. Нервно ворочаясь в постели, он видел, как Ки идет к нему между деревьями и на его лице уже расцветает улыбка, и как раз в этот момент Тобин склоняется над источником, рассматривая свое подлинное лицо… Ки поднял руку, приветствуя… кого? Успел ли он увидеть ее, узнал ли ее или приветствие относилось к Аркониэлю? Лхел набросила на Тобина меховую тунику, но было ли это сделано достаточно быстро?

Аркониэль цеплялся за эту кроху сомнения, даже когда поднимал руку, чтобы сдержать клятву, данную Айе и Риусу в тот день, когда они решили пригласить в замок мальчика. Он ведь сам тогда убеждал Айю, что компаньоном должен стать ребенок, о котором никто не пожалеет.

Да, он действительно собирался сдержать обещание и убить Ки, но собственное сердце подвело его, остановившись на миг и испортив заклинание. В последний момент Аркониэль попытался изменить его, чтобы просто ослепить Ки, но вместо того получился несфокусированный удар энергии, подбросивший Ки в воздух как пушинку. От смерти его спасла Лхел, вернувшая сердце Аркониэля к жизни. Она заявила, что надо стереть все воспоминания Ки о том, что он видел Тобина, и дорогу к ее жилищу он должен был воспринять как болезненный бред… Если бы Аркониэль и Айя раньше знали, что такое вообще возможно…

Если бы они отбросили свое высокомерие и спросили Лхел…

Но как бы ни радовался Аркониэль спасению Ки, он все равно вынужден был признать: он не выполнил свой долг, потому что не убил Ки, и он предал мальчика, попытавшись его убить.

Многие годы он твердил себе, что отличается от Айи и Лхел. А теперь спрашивал себя, не является ли то, что он считал состраданием, простой слабостью.

Пристыженный, он ушел в свою комнату, оставив двух невинных детей в покое, которого самому ему, возможно, было уже никогда не познать.

Глава 3

На следующий день Ки был еще слишком слаб, сильно кружилась голова. Он не мог встать, и повариха принесла печенье, испеченное по поводу пропущенного дня рождения Тобина, к нему в комнату. Все собрались возле кровати и стоя съели свои порции. Нари подарила Тобину новый свитер и носки, которые связала собственноручно, а Кони, их оружейник, преподнес шесть отличных новых стрел. Ларис вырезал для Тобина и Ки новые костяные свистки, а Аркониэль застенчиво поднес особый мешочек для огненных камешков.

— Боюсь, мой подарок остался в Эро, — сказал Фарин.

— И мой тоже, — сообщил Ки, набивший рот печеньем. Голова у него была еще перевязана, но аппетит вернулся.

Впервые за долгое время жизнь снова казалась привычной и спокойной. Сердце Тобина радостно билось, когда он смотрел на радостные лица стоящих рядом людей. И если бы не присутствие Айи, этот день рождения ничем бы не отличался от предыдущих.

На следующий день Ки окреп уже достаточно, чтобы захотеть встать, но Нари и слышать не хотела о том, чтобы он покинул комнату. Ки дулся и ныл так, что Нари просто унесла его одежду, на всякий случай.

Едва она вышла, Ки выскочил из постели, завернувшись в одеяло.

— Ну вот, на ногах стою, — пробормотал он.

Через мгновение-другое он снова почувствовал ужасную слабость, но не желал признавать правоту Нари. Борясь с тошнотой, он настоял на том, чтобы они с Тобином сыграли в бакши. Однако после нескольких бросков перед глазами у него начало двоиться, и он позволил Тобину уложить его в постель.

— Только ей не говори, ладно? — попросил он, закрывая глаза. От попыток соединить двух Тобинов, хмуро склонившихся над ним, в одного, у него разболелась голова.

— Я не скажу, но тебе следует ее послушаться. — Ки услышал, как Тобин усаживается в кресло у кровати. — Ты действительно пока неважно выглядишь.

— Завтра буду в порядке, — сказал Ки, очень надеясь, что это окажется правдой.

Похолодало. Мелкие колючие снежинки сыпались с затянутого серыми облаками неба, и высохшая трава на лугу по утрам покрывалась инеем.

Ки жадно заглатывал бульоны, и сладкие кремы из яиц и молока, и печеные яблоки, что присылала ему повариха, и вскоре потребовал мяса. Он продолжал ворчать о своем заточении и врал о прекрасном самочувствии, но Тобин видел, что другу еще далеко до полного выздоровления. На него внезапно наваливалась усталость, и выражение его глаз время от времени сильно тревожило Тобина.

Игры наскучили им задолго до того, как Ки окреп достаточно, чтобы взяться за меч или просто выйти наружу. Ради того, чтобы удержать Ки на месте, Тобин устроил гнездо из подушек и одеял рядом с игрушечным городом, и они развлекались, прослеживая знакомые маршруты по улицам или пытаясь угадать, где могут находиться в тот или иной момент другие компаньоны наследного принца.

Ки поднял крышку коробки, изображавшей Старый дворец, и взял с подставки рядом с деревянным троном маленькую золотую дощечку. Поворачивая дощечку, чтобы на нее упало побольше света, он прищурился, рассматривая микроскопические буквы на ней.

— Похоже, с глазами у меня теперь куда лучше, — сказал он. — Я уже могу прочитать, что тут написано: «До тех пор пока защищает и правит прямая наследница Фелатимоса, Скала не будет покорена». Знаешь, я ведь в первый раз по-настоящему обратил на это внимание с тех пор, как Аркониэль научил нас читать. — Темные брови Ки сдвинулись к переносице. — Слушай, а ты никогда не думал о том, что ничего хорошего не получится, если об этом узнает твой дядя? Настоящая-то доска, в настоящем тронном зале, исчезла, помнишь? Мой отец говорил, что Эриус переплавил ее, когда уничтожил все каменные копии, что раньше стояли на перекрестках дорог.