Невозможный Кукушкин - Галахова Галина Алексеевна - Страница 20

— А у тебя странные понятия о предательстве, — сказал Гуслевич, обращаясь к Андрюшке. Тот щекой только передёрнул. — Но мы ещё, я думаю, переговорим с тобой не раз на эту тему.

— Ну а после этого? — спросил Новодедов Нырненко, чувствуя, что давить надо именно на этого парня: легко поддаётся.

Серафима Петровна опять кашлянула.

— После этого мы побежали. А потом Славка с Андрюшкой подрались…

— Драться нехорошо, — сказал наставительно Новодедов. — Вот мы в наше время…

Тут пришла очередь кашлять Мине Ивановне, и он замолчал.

— Ну и дальше что? — спросила Светлана Леонидовна, откинув Нырненко волосы со лба, они так и лезли в глаза.

— Дальше всё. Славка ушёл. Портфель его остался на дороге. Кто-то его взял… Потому что Славка прибегал потом ко мне. Думал, я унёс. Но я не унёс, я думал…

— Расстегай Иваныч нашёл портфель. Пожалел его и поволок домой. Шёл дождь, — сказала Серафима Петровна, и почти вся картина сразу обрисовалась. Сомкнулись концы с концами, но всё-таки до конца ещё не прояснилось.

— Больше ты не видел Славу? — спросила Светлана Леонидовна.

— Нет.

— А ты, Андрей? Я к тебе обращаюсь!

Пчелинцев молчал.

— Так и будем молчать?

— Не видел. И больше не спрашивайте.

Серафима Петровна кашлянула, и тогда Нырненко осторожно взял Пчелинцева за руку и пожал её. И Андрюшка заговорил:

— Ещё он мне бросил в ящик письмо. Я получил письмо утром. Когда шёл в школу…

— Где письмо? Какое письмо? — разом вскинулись все. — Что он написал?

— Это касается только нас…

— Нет! — не выдержала больше Мина Ивановна. — Теперь нас всё касается. Мы почти как родственники. Говори, или я тебя съем!

Андрюшка исподлобья взглянул на неё: думает, что он маленький! Вот глупая тётка!

— Это только нас касается. И ещё одного человека, — угрюмо повторил Пчелинцев и стал совсем упрямым и непробиваемым.

— Оли? Перепёлкиной? — подсказала Светлана Леонидовна.

Андрюшка вспыхнул и отвернулся.

— Тогда всё ясно. Для нас там действительно ничего интересного нет. Так, Андрей?

— Да, — с трудом выдавил из себя Пчелинцев.

— Всё. Идите на урок. Ваш прогул урока физкультуры мы ещё обсудим…

Приятели уныло поплелись в класс. Серафима Петровна вздохнула и посмотрела вслед Нырненко и подумала: «Ладно, толстый, я тебя прощаю. Ты всё рассказал…»

— Куда он мог деться?! Ума не приложу! — воскликнул Гуслевич и обвёл всех глазами. — Дорого бы я дал за то, чтобы увидеть его. Только бы он был жив! Что я скажу Василию Игнатьевичу… Я за него головой отвечаю… а не видел его уже двадцать четыре часа…

Никто не знал, что делать. Дело и впрямь принимало серьёзный оборот.

СЕРЬЕЗНЫЙ ОБОРОТ

Так всегда бывает: одно слово может всё изменить, так освещает обстоятельства, что всем становится страшно.

Не скажи сейчас Гуслевич «двадцать четыре часа», может быть, ещё что-нибудь отвлекло эту поисковую партию от тягостных раздумий о Кукушкине, но слово было сказано, и всем действительно сделалось страшно. Двадцать четыре часа не видеть ребёнка, за которого ты отвечаешь головой!

А Серафима-то Петровна и Мина Ивановна и вовсе никогда не видели Кукушкина в глаза! Им было ещё страшнее, потому что вдруг они его так никогда и не увидят!

Новодедов — этот единственный среди них кровный родственник Кукушкина — пришёл в такое отчаяние, что закричал:

— Может, он под машину попал?!

— В «Скорую помощь» надо позвонить! — поддержала его Серафима Петровна. — Как я раньше не догадалась. Ахти-ахти!

Светлана Леонидовна закрыла лицо руками и прошептала:

— Боже мой, а он вчера пришёл ко мне на урок больной — для прохождения нового материала! Надо же, он помнил, что у нас будет новый материал, хотя старого он никогда не знал!

