»Тихая» Одесса - Лукин Александр Александрович - Страница 39

— Она меня будет учить, чем здесь торгуют, а чем не торгуют! — проворчал аптекарь и открыл дверцу стойки. — Идите же.

Деревянный, по форме и сам напоминавший домашнюю аптечку аппарат висел на стене в большой полутемной комнате, где пахло эфиром, валерьяной и карболкой, а на столах в беспорядке стояли фарфоровые кружки и штанглассы из синего толстого стекла.

Алексей завертел ручку телефона. Аптекарь потоптался у стола и, убедившись, что посетитель действительно вызвал ЧК, вышел из комнаты.

Голос дежурного был едва слышен. Он с трудом пробивался сквозь треск и шипение мембраны.

Алексей вжимал губы в медный рожок микрофона, забранного тонкой проволочной сеткой:

— Передайте Иннокентьеву или Оловянникову: в порту на элеваторе предательство! Пусть примут меры! Сегодня ночью его собираются спалить… Вы поняли меня? Пожар, говорю! По-жар!.. Ну да! Сегодня ночью! Там кто-то орудует. Пусть как следует обшарят весь элеватор… Элеватор пусть обшарят, говорю! И нужно усилить охрану! Все поняли?.. Охрану усилить!..

— Кто передает? — донеслось издалека.

— Скажите, херсонец.

— Кто?

— Херсонец. Так и передайте, они поймут.

— Будет сделано… — прохрипело вдали.

Алексей повесил трубку на рычаг. Прислушался. Потом шагнул к двери и рывком отворил ее. За дверью стоял аптекарь. Вид у него был сконфуженный.

Алексей поманил его пальцем.

— Должен предупредить, — негромко сказал он, прикрывая дверь, — то, о чем я сейчас говорил, кроме нас с вами, не знает ни один посторонний человек. Если начнутся разговоры… Все понимаете?

У провизора лицо стало под цвет его халата.

— Что вы, что вы, товарищ комиссар! — замахал он руками. — Я же совсем не имел в виду… Просто, знаете, незнакомая личность, так я немножко боялся. Ай-яй-яй, какой ужас, какой ужас!..

— Я вас, кажется, предупредил? — нахмурился Алексей.

— Ради бога, не беспокойтесь! Все умрет в этой комнате.

— И жене своей скажите, если она слышала…

— Ничего она не слышала! А у меня прежде язык отсохнет, чем я доверю женщине такое дело! Ай-яй-яй…

— Вот именно! За телефон спасибо.

— Об чем речь! — закричал провизор. — Какое может быть спасибо! Заходите еще, когда нужно! Приходите запросто! Я всегда с большущим удовольствием!..

Он проводил Алексея к выходу мимо изумленной жены и долго кланялся, стоя на пороге, Алексей поспешил свернуть за угол.

НА ЭЛЕВАТОРЕ

В обрыве на морском берегу имелась узкая щель, заросшая репейником. Протискиваться в нее надо было боком, но затем ход расширялся и постепенно переходил в низкую пещеру. Здесь и увидел Алексей «гвардию Шаворского», которой предстояло сегодня «обеспечивать» пожар на элеваторе.

Это было пестрое сборище, человек двадцать. Большая часть — обыкновенные уголовники, те, что по ночам наводили ужас на одесских обывателей. Среди прочих Алексей разглядел людей с военной выправкой, заметной, даже несмотря на затрепанную, с чужого плеча одежду, в которую они были облачены. В третий раз он встретил здесь и небезызвестного «представителя гужевого транспорта» Фому Костыльчука. Фома тоже узнал Алексея и по-приятельски подмигнул ему.

Распоряжался в пещере плотный мужчина с выпуклой грудью и интеллигентской острой бородкой. Низкий рокочущий голос его показался Алексею знакомым. Он подошел ближе, вслушался. И вспомнил: лестничная площадка, витражи в оконных проемах, медная дощечка на двери… Баташов!..

Это было важное открытие, но за ним тотчас последовали новые.

Как и Шаворского, Алексей давно знал этого человека. На фотографии, принесенной Инокентьевым, он был изображен в морской форме с погонами капитана второго ранга. И фамилия у него была другая: Сиевич. Один из организаторов прошлогоднего заговора в Одессе…

Трое ускользнули в двадцатом году от ЧК: Шаворский, Сиевич и Краснов. Краснов был убит. Относительно Сиевича существовало мнение, что тот убрался за рубеж. Ан нет, тут голубчик!..

В отличие от Шаворского, который сбрил бороду, бывший кавторанг отрастил эспаньолку. Но бородой не прикроешь крупного горбатого носа и вялых складок кожи, наплывающих на веки. Вот, значит, кто этот таинственный Баташов, который подсылал к Алексею старичка в рединготе!..

И еще один человек тревожил Алексея. Тревожил потому, что разглядеть его толком не удавалось, а Алексей не мог отделаться от ощущения, будто и с этим субъектом он уже где-то встречался. Ростом парень напоминал покойного Булыгу, но выглядел еще более громоздким и нескладным. Козырек насунутой на уши кепки бросал тень на его лицо. Ноги он ставил косолапо, носками внутрь, руки держал в карманах широченных клешей. Стоял он в обществе Фомы Костыльчука и еще каких-то уголовных типов.

Алексей старался не попадаться ему на глаза, но случай все-таки свел их вместе.

Наедине переговорив с Баташовым-Сиевичем, Микоша подошел к Фоме, сказал ему что-то, и вся компания двинулась к выходу. Фома нес фонарь, Микоша — большой ржавый бидон, пахнущий керосином.

— Айда! — сказал Микоша Алексею.

В проходе он остановил своих людей и стал давать указания:

— Загорит в два ночи. Слушайте все: вести себя тихо! Шпалерами не шуметь, только в особенном случае. Фомка, бери пару хлопчиков и дуй вперед, сделаешь пожарные краны, чтоб ни капли воды! Вразумел? Иди!

Костыльчук поднял фонарь и оглядел своих, выбирая помощников. Желтый колеблющийся свет побежал по лицам.

Алексей вздрогнул.

Моргая от света, как ослепленная сова, перед ним стоял не кто иной, как Петя Цаца, сосед Пашки Синесвитенко…

— Ты, — сказал Фома Цаце, — и ты, — он ткнул пальцем в костлявого сутулого мужика в брезентовой рыбачьей накидке.

Они ушли первыми.

Выждав немного, Микоша велел отправляться. По одному вылезли из катакомбы и двинулись в город. Шли через центр, растянувшись цепочкой.

Алексей шагал вслед за Микошей и думал о Пете Цаце.

Узнал он его или не узнал? Виделись они только один раз, в день приезда Алексея в Одессу. Цаца тогда вроде не особенно присматривался. К тому же Алексей уже с неделю не брился и сильно оброс щетиной.

А если все-таки узнал? Тогда худо. Родство с бывшим красноармейцем Синесвитенко не может украсить Алексея в мнении бандитов. Если Цаца начнет трепать языком и это дойдет до Шаворского, провал не минуем: у «хозяина» совсем другие сведения о биографии Алексея.

Алексей старался вспомнить, какое было выражение лица у Цацы, когда он увидел его. Вроде как равнодушное. Впрочем, поди разберись: рожа у Цацы, как окорок, ничего не выражает!..

Они спустились к порту. Вблизи Потемкинской лестницы Микоша остановился и подождал приятелей. Когда все подошли, он велел Алексею остаться с ним, а прочим идти к элеватору в обход, занять удобные места и ждать. Когда загорится и набежит толпа, учинить панику. Главное, помешать тушить.

— Займется покрепче, тогда смывайтесь, — сиплым шепотом наставлял он. — Если налетят чекисты, можно и пострелять. Однако не слишком! Эй, Гоша, слышишь ты меня? Не особенно разоряйся! Пусть Одесса думает, что мы здесь ни при чем

— Не учи ученого… — сказал Гоша, очевидно, большой любитель пострелять.

— На нас с тобой самый ответственный факт! — заявил Микоша, когда они с Алексеем остались одни. — Фома заклинит пожарный кран. Такой хороший дубовый клинышек!.. Хлопчики поработают в толпе. А мы в нужное время запалим в другом месте.

— Это еще зачем?

— Не доходит? Да чтоб они побегали туда и сюда! Вразумел?

— Ага…

— Держи! — Микоша сунул Алексею бидон. — И двинули скоренько.

…Они шли какими-то одному Микоше известными переходами. Сворачивали в переулки, перелезали через заборы, обходили склады и заброшенные мастерские, шагали по шпалам портовых железнодорожных путей. Алексей скоро перестал понимать, где они находятся, и заботился лишь о том, чтобы не потерять Микошу из виду.

Миновали какой-то пустырь, и дорогу преградила каменная стена, укрепленная толстыми контрфорсами. За ней возникла тень огромного здания. Элеватор.