Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Невозможный Кукушкин - Галахова Галина Алексеевна - Страница 37


37
Изменить размер шрифта:

ВОЗВРАЩЕНИЕ

«Скорая помощь» помчала Славку вместе с родителями в больницу. По дороге Василий в отличие от Людмилы держался стойко и мужественно.

— Брось ты волноваться, — говорил он Людмиле. — Ерунда с ним какая-нибудь. Вколют ему пару раз — и запрыгает как миленький.

На самом деле он понимал, что всё не так просто, и на сердце у него скребли кошки. Поэтому в больнице он оставил Людмилу заполнять справки о болезнях Славки, а сам побежал наверх, куда только что прямо в мешке унесли его сына.

Наверху стоял звон. Спальный мешок был такой заледенелый, что его рубили топором, и молодой доктор Чернухин был в сильном замешательстве. Он никогда не видел такого глубокого всеобщего заморожения.

Славка, вырубленный из мешка, лежал маленькой мраморной глыбой, и в его руке странно зеленел живыми листьями ивовый прутик. Чернухин коснулся прутика — тёплый, коснулся Славкиного лба и отдёрнул руку — ледяной холод ожёг палец.

— Доктор, — набросился Василий на Чернухина. — Он будет жить? Поймите, у меня один сын! Я однажды не сказал ему правды, а он…

— Конечно, конечно, сделаем всё, что сможем… — рассеянно ответил Чернухин, а сам кружил и кружил вокруг Славки — чёрт знает, что за странный случай, прямо космический анабиоз какой-то!

Космический! Как он сразу не сообразил, вот где ему помогут…

Доктор счастливо засмеялся и вызвал дежурную медсестру.

— Людочка, дайте, пожалуйста, товарищу валерьянки и проводите его вниз.

За Василием захлопнулась дверь, и доктор кинулся к телефону.

— Институт космической медицины? К нам привезли вашего пациента… Ну да, космонавта… В спальном мешке, очевидно, новый вид скафандра… неудачная конструкция… Какие шутки! А он откуда взялся? Глубочайшее заморожение… До вашего приезда положить в холодильник? Найдётся… Оттаивать на десятую градуса через пять минут?.. Приготовить искусственное солнце? А кто от вас приедет? Геля Веткина? Что это ещё за Геля? Практикантка из университета?.. Ну, знаете ли!.. Хорошо зарекомендовала себя на опытах с собаками?.. Проверенная методика?.. Ждём как можно быстрее!

Наверху закипела работа. В операционную быстро вкатили огромный холодильник, затолкали туда Кукушкина, а над столом пристроили кварцевое искусственное солнце: нажмёшь кнопку — и очутишься в Крыму…

Успокоившийся доктор Чернухин спустился вниз, заверил родителей Кукушкиных, что всё будет в порядке, и стал ждать Гелю.

Геля Веткина — худенькая черноглазая девушка — примчалась через пятнадцать минут. Ни слова не говоря, она подошла к холодильнику и заглянула в иллюминатор, где замороженный, словно мамонт, лежал Кукушкин.

— Ого, белый какой? А что это у него в руке?

— Представьте себе, какая-то веточка. На ощупь тёплая.

— Не рассказывайте сказки. Дерево стекленеет раньше человека.

Чернухин пожал плечами.

— Откуда взялся пациент?

— Мальчишку нашли в трубе.

— Аэродинамической?

Пришлось коротко рассказать ей Славкину историю.

— Нелепость какая-то, — сказала Геля. — Ну да ладно. Некогда разговаривать, начинается самое главное. Кладите его на стол под солнце, но солнце без команды не включайте.

Санитары осторожно вытащили Кукушкина и положили его на стол.

— Когда мы включим солнце, — отрывисто сказала Геля, — он впадёт в шоковое состояние. Память его пойдёт обратно — к тому времени, когда он был живой. Не давайте ему спать, а то он навсегда застрянет на полпути. Когда он проснётся, ограничьте его активность — не давайте двигаться, ему сначала надо накопить тепловую энергию. Всем понятно? Начали!

Огромное сверкающее солнце вспыхнуло над Кукушкиным. Оно горело так ярко и так неистово грело, что он протянул к нему руку и ощутил на ней присутствие самого настоящего земного тепла.

— Память сопротивляется… — донёсся до него голос Геллы. — Не давайте ему спать… отпустите его чуть-чуть…

— Не надо, не хочу! — закричал Кукушкин. — Я хочу остаться собой!

— Тебя никто не спрашивает, мой дорогой! — сказала ему хрупкая и воздушная Гелла. — Держите его, держите!

— Мне бы только его как следует схватить, а то он барахтается, скорей помоги мне… — закричал доктор Чреф, и Кукушкин очнулся.

Он нарочно закрыл глаза — знает он их, этих козерогов, опять куда-нибудь запустят. Но всё-таки не удержался и сквозь ресницы чуть-чуть взглянул и широко раскрыл глаза. Он лежал на чём-то твёрдом — наверное, на юкатианской поверхности, — а над ним вверх ногами стояли совсем уж странные существа в зеленоватых накидках и шапочках по самые носы. Всё равно его не обманут, он узнаёт этих проклятых козерогов! Над ним сверкало и обдавало его жаром огромное зеркальное блюдце…

Где же Гелла? Вроде бы её уже тогда не стало… не было… Но нет, она стоит, близко-близко наклонившись к его лицу, и вроде бы плачет…

— Где же твои рожки, Гелла? — спросил у неё Славка и резко поднялся и сел прямо на операционном столе.

— Чернухин, всё в порядке, всё хорошо, всё в порядке, Чернухин! — кричала Гелла сквозь слёзы. И все шумели и кричали вместе с ней.

— Какой Чернухин? Он — Чреф! Доктор Чреф! Снимите шапочки — у каждого из вас по рогу, вы их прячете от меня!

— Снимите, снимите шапочки, успокойте его, — сказала Геля.

Все сняли шапочки, и Кукушкин увидел, что это не козероги, совсем не козероги…

— Кто же вы? — спросил Кукушкин.

— Мы — врачи. Мы — люди, — за всех ответил ему Чернухин. — Ложись, ложись, будь молодцом.

— Так, значит, я… — Славка закрыл глаза и прошептал: — Раньше я точно был на Юкате, а теперь я, значит, вернулся…

— Очнись, путешественник, — сказала ему Геля и погладила Славку по голове. — Ой, что это у тебя за шишки?

— Вы всё равно не поверите… А где моя палочка, ивовый прутик? Неужели я потерял в дороге?

Действительно, только что видели какую-то палочку в руках пациента… Куда ж она подевалась?

— У парнишки действительно было что-то такое… Кто взял, признавайтесь?

Но никто не признался. Многие студенты-практиканты уже покинули операционную, вполне возможно, что кто-то из них прихватил прутик-сувенир, память о невиданной операции…

— Это же рука Тюнь-Тюня. Он оставил её мне на память, — чуть не плакал безутешный Славка.

— Да не расстраивайся ты, — успокаивал его Чернухин. — Я тебе этих ивовых прутьев целую охапку принесу, только выздоравливай поскорей.

— Да вы же ничего не понимаете. Тюнь-Тюнь — друг Ешмыша, мусорщик, а Ешмыш — звездолётчик. Он сгорел… на Юкате, когда поднял козерогов против доктора Чрефа. Я сам почти козерог — у меня две шишки!

— Только бы всё это хорошо закончилось. Не нравится это мне, Геля.

— Вы думаете?..

— Он думает, что я сумасшедший, но я действительно летал на Юкату. Где мой прутик? Посмотрите на него — и всё поймёте.

Но прутик так и не нашёлся, хотя искали его теперь уже все.

ДОМОЙ, ДОМОЙ

Славка выздоравливал медленно, с большим трудом — так считали врачи, которые с интересом и жалостью выслушивали его фантастические рассказы про далёкое созвездие Козерога, таинственную Юкату, откуда он недавно прибыл на Землю, замороженный доктором Чрефом, в блестящем летающем блюдце или тарелке-космике, что, впрочем, одно и то же.

В его рассказе о приключениях и жизни на Юкате была своя строгая последовательность, ни разу он не сбился и ничего не перепутал. Геля Веткина первая записала эти фантастические Славкины рассказы, а потом каждый раз сравнивала с тем, что Славка рассказывал другим людям. И ни разу Геля не нашла в них путаницы и противоречий. Правда, некоторые моменты своей жизни на Юкате Славка не мог объяснить толком — например, чем питался, когда и где спал, но всю вину за это он сваливал на причудливое юкатианское время, которое было настолько озорным и лукавым, что не обращало внимания на такие мелочи, как еда и сон.

Врачи, лечившие Славку целой комплексной бригадой, слушали его рассказы, качали головами, вздыхали… говорили, переглядываясь, долгое: «Да-а…» — и уходили ни с чем.