Упрямый Гуслевич захотел крикнуть, что Славка вчера был здоров — иначе бы он не отпустил его в школу! — но посмотрел на безутешную Светлану Леонидовну и промолчал.

— Не надо, дочка! — сказал вдруг по-доброму Новодедов. — Мы его найдём. Мы его обязательно найдём. И я сам лично приведу его к вам для прохождения нового материала. Внук он мне или не внук, в конце-то концов?!

— Так вы его дедушка? — удивилась Светлана Леонидовна и подняла заплаканное лицо и улыбнулась, как она умела это делать: неуловимо и хорошо. Помните слова исчезнувшего Кукушкина?.. «Неуловимое и хорошее»… Какой человек был! Как умел формулировать!

— Он может вами гордиться, — продолжила Светлана Леонидовна, — и брать с вас пример.

На это её заявление Мина Ивановна многозначительно улыбнулась, и Новодедов решительно промолчал.

— Светлана Леонидовна, — сказал директор, только что вышедший из кабинета. — Я вас жду и жду, а вы всё не идёте и не идёте. — И опять исчез.

— Извините, товарищи, я вынуждена вас покинуть, — сказала Светлана Леонидовна и припудрила нос. — У меня сейчас будет объяснение с руководством.

Все тяжело вздохнули и поникли.

— Но я не сдамся. Я постараюсь доказать…

И все мигом ожили.

А Гуслевич первым торопливо шагнул вперёд и сказал, что, пока Кукушкин не отыщется, он, Гуслевич, будет работать связным между школой и розыскной четвёркой. А Новодедов на это почему-то покачал укоризненно головой. Потом они распрощались с учительницей и покинули школу.

ОТ «СКОРОЙ» ДО МИЛИЦИИ

Телефон был у Мины Ивановны. Пошли к ней. Сначала звонил Новодедов, но без толку, потом Мина Ивановна сняла трубку и сказала просто и хорошо:

— Дорогая, у нас пропал вчера мальчик Слава Кукушкин одиннадцати лет. Не поступал он к вам?

Дорогая долго молчала, но в конце концов утешительно ответила, что по «Скорой» Слава Кукушкин не проходил.

Все обрадовались: какой камень с плеч свалился!

Но радоваться было ещё рано: оставалась милиция со всеми её несчастьями и преступлениями.

— В милицию! — сказал Новодедов. — Но для более внушительного вида я должен пойти домой и переодеться. Вдобавок у меня День не кормлен.

Новодедов думал, таким образом, избавиться от попутчиков, чтобы в быстром и решительном одиночестве отправиться в милицию и там всё узнать. Но этот старушечий поезд снова потащился за ним, и ему на самом деле пришлось идти домой и там переодеваться.

МИЛИЦИОНЕР ПЁТР ТАГЕР

Милиционер Пётр Тагер изнывал от скуки. Это было его первое дежурство в отделении, и он жаждал, чтобы оно прошло как-нибудь необыкновенно — вроде того случая на улице, когда он увидел что-то в небе, а потом почти познакомился с красивой девушкой. Но ничего не случалось. Телефон упорно молчал, и было кругом так тихо, что две мухи, сначала летавшие над лампой, вдруг взяли и подохли.

Вдруг дверь приоткрылась — и к нему просунулась голова в военной фуражке. Тагер по-военному быстро вскочил и отчеканил:

— Младший лейтенант Тагер. Чем могу служить, товарищ подполковник?

— В отставке… — добавил Новодедов и пожал Тагеру руку. — Вольно, младший лейтенант, садитесь. А вы входите, входите, — сказал он своим спутницам.

Все вошли, и Расстегай Иваныч залаял, потому что впервые ощутил запах настоящей тревоги. Милиция всё-таки!

— У нас произошло несчастье… — начал было Новодедов.

Тагер вскочил.

— Убийство? Ограбление? Где?

— Нет, что вы! Исчезновение… — испугался Новодедов. — Зачем же так сразу! Исчез мой внук Слава Кукушкин. От роду ему одиннадцать лет, два месяца и три дня, — произнёс он упавшим голосом эти сокровенные цифры. Сколько его вины в них!..

— Я должен составить протокол. Это вас не затруднит?

— Пожалуйста.

Тагер начал составлять протокол и этим чуть не погубил всё дело, потому что Гуслевич со старушками запутались в подробностях и никак не могли оттуда выпутаться